Все арестованы! - Андрей Белянин

— Конечно, когда тебя бросают любимые, это неприятно. Это ужасно, это нервы, стресс и седина раньше времени. Но ещё хуже, когда тебя бросают сразу две любовницы в один день!

— Так у тебя их было две?! — Я чуть не съехал со стула. Что-то мне хватит…

— У меня их десять, — нетрезво обиделся капрал. — То есть было десять, теперь-то осталось только восемь. Эта красотка Софи… я всегда знал, что это ненадолго, она чертовски хороша, слишком хороша, даже чрезмерно! Но я не думал, что меня это так потрясёт. Я и не предполагал, что могу так сильно к ней привязаться. И зачем? Кто меня просил? Нельзя влюбляться, никак нельзя, нельзя-а…

Он повесил голову и заплакал. Или скорее сделал вид, насильно выжимая из себя слезу в рюмку, чтобы посочувствовали.

— Ну, будет, будет, — с деланой суровостью похлопал его по спине Жерар и подмигнул мне. Он широко улыбался, являя собой абсолютную невосприимчивость к количеству выпитого, и явно наслаждался излияниями капрала. Для него это было развлечение, я понимаю: тощий капрал был просто смешон, когда так явно играл на публику, пытаясь растрогать нас своими слезливыми россказнями…

— Сейчас восемь, но сколько их у тебя ещё будет? Сотни!!! И уж получше этой Софи, какой бы красоткой она ни была. Женщины же липнут к тебе, как мухи на мёд. — Комиссар в своей манере попытался поддержать самолюбие Флевретти.

— Знаю, — невозмутимо отозвался тот. — Но никто не будет такой, как она! А ещё как Мари, которая мастерски танцует стриптиз при каждом удобном и неудобном случае, а ведь у неё уже внуки в школу пошли. Где я ещё такую найду? И Софи… о, Софи умеет открывать пиво зубами, без помощи рук, зажав бутылку между грудями. Кто ещё так может?!

Мы не можем, переглянувшись, поняли мы с шефом.

— Во-о-от! Таких женщин у меня уже не будет. И они обе бросили меня в один день!

— Ничего, может, ещё вернутся, по крайней мере, хотя бы одна из них. — Я осторожно вставил своё слово. Неудобно было всё время молчать, Флевретти мог заподозрить, что у меня чёрствое сердце и я ему не сочувствую.

Хотя на самом-то деле так оно и было. Как можно сочувствовать тому, у кого ещё осталось восемь любовниц?! Или всё-таки можно, но именно потому, что целых восемь… Восемь! Куда ему столько?!!

— Да ты что, я же говорю — окончательно! — доорался до меня капрал, видя, что я занят подсчётами в уме. — Они и слышать обо мне не хотят. Да, конечно, зачем я им? Работаю круглые сутки, жалованье смешное, карьерного роста никакого, служебные льготы тоже ничего не компенсируют. Вот если бы вы мне подняли зарплату, шеф…

Жерар строго посмотрел на него и покачал головой. Флевретти понял, что развивать тему не стоит, и снова запел старую песню о жестокости и непостоянстве женщин. Но алкоголь сделал своё дело, и истории капрала стали казаться мне уже чуточку интересными, тем более что и комиссар начал вспоминать молодость и свою личную жизнь.

— А что у вас было с мадам Шуйленберг? — не выдержав, задал я вопрос, который давно меня волновал. На трезвую голову я этого, конечно, не спросил бы, но к тому моменту мы распивали уже четвёртую бутылку: личные запасы из шкафа для вещдоков чудесным образом самовосполнялись.

— Это было по молодости. Короткий роман. Неконтролируемая вспышка страсти, ничего больше, сейчас мы оба это понимаем. Но она до сих пор не может забыть меня, в чём я смог убедиться, когда она приходила сюда в прошлый раз.

— Да, комиссар, она явно к вам неровно дышит, — поспешил льстиво заметить капрал.

— Правда? — неожиданно выпалив, покраснел наш начальник.

— Конечно! Это видно невооружённым глазом. А я в таких делах дока, вы же знаете…

— Так как вы познакомились? — напомнил я.

— Не помню, да это уже неважно. Главное то, что мы даже собирались пожениться. Но я на мальчишнике так напился, что проспал и опоздал на свадьбу на два часа. Или на четыре? Идти уже было неудобно, и я решил объясниться на следующий день. Но мы опять загуляли, и, когда она меня нашла и потащила на первую брачную ночь (ну, как положено у нас, чертей, первая брачная ночь должна быть прежде свадьбы), я оказался совершенно несостоятелен, потому что даже ещё не успел отрезветь после такого кутежа. Тогда она нахлестала меня по щекам и сказала, что все мы, мужчины, одинаковы, нам бутылка важнее женщины, и что она теперь знает, что делать, и примет давнее предложение министерства преподавать в женском университете, где нет ни одного мужчины, потому что она больше не хочет ни видеть, ни общаться ни с одним представителем нашего пола!

Устав от такого длинного предложения, комиссар Базиликус опустил тяжёлую голову и сурово вздохнул. Пользуясь случаем, Флевретти поманил меня якобы помочь принести ещё чаю и быстро доложил в коридоре, что это старая история, но в городе её рассказывают иначе, чем шеф. То есть он сам, своими ушами, слышал от своей мамы, что в зал муниципалитета наш Жерар всё-таки попал, туда его привели три друга, пьяные в никакую, с опозданием на час. А на вопрос священника, хочет ли он жениться на мадемуазель Шуйленберг, шеф заржал и брякнул: «Кон-нечн-но, нет в-вы посм-тр-те на неё, она же пьяная-а!» На этом у них всё и закончилось, она больше не захотела его видеть. А он страдал…

Вот примерно так у нас и прошли все восемь часов рабочего времени, но я уже не особо печалился об этом, потому что пары алкоголя были очень сильны и требовали «продолжения банкета».

— Пошли, я знаю тут одно место… — предложил Флевретти, когда мы после ухода шефа закрывали участок и мне никак не удавалось попасть ключом в замочную скважину.

И мы пошли. Ну то есть это он меня повёл, а я повёлся. Мы топали довольно долго, на другой конец города, так что даже успели немного протрезветь. Здесь открылось новое местечко, но уже явно ставшее популярным у горожан, потому что его владельцы серьёзно поработали над антуражем. У входа в кабачок стояла завлекающая посетителей скульптура мифического монаха-капуцина, с которым фотографировались все туристы. Сам монах был в полосатых штанах, выглядывающих из-под коричневой рясы, и выражение лица имел такое, словно приставал ко всем с поцелуями. Это и пугало и завораживало…

— Здесь подают самый лучший «Францисканец»! — заверил меня Флевретти, заталкивая внутрь.

Официанты ходили в «настоящих» монашеских рясах и, дурачась, крестили всех присутствующих, отчего у большинства чертей кружилась голова, но это была фишка ресторана. На стенах висели картины, художественно изображающие фантастические человеческие храмы, сказочные «деяния святых». Но пиво у них действительно оказалось хорошим, хоть и повышенной крепости, так что било по мозгам не хуже, чем коньяк в кабинете шефа. Ещё там подавали традиционные солёные крестики из бездрожжевого теста и пирожное с изюмом под интригующим названием «Пасхальный кулич». Местечко, что и сказать, на любителя, но определённой экзотикой обладало.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});