Я все равно тебя дождусь! - Евгения Перова

– Конечно, ну что вы!

– Марк вообще очень влюбчивый был в юности. И каждый раз так очаровывался, придумывал что-то, а реального человека не видел. И он очень щедрый, понимаешь? А тут меру надо знать…

Ну да – чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей, подумала Лида, которая слушала все внимательнее. Надо же, а она воспринимала Марка совсем не так! Может быть, Ольга Александровна обольщается, принимает желаемое за действительное?

– А Марк сразу – всю душу нараспашку. Потом мучился. Всегда переживал очень долго. А Саша… Мне никогда не нравилось это увлечение Марка: замужняя женщина! И сама Саша не слишком мне симпатична. Она вертела им как хотела. Слава богу, Марк как-то смог из этого выбраться. Так что Александра – это кумир поверженный.

– Но все-таки – кумир?

– Это надо у Марка спросить, но мне кажется, что уже не столько кумир, сколько… экспонат. Историческая ценность. Вот ты – другое дело! Тебя не нужно поднимать ни на какие пьедесталы – ты и так выше всех, ты – мать его сына.

– Ольга Аркадьевна, я прошу вас!

– Лидия, не волнуйся, я не скажу ничего такого. Я все понимаю, у вас своя жизнь, и вообще, это ваше с Марком дело. Просто… мне не так уж много осталось…

– Ольга Аркадьевна, ну что вы!

– Девочка, я совсем не боюсь, ведь там мы встретимся с Колей. Видишь, даже сейчас я больше думаю о муже. Но… я надеюсь… что ты… что вы с Илюшей всегда будете в жизни Марка, что бы ни случилось. Только и всего.

– Ну конечно! Как же иначе!

– Ты знаешь, я в последнее время много думаю, вспоминаю… Есть одна вещь, которая меня страшно мучает! Так странно, что какие-то незначительные происшествия… Даже не происшествия, просто несущественные мелочи – и вдруг с течением времени причиняют сильную боль! Можно, я расскажу тебе?

– Ольга Аркадьевна, конечно!

– Это давно было. Марк болел, и мы с ним весь день провели вместе. Я читала что-то вслух, когда Коля пришел. Его два дня дома не было, и я волновалась: такая опасная работа! Я услышала, что пришел, вскочила и побежала к нему. И вот мы обнялись, целуемся. И я краем глаза вижу, что в дверях стоит Марик – маленький, в пижамке фланелевой. Он худенький был, длинненький, но худенький. Ножки тонкие, ручки. Марик-комарик! Стоит и смотрит на нас, зайца плюшевого за уши держит. Такой заяц, любимый. Даже спал с ним. Постоял-постоял и ушел…

Ольга Аркадьевна прикрыла лицо рукой, а Лида схватила ее за другую руку, бледную и холодную:

– Ольга Аркадьевна, ну не надо, не переживайте так! Вам вредно!

– И ты знаешь, я сразу не сообразила! А потом вспомнила и думаю: что ж мы не обратили на него никакого внимания?! Коля не заметил, но я-то?! Его фигурка жалкая так и стоит у меня перед глазами – сгорбатился, как старичок, и побрел обратно, а заяц по полу волочится за ним… Господи! Мне до сих пор во сне снится!

Лида не выдержала и обняла Ольгу:

– Ну что вы! Да Марк этого и не помнит! Он же совсем маленький был! Сколько – три года, четыре? Конечно, он забыл давным-давно, а вы мучаетесь!

