Малыш для стервы и холостяка - Анастасия Градцева

день живем».

— Посмотрим на твое поведение, Марк, — ослепительно улыбнулась она. — Колыбельную я тебе обещаю, а вот массаж, — Рита выделила голосом это слово, чтобы оно стало звучать максимально пошло, — еще надо заслужить.

— Боюсь даже представить, чем, — в тон ей ответил Марк. — Так что, идем?

— Идем, — прищурилась Рита.

В этот раз Марк включил ночник, и возле кровати теплилась лужица света. Мягкий, приглушенный, он не бил в глаза, но смущал. Вчера, в темноте, было проще.

— Я планирую раздеться и лечь под одеяло, — предупредил ее Марк, насмешливо сверкая глазами. — Не спать же в одежде.

— Совсем раздеться? — со смутной надеждой уточнила Рита.

— Нет, — широко улыбнулся он. — Только если попросишь.

«Не дождешься», — подумала она и вежливо отвернулась, когда Марк стягивал с себя штаны, но воровато бросила взгляд, когда он нырял под одеяло. Ага, футболку тоже снял. Молодец.

Пелось в этот раз плохо — Рита постоянно сбивалась от того, как Марк жарко смотрел на нее из-под полуприкрытых ресниц. Они у него были короткими, темными, красиво оттеняющими ярко-голубые глаза.

— Давай хоть свет выключим, а? — взмолилась Рита. — Ты меня отвлекаешь. Хотя должен по идее пытаться уснуть.

— А я и пытаюсь, — он поудобнее пристроил ладонь под щеку и снова бросил на Риту испытующий взгляд. — Но не получается. Может, все-таки массаж?

— По-моему, тут кто-то обнаглел, — проворчала Рита, стараясь не показывать, что ей самой хочется иметь уважительный повод прикоснуться к Марку.

С видимой неохотой она отдернула одеяло и, секунду поколебавшись, села ему на бедра. Марк под ней замер. Твердый, сильный, горячо и пряно пахнущий, он ощущался опасным диким зверем, который только делает вид, что покорился, но в любой момент может подмять тебя под себя и располосовать горло.

Рита смотрела на обнаженную спину Марка. Широкие плечи, впадина позвоночника, рельефные мышцы, от вида которых пересыхало в горле. Безумно хотелось наклониться и прикусить эту плотную кожу, ощутить на языке терпкий солоноватый вкус, почувствовать, как от движения ее языка и губ вздрогнет это сильное тело и Марк — холодный, сдержанный, надменный Марк — потеряет над собой контроль…

Рита медленно провела пальцами вдоль позвоночника, а потом усмехнулась и провела еще раз, нараспев проговорив:

— Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, едет поезд запоздалый…

И чуть не расхохоталась в голос, ощутив растерянное недоумение Марка. А что он думал — она ему тут сеанс эротического массажа устроит?

А еще через несколько мгновений он дернулся.

— Щекотно, — пробурчал в подушку.

— Где щекотно? Вот здесь? — Рита еще раз легко провела ногтем по чувствительному боку. Ничего не могла с собой поделать, ей нравилось его дразнить.

— Рита! — предупреждающе рыкнул Марк и двинул бедрами, пытаясь ее сбросить, на что она в отместку пощекотала его еще раз. Но не успела Рита насладиться своим превосходством, как ее резко дернули за руку и подмяли под себя, и через секунду она уже лежала с зафиксированными руками и растерянно моргала, смотря, как над ней нависает полуголый Марк с взъерошенной темной челкой, падающей на лоб, и потемневшим взглядом пронзительно-голубых глаз.

— Не могу больше, — жестко сказал он и поцеловал ее. Рита застонала и послушно раскрыла губы, принимая его язык, властно исследующий нежную изнанку рта. Марк целовался изумительно — сильно и в то же время ласково. Прикусывал губы и тут же сам зализывал, не делая больно, но распаляя до красного тумана в голове.

Рита жалела, что он держал ее запястья — ужасно хотелось огладить эти плечи, отливающие золотом в свете ночника, вплести пальцы в спутанные темные волосы, — но одновременно ее постыдно заводила эта беспомощность. Словно наконец нашелся тот, кто способен ее укротить. Кому не стыдно подчиниться, зная, что такое поражение будет слаще, чем победа.

Марк почти рычал, жадно целуя ее, и она с замирающим от ужаса и восторга сердцем не узнавала того Рихтера, который вошел в эту квартиру две недели назад. Разве можно было подумать, что тот, одетый с иголочки бизнесмен, идеальный и холодный, способен быть таким… таким неистовым…

— Бесишь, — выдохнул он ей в губы и сильно сжал запястья. — Как же ты меня бесишь.

Рита в отместку больно укусила его за губу, но Марк даже не поморщился. Лизнул ее по-звериному в шею — длинным мокрым движением — и спустился ниже, вжимаясь лицом в ложбинку между грудями. От его горячего дыхания тонкий шелк прилип к коже, увлажнился.

Марк поднял голову и яростно посмотрел на Риту.

— Хочу тебя. Черт, как же я тебя хочу…

Рита не могла ничего ответить, она будто забыла, как говорить, поэтому просто потянулась к нему, безмолвно напрашиваясь на поцелуй и пытаясь сказать без слов, что и она. Что она тоже…

И в этот момент громко заплакал Арсений.

Они оба замерли, как будто надеялись, что им просто показалось. Но плач стал еще сильнее. Марк разжал руки, Рита кубарем скатилась с кровати и побежала в детскую. Марк за ней.

Арсений плакал иначе, чем обычно: это не был голодный требовательный зов, да и кормили его меньше часа назад, не мог же он так быстро проголодаться. Больше было похоже на то, что плачет малыш от боли или от страха — такой отчаянно-жалобный беспомощный звук, от которого внутри все сжималось в комок.

— Что такое, зайка? Что случилось? — Рита подхватила его на руки, каким-то шестым чувством буквально за секунду поняла, что сейчас будет, и едва успела отклониться, когда Арсения вырвало.

— Твою мать! — ошарашенно проговорил Марк, вбежавший в детскую следом и даже успевший включить свет. — А… почему?

— Откуда я знаю? — огрызнулась Рита. — Лучше помогай давай. Бумажные полотенца на кухне.

Она понесла отчаянно рыдающего Арсения в ванную, где, ласково приговаривая что-то глупое и утешающее, осторожно умыла перепачканное лицо и сменила пижамку. Свежевымытый ребенок посмотрел на нее, горестно икнул, а потом его вырвало еще раз. Рита искренне понадеялась, что в последний. Снова его утешила, отмыла, переодела (чистые пижамы кончились, пришлось взять просто футболку) и понесла обратно.

В детской было на удивление чисто. Марк не только все убрал, но