Забытая Чечня: страницы из военных блокнотов - Юрий Щекочихин

— Раненых наших? — спросил я.

— Раненых, — бросил он и отошел к своим, таким же пропыленным и небритым людям еще одной кавказской войны.

Несмотря на грохот и молнии в небе, приземлился тяжелый транспортный самолет — уже пятый за последние несколько часов, насколько я сумел их сосчитать.

И эти самолеты, и множество омоновцев в аэропорту, не только с автоматами, но и с «мухами», и сама Махачкала, где присутствие людей в защитном камуфляже куда заметнее, чем раньше, во время прежних поездок в Дагестан и даже во время чеченской войны, — все это для августа 99-го года куда более грозовые признаки, чем любые природные катаклизмы. Но даже солнечное затмение, которое я наблюдал через черное стеклышко — мне дал его парень из СОБРа, — не вызвало никаких ассоциаций с событиями, которые вновь потрясали Северный Кавказ и всю Россию…

В этой командировке меня, честно, совершенно не занимали военные сводки, идущие с полей, точнее, с гор сражений против вторгшихся через перевал Снежный хаттабовцев и басаевцев: во-первых, сводки эти с регулярной переодичностью сообщаются во всех теленовостях, а во-вторых, с некоторых пор победные генеральские сводки у меня уже не раз ассоциировались с победой над здравым смыслом.

Что, Дагестан тоже «уходит»? На карте появилась новая Чечня? Россия опять втягивается в безнадежную кавказскую войну, повторяющую, как в зеркале, недавнюю бойню, в которую втянули нас президент и его горе-куропаткины? Чтобы ответить на эти совершенно наивные вопросы, я и прилетел в Махачкалу.

Встретился с председателем Госсовета республики Магомедали Магомедовым, с депутатами, аналитиками и сотрудниками спецслужб. Целый вечер просидели с мудрым Расулом Гамзатовым, чей авторитет в Дагестане непререкаем. Разговаривал с десятками людей, не обладающих кабинетами и властью, а просто живущих здесь и не собирающихся никуда из Дагестана уезжать.

Так вот, первое: Дагестан «не уходит», новой Чечни на российской карте не появится. Чтобы такое произошло, кремлевским политикам надо было бы, как минимум, громогласно объявить о «восстановлении в Дагестане конституционного строя». Как, собственно, и было в Чечне, где бессмысленными бомбежками городов и аулов, жесточайшими «зачистками» селений, фашистскими фильтлагерями, убийствами десятков тысяч жителей просто за то, что они чеченцы, заставили множество людей, и не помышлявших об отделении от России, принимать каждого русского за оккупанта и захватчика.

У каждого, с кем пришлось увидеться в Дагестане (не только во время последней командировки, но и во многих предыдущих), свой ответ на вопрос, почему Дагестан был и остается частью Российской Федерации. Для политической элиты это прежде всего вопрос сохранения власти. Для коррупционеров и бандитов (что, в принципе, совсем не означает, что одновременно они не входят и в политическую элиту, чем, правда, сегодня никого не удивишь на наших пока еще бескрайних просторах) — возможность превращать деньги из федерального бюджета в королевские особняки на Каспии: случайно ли Дагестан одна из самых дотационных республик в составе России? Но большинство людей, не примыкающих ни к тем, ни к другим, не способны даже представить свою жизнь по законам шариата, а уж тем более по ваххабистским установлениям того же Хаттаба. (В одном из «горячих районов», куда проникли боевики, ваххабитов поддерживают аж 250 человек из 2500 жителей, в другом — аж 150 из почти 5-тысячного населения.)

Чего я только не наслушался! От «попробуй заставь мою жену надеть паранджу — скорее сам ее наденешь» до совсем уже экзотического: «Какие-то негры нас хотят захватить». «Неграми» оказались суданцы, которые тоже пришли с Хаттабом. Запомнились слова Расула Гамзатова: «Как можно себе представить жизнь без «Войны и мира» и без «Преступления и наказания»? Но даже люди, для которых русская литература не является потребностью каждого дня, в жизни, в быту не могут обойтись без русского языка, соединяющего десятки национальностей Дагестана.

Нам, живущим на среднерусских просторах, все одно, что Чечня, что Дагестан. Но принципиальное различие в устройстве этих республик как раз в том, что Чечня фактически мононациональна, а Дагестан многонационален — «дагестанской нации» просто не существует в природе. Потому-то, когда Надыр Хачилаев со своими сторонниками занял здание Госсовета в Махачкале, серьезно он не был никем поддержан по одной причине: ни один из влиятельных национальных этносов за ним не стоял. Лозунгов о борьбе с коррупцией власти оказалось явно недостаточно, чтобы вывести на улицу тысячи людей.

