Врата Рима. Гибель царей - Конн Иггульден

в постели тоже была неловкой поначалу!

Меч Рения ударил с быстротой змеи, но его встретил и отклонил другой меч. В тот же миг Марк сделал шаг вперед и коснулся острием гладия морщинистой кожи на горле старика. Холодные глаза ученика смотрели бесстрастно и сурово.

– Предсказуемо, – пробормотал Марк, глядя в ледяные голубые глаза, в глубине которых все же мелькнула досада.

Он почувствовал укол, опустил глаза и увидел в левой руке Рения кинжал, надавивший ему на живот. Старый гладиатор усмехнулся:

– Многие возненавидят тебя так сильно, что будут готовы лечь с тобой в могилу. Они – самые опасные. Они нарвутся на твой меч, чтобы выдавить тебе глаза. При мне одна женщина проделала такое с моим человеком.

– Почему она так его ненавидела? – спросил Марк, отступая на шаг, но держа меч наготове, чтобы отразить возможную атаку.

– Победителей ненавидят всегда. Это цена, которую приходится платить. Те, кто тебя любит, исполнят все твои желания, но только когда сами этого захотят. Те же, кто боится тебя, будут покорны, когда ты этого захочешь. Так что лучше, чтобы тебя любили или боялись?

– И то и другое, – серьезно сказал Гай.

Рений улыбнулся:

– Чтобы тебя любили и уважали? Это невозможно, если ты забираешь землю, которая может быть твоей только по праву силы и крови. Жизнь – штука сложная, в ней нет простых вопросов и ответов. Ответов всегда много.

Мальчики озадаченно посмотрели на него, и Рений раздраженно фыркнул.

– Сейчас я покажу вам, что такое дисциплина! Я покажу, чему вы уже научились. Положите мечи и станьте смирно.

Старый гладиатор окинул их скептическим взглядом, и в этот момент внезапно ударил полуденный колокол. Он нахмурился, и с ним случилась странная перемена. Уже не отрывистым, командным, а тихим и спокойным голосом Рений произнес:

– В городе голодные бунты, слышали? Негодяи собираются в шайки, жгут, ломают и разбегаются, как крысы, нарвавшись на человека, которому достает смелости обнажить меч. Я занимался с вами на два года больше, чем предусматривалось изначальным соглашением. Вы еще не готовы, но я не стану тратить на вас оставшиеся мне годы. Сегодняшний урок – последний. – Он шагнул к Гаю, который стоял, глядя строго перед собой. – Сегодня твой отец должен был встретиться со мной и выслушать мой отчет. Он опаздывает – впервые за три года. О чем это мне говорит?

У Гая пересохло в горле. Он откашлялся:

– Положение в Риме серьезнее, чем ты полагал.

– Да. Жаль, что твой отец не увидит наш последний урок. Если он погиб, а я убью тебя, кому достанется поместье?

Гай растерянно моргнул. Смысл слов наставника никак не соответствовал его спокойному, рассудительному тону. Он как будто заказывал себе новую тунику.

– Моему дяде Марию, хотя он сейчас с Первородным легионом. Мы не ждем его…

– Первородный – славный легион, хорошо сражался в Египте. Тогда я пошлю счет ему. А теперь я сделаю тебе одолжение как хозяину поместья, раз твой отец в отъезде. Когда будешь готов, мы сразимся по-настоящему, не так, как в учебном бою, не до первой крови, а так, как могли бы схватиться сегодня, если бы ты шел по римской улице в толпе бунтовщиков. Я буду драться честно, и если ты убьешь меня, то считай, что твое обучение завершилось.

– Зачем убивать нас, если ты потратил на нас столько времени, – выпалил Марк, забыв правило, запрещавшее говорить без разрешения.

– Рано или поздно вы столкнетесь со смертью лицом к лицу. Я не могу продолжать обучение, но есть еще один, последний урок, который вам нужно выучить. Это страх и гнев.

В какой-то момент им показалось, что Рений утратил уверенность в себе. Но он тут же вскинул голову и снова стал «зубастой черепахой», как называли его рабы.

– Вы – мои последние ученики. Моя репутация, когда я отойду от дел, будет висеть на ваших жалких шеях. Я не позволю вам выйти в жизнь недоучками, чтобы ваши поступки чернили мое имя. Я защищал его всю жизнь, мое имя. Терять его сейчас слишком поздно.

– Тебе не придется стыдиться за нас, – негромко, словно давая обещание самому себе, пробормотал Марк.

Рений повернулся к нему:

– Ты позоришь меня каждым своим ударом! Ты как мясник, в гневе рубящий бычью тушу. Ты не научился сдерживаться. Когда кровь отливает у тебя от головы, ты попадаешь в простейшую ловушку! А ты! – Он повернулся к ухмылявшемуся Гаю. – Все твои мысли только о том, что у тебя между ног. Какой же ты римлянин! Нобиль! У меня кровь стынет в жилах, когда я думаю о том, что такие сопляки, как ты, унаследуют мой город и мой народ.

Намек на девушку-рабыню, которую Рений отхлестал у них на глазах, стер ухмылку с лица Гая. Стыд все еще жег его, и теперь, слушая речь наставника, он чувствовал, как разгорается внутри гнев.

– Гай, можешь выбирать, кто из вас начнет поединок. Пусть это будет твое первое тактическое решение!

С этими словами Рений отвернулся, вышел на бойцовскую площадку, выложенную мозаикой на учебном дворе, и принялся разминаться, словно не замечая изумленных взглядов мальчиков.

– Старик рехнулся! – прошептал Марк. – Он убьет нас обоих!

– Для него это все игра, – хмуро ответил Гай. – Как тогда, на реке. Я его убью. Думаю, смогу. И уж от вызова я точно не уклонюсь. Если я таким образом должен показать, что хорошо усвоил его уроки, так тому и быть.

Марк посмотрел на друга и понял, что тот настроен решительно. Марк не хотел, чтобы кто-то из них дрался с Рением насмерть, но уж если поединка не избежать, то у него больше шансов. Одержать чистую победу в схватке не сумел бы ни он, ни Гай, но только он, превосходя друга в скорости, мог рассчитывать отправиться в мир иной, прихватив с собой старика.

– Гай, – прошептал он, – дай мне сразиться первым.

Гай посмотрел ему в глаза, словно пытаясь прочесть его мысли.

– Не в этот раз. Ты мой друг. Я не хочу видеть, как он убьет тебя.

– Я тоже не хочу. Но из нас двоих я быстрее – у меня больше шансов.

Гай расслабил плечи и сдержанно улыбнулся:

– Рений – просто старик, Марк! Я мигом с ним разберусь.

Он вышел на площадку и встал в исходную позицию.

Рений наблюдал за ним, щурясь на солнце.

– Почему ты решил биться первым?

Гай пожал плечами:

– Жизнь рано или поздно кончается. Я так решил. Вот и все.

– Что ж, пусть. Давай, мальчик. Посмотрим, научился ли ты чему-нибудь.