– Ты думаешь? А вдруг – помнит…

Лида смотрела с жалостью на горестное, постаревшее, но все еще прекрасное лицо Ольги Аркадьевны, на котором по-прежнему сияли «весенние» глаза, и думала: одни глаза и остались. Надо же, как будто свет льется из глаз! Неземной…

Лида не знала, что ей делать: уехать и оставить Марка одного с Ольгой Аркадьевной было немыслимо! Но она еще весной распланировала свою жизнь: диссертация почти готова, на осень назначена предзащита, а в январе Лида собиралась выйти на работу, хотя три года Илюшке исполнялось только в мае. Но… надо было на что-то жить, тем более что теперь она осталась одна – мать, которая всегда зарабатывала гораздо больше Лиды, подкидывала ей денег, но Лида так не любила одалживаться!

– Лидочка, ну почему одалживаться? Ты же моя дочка, Илюша мой внучек, я вас люблю! Ты же знаешь, мы с Янусей всегда рады вам помочь!

И Лида в конце концов согласилась, что «Януся с Милусей» будут оплачивать детский сад для Ильки. Замужество так изменило Люсика, что Лида иной раз просто не узнавала мать и думала: господи, ей всего-то и надо было, чтобы ее любили! Сидеть на шее у Марка Лида тоже не собиралась – ему и так приходилось нелегко. Лида долго маялась, не зная, что делать, и решила остаться до зимы. Это, конечно, сильно осложнило ей жизнь и подготовку к предзащите, но что было делать! Лида подключила Интернет и развлекала Ольгу Аркадьевну, показывая ей коллекции западных музеев.

– Ну надо же, как интересно, – удивлялась та. – И что, можно все музеи увидеть? И Лувр, и Прадо? Какое хорошее изобретение!

Лида попыталась и Марка научить пользоваться компьютером, но получалось плохо – он не попадал по нужным клавишам, не умел пользоваться мышью и раздражался – у Илюшки выходило гораздо лучше!

Настала зима, прошли праздники, Илюшка первый раз побывал на елке в музее и был в полном восторге. 10 января Лиде с Илюшкой надо было выходить на работу: маме – в музей, сыну – в садик. Все последние дни Лида чувствовала себя не в своей тарелке, и Марк сказал:

– Артемида, перестань страдать. Мы давно все решили, так что уезжай спокойно. Не переживай, я же все понимаю.

– Марк, я буду приезжать по выходным, через неделю, ладно? Каждые выходные я не потяну.

– Ничего, я тоже смогу приезжать. Я договорился с сиделкой, чтобы мама не оставалась одна, пока я на работе.

Ну вот! Теперь он будет тратиться еще и на сиделку! Что же делать?! Может… может, плюнуть на все – на диссертацию, на Москву? Душа у нее рвалась пополам, и чуткая Ольга Аркадьевна как-то сказала:

– Девочка, ну что ты так переживаешь, не надо! Все будет хорошо. Посмотри, я сейчас вполне прилично себя чувствую, так что Марик совершенно зря придумал эту сиделку!

– Простите меня, Ольга Аркадьевна! Простите, что так получилось!

– Ничего-ничего! Поезжай в Москву. Тебе надо защититься, зря, что ли, ты столько лет этим занимаешься! А там будет видно. Поезжай.

И Лида уехала.

Ольга Аркадьевна умерла в середине февраля. Лида, отойдя от первого горя – она еще не подозревала, как сильно ей будет не хватать Ольги Аркадьевны! – невольно задумалась о том, как изменится ее жизнь. И думала всю долгую дорогу до Трубежа, хотя и пыталась себя одергивать: «Перестань мечтать и фантазировать! Ты знаешь прекрасно, чем это заканчивается!» Но ничего не могла с собой поделать.

Лида понимала, что теперь ничто не мешает Марку перебраться в Москву, и за три часа, проведенные в экспрессе, не только распланировала их будущую совместную жизнь, но даже мысленно сделала ремонт и переставила мебель в квартире. Приехав, она застала полный дом народа и еле нашла Марка. Держался он стойко, но все время словно ускользал от Лиды – и на похоронах, и на поминках. Марк отгораживался от нее, как и тогда, после сердечного приступа Ольги Аркадьевны, и Лида опять не знала, что с этим делать.