Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, теперь я пойду… А то вы тут, может, творили что-нибудь… хе-хе… вечное, а я, старый брюзга, мешаю.
Еще раз Куколкина рука нырнула, как в душную пуховую перину, – в две чисто вымытые пухлые ладони, и плюшевый мягкий старик вышел, покачивая серебристой бородой, опираясь на трость с серебряным набалдашником.
После его ухода Куколка посидел еще немного в задумчивости, перечитал письмо к маме, дописал несколько строк и сказал сам себе, потирая лоб:
– Что-то мне еще нужно сделать?.. Неприятное, но необходимое… Гм! Со вчерашнего дня собираюсь. Ах да! Разыскать Мецената и поговорить с ним.
Куколка с гримаской почесал затылок, вынул из ящика письменного стола какую-то светло-фиолетовую записочку, перечитал ее, вздохнул и, энергично одевшись, решительно вышел из дому.
Глава XV
мат меценату
Изменял ли жене Меценат? Никто из клевретов не мог сказать об этом ничего положительного или отрицательного. Вообще эта сторона жизни Мецената была окутана абсолютным мраком. В орбите его разнообразной жизни вращались кроме клевретов и несколько очень недурненьких девушек сорта, совершенно противоположного Яблоньке, но у Мецената к ним отношение было более отеческое, чем галантное. На ухаживание за ними вездесущего Мотылька Меценат смотрел сквозь пальцы, сам же ограничивался благодушным подшучиванием над всеми этими Мусями и Лелями, подкармливая Мусю и Лелю ужинами при упадке их личных дел и снабжая малой толикой деньжат под деликатным предлогом, что «мне твоя красная шляпа, Муся, действует на нервы. Возьми себе эту бумажку и купи что-нибудь менее кровавое!»
И Муси жались к нему при всяких невзгодах, как попавшие под ливень пичуги к могучему гостеприимному дубу.
И сегодня – в этот воскресный день – Меценат тоже кейфовал не один, а обсаженный с двух сторон Мусей и Лелей. Сидели они в том самом кабинете кавказского погребка, где не так давно праздновался день рождения Принцессы, столь прекрасно воспетой Кузей в его импровизации о красоте лени.
Муся сидела справа от Мецената, Леля слева.
Леля была брюнетка в серой шляпе, Муся – блондинка в черной, с эспри. Кроме этого, ничем они друг от друга не отличались. Муся как Леля, Леля как Муся. Одним словом, девушки как девушки.
– Понимаете, Меценат, – рассказывала, волнуясь, Леля. – Когда мы познакомились, он уверял меня, что учится студентом в Лесном институте, а оказался простым приказчиком на дровяном складе вовсе. Как это вам покажется?
– Отчаяние и ужас, – серьезно сказал Меценат, прихлебывая белое винцо. – Я бы не пережил этого удара.
– Знаете, я поэтому с ним и разошлась.
– Надеюсь, он не перенес разлуки и покончил с собой?
– Какое! Я сама так думала, а он за Дусей от «О бон гу» стал бегать, да еще и смеется вовсе!
– Смеется?! Возмутительный цинизм. Я бы его на вашем месте забыл.
– Я уже и забыла.
– Ну и умница. Почирикайте мне еще что-нибудь.
– Ха-ха! Что ж вы нас за птиц считаете, что ли? – кокетливо рассмеялась Муся. – Ужасно обидно, что вы нас даже, кажется, не считаете за интеллигентных вовсе. А я даже слушала курсы повивальных бабок!
– Святое призвание. Даю вам слово, если у меня родится ребенок, вы будете первая бабка, которая повьет его.
– Да я не кончила курсы. Все из-за того Гришки, который был инструктором на скетинге. Из-за него и курсы бросила, а потом долго плакала вовсе.
– Значит, ты, Муся, пожертвовала карьерой ради сердца… Такая жертва угодна Богу.
– Какой вы странный, Меценат. Говорите серьезно, а будто смеетесь вовсе.
– Смех сквозь невидимые миру слезы. Ну, чирикните еще что-нибудь.
Муся надула губки.
– Да что мы вам, люди или птицы?!
– Конечно, люди! За убийство каждой из вас убийца будет осужден на такой же срок, как и за убийство Льва Толстого. Значит, с точки зрения юриспруденции вы имеете такой же удельный вес, как и Лев Толстой.
– А у меня есть открытка Льва Толстого.
– Быть не может! Повезло старику.
– Меценат, а кто вам больше нравится – Муся или я? Но этот рискованный вопрос остался без ответа, потому что в ту же минуту из-за портьеры, заменявшей дверь, выглянуло смущенное лицо Куколки.
– Простите, Меценат… Я, право бы, не решился, но я думал, что вы одни. Почтенная Анна Матвеевна сказала, что вы сюда поехали… Я думал, с вами наши…
– Да чего вы там на пороге бормочете извинения?! Входите. Вот познакомьтесь с этими барышнями: левая – Муся, правая – Леля. Пожалуйста, не перепутайте только, это очень важно.
– Какой хорошенький, – проворковала Муся, косо, как птичка, поглядывая на Куколку. – Прямо куколка.
– Да его Куколкой и зовут, – рассмеялся Меценат.
– Неужели?.. Какая странная фамилия.