(По нашему географическому кретинизму нас опережают разве что американцы. Не забуду, как в Нью-Йорке один университетский профессор долго уговаривал меня перестать бомбить Южную Африку. «Чего?» — никак не мог я его понять. — «Ну эту Чечню»).

Это — попытка дать ответ на первый наивный вопрос. Теперь — на второй.

Видим ли мы самих себя в зеркале чеченской войны?

Нет.

Вспоминаю, да разве это можно забыть, все свои поездки туда, в Чечню. Ни разу ни от кого из чеченцев я не слышал: «Спасибо вашей армии за то, что она здесь». Только одно: «Уходите, пожалуйста, уходите». От их вождей до их полуграмотных дедушек.

Зато в Дагестане ни разу ни от кого не услышал: зачем здесь ваши солдаты, ваши вертолеты, ваш спецназ?

«Против нас совершена агрессия. Мы ждем помощи от федерального центра», — убеждал меня М. Магомедов. Ну ладно, он председатель Госсовета… Боевики, проникшие в Дагестан, никому, кроме нескольких сотен сторонников ваххабитов, здесь не нужны. Они проникли сюда силой. Они хотят здесь установить свои порядки точно так же, как Кремль — в Чечне, даже если эти порядки неприемлемы для тех, кто здесь живет. Потому-то даже Надыр Хачилаев, главный противник сегодняшней официальной Махачкалы, не толкает своих сторонников на помощь Хаттабу и Басаеву, хотя, как я знаю, и с тем и с другим находится в прекрасных отношениях.

И еще об одном обстоятельстве.

Как только стало известно о нападении боевиков Хаттаба на Дагестан, мгновенно начали говорить, в том числе и московские официальные лица, о Чечне и чеченских боевиках.

В Махачкале я увидел Евгения Баранова и Виктора Швагериуса, корреспондентов ТВ-6 (с ними мы совсем недавно работали в Югославии), только-только вернувшихся из района боевых действий. По их словам, состав боевиков весьма интернационален: наемники из Саудовской Аравии, из Пакистана, из Судана. Естественно, есть и чеченцы, но они по большей части тоже наняты как командиры, имеющие боевой опыт. А основная сила ваххабистского движения — жители Дагестана, прежде всего — молодежь, подготовленная в ваххабитских лагерях.

И я вспомнил, как накануне днем Айнудин Асадулаев, полковник ФСБ, недавно ушедший в отставку, рассказывал с горечью, что еще в 92-м году он предупреждал и Махачкалу и Москву о том, как и чему учат дагестанскую молодежь в Саудовской Аравии, Иордании и Малайзии.

— Вот, кажется, и научили…

Реакции на его информацию не было никакой.

«Мы всегда боремся не с палкой, а с тенью от палки», — сказал мне Расул Гамзатов.

Да, мудрый он человек. Особняки дагестанской знати под усиленной охраной. Вот дом вице-премьера, вот дом министра, вот дом мэра, объясняет мне мой попутчик. Когда-то, всего два года тому назад, один высокопоставленный дагестанский чиновник чуть было не устроил мне специальную экскурсию по городу под туристским девизом: «Вперед к инвестициям!» Потом, видимо, мужество ему изменило… а может, просто не хватило времени?

Вспомнил жуткую бедность в тех селах, где сейчас идут бои: когда-то залетал туда на вертолете.

Узнал, что все громкие истории о борьбе с коррупцией в Дагестане, провозглашенные полгода тому назад, постепенно ушли в песок. По крайней мере, никто в городе в этом не сомневается.

И — вторая командировка. Всего лишь день назад это еще были живые люди. А теперь их тела были небрежно свалены в разрушенной будке автозаправки на окраине села Карамахи, о существовании которого мало кто знал до начала очередной кавказской войны.

Я вдруг почувствовал, что сам начинаю привыкать к таким картинкам (какая это по счету моя командировка на войну? Пятая? Десятая? Если бы мог такое представить себе в юности — лучше бы даже не становиться журналистом!)

Тела девяти боевиков собрали в подвалах разрушенных авиацией домов этого села, за которое целую неделю шел бой.

— Сволочи! — говорит местный ополченец. — Трое из них прятались в подвале среди женщин и детей. За их спинами. Моих троих уложили. И одного пацана из федералов. Ему оставался до дембеля один день.

У битые — люди явно не местные. Один из них — негр. Местные пособники «вахов» — так здесь называют ваххабитов — из села ушли. Два дома и сейчас еще объяты пламенем: им не простили.