– Видите, собственно, моя фамилия Шелковников. Имя мое – Валентин, отчество…
И Куколка добросовестно выложил всю подноготную, благо тут не было Мотылька, который никогда не давал ему закончить полного своего титула.
– Но я вас буду лучше называть Куколка. Можно? Вы актер?
– Нет, я поэт.
– Как чудно! Напишите мне стишки.
– С удовольствием, – с невозмутимой вежливостью, характеризующей его в отношениях ко всем окружающим, согласился Куколка. – Выберу свободный час и напишу.
Потом обратил свое лицо, на которое налетело неуловимое облачко заботы, к Меценату:
– Простите, милый Меценат, но я, собственно, к вам по делу. Поговорить бы нужно. Очень серьезно.
Брови Мецената дрогнули от легкого удивления и какого-то тайного смущения, но он сейчас же деловито кивнул головой Куколке и встал.
– Это легко устроить даже сейчас. Тут рядом свободный кабинет. Перейдем туда. А вы, миледи, попросите еще вина и фруктов – позабавьтесь минутку без меня. Наболевший вопрос о предателе – приказчике дровяного склада еще не обсужден вами с исчерпывающей ясностью.
По искусственной веселости Мецената было заметно, что он немного внутренне сжался перед «серьезным разговором», потому что в его грешной голове сразу же мелькнула мысль: уж не открылась ли вся «Кукольная комедия» и не предстоит ли щекотливое объяснение по поводу жестокой шутки «в космических размерах».
Но о том, что случилось на самом деле, бедный Меценат и не догадывался и не мог бы догадаться, если бы ему дали на догадки три года сроку.
В пустом кабинете электричество не горело и весь источник света заключался в небольшом запыленном окне, помещавшемся высоко, а на улицу выходившем низко – в уровень с тротуаром. Солнце золотило пылинки на окне, но они не танцевали, как давеча в комнатке Куколки, а притихли, прижавшись к стеклу и чего-то выжидая. Скатерть со стола была снята, и на голой столовой доске ясно обозначилась цифра «8», получившаяся из двух следов от стоявших рядом мокрых стаканов с вином. На стене висела преглупая картина «Отдыхающая одалиска» – полногрудая женщина, играющая с ручным леопардом на пестром ковре.
Все вышеописанные подробности Меценат заметил не сразу, а втиснулись они в его мозг лишь тогда, когда случилось «это», и осели в мозгу на всю будущую жизнь. Даже запах – причудливая смесь из зеленого лука, лимона, тертого сухого барбариса и острого овечьего сыра, – даже этот специфический аромат, въевшийся в стены комнаты, долго потом преследовал Мецената.
Когда они вошли в кабинет, Куколка повернулся лицом к свету и, положив свою изящную тонкую руку на могучее плечо Мецената, сказал с некоторым волнением:
– Верите ли вы мне, Меценат, что я люблю вас больше, чем всех остальных?
– Верю, – немного колеблясь, ответил Меценат.
– Очень хорошо. Тогда мне легче говорить. Верите ли вы, что я сейчас обращаюсь именно к вам, потому что вы самый умный, самый добрый и вообще… Вы мне напоминаете доброго Бога-Отца, к которому всякий человек имеет право обратиться со всякой просьбой, за всяким – самым даже диким – советом. Верите?
Такое лестное сравнение немного испугало Мецената, и он с трудом преодолел себя, чтобы скрыть смущение:
– Куколка! Да что же случилось?
– У меня нет никого, кроме вас, старше меня и умнее, к кому бы я мог обратиться за советом по самому неприятному для меня поводу. Дело чрезвычайно деликатное. Со мной это впервые случилось.
– Вам нужен совет? – облегченно вздохнул Меценат. – Говорите смело. Что будет в моих силах…
– Меценат! Вы… не считаете меня фатом?..
– Боже сохрани!
– За это спасибо. Иначе бы я не мог и рта раскрыть. Слушайте же! Одна женщина призналась мне в любви и… как бы это сказать?.. немного даже преследует меня. А я, видите ли, ее не люблю. Признаюсь уже во всем: мне нравится другая. А эта первая… она хоть и красавица, да не по душе мне.
И доверчиво закончил:
– Это бывает, Меценат?
– Бывает, – усмехнулся мудрый конфидент. – Скажите, Куколка, а вы давали первой женщине… какой-нибудь повод?
– Ни малейшего. Я только был вежлив, как со всеми прочими… А случилось другое. Согласитесь сами, разыгрывать Прекрасного Иосифа – роль чрезвычайно глупая, но что ж делать, когда у меня совсем другие мысли и… стремления. Вы умный и опытный, посоветуйте, как это ликвидировать?
- Повести и рассказы - Аркадий Аверченко - Юмористическая проза
- Ниночка - Аркадий Аверченко - Юмористическая проза
- Дети - Аркадий Аверченко - Юмористическая проза
- Рождественский день у Киндяковых - Аркадий Аверченко - Юмористическая проза
- Крыса на подносе - Аркадий Аверченко - Юмористическая проза
- Калифорния без золота - Аркадий Аверченко - Юмористическая проза
- Роскошная жизнь - Аркадий Аверченко - Юмористическая проза
- Одинокий Гржимба - Аркадий Аверченко - Юмористическая проза
- Экспедиція въ Западную Европу Сатириконцевъ: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова - Аркадий Аверченко - Юмористическая проза
- Лентяй - Аркадий Аверченко - Юмористическая проза