Детективная зима - Александр Руж

сложности?

— Не думаю. Это семейное, знаешь ли.

— Ты одумалась и начала вникать в семейные дела?

Мне показалось, что я даже слышу, как он ухмыляется, хотя никогда не видела его живьем — только на фотографиях, которые показала мне Марго. Но даже снимки ухитрялись передавать опасность, исходившую от Алекса волнами — совсем как от моего мужа.

— Нет. Просто семейные проблемы.

— Ты любишь своего мужа, Мэ-ри? — и эта его манера растягивать мое имя по слогам даже в аське, совсем так, как он делал это в телефонном разговоре, состоявшемся у нас как-то благодаря Марго.

— Какое это имеет значение?

— Для меня большое.

— Ну, а для меня совсем никакого, — нажав на «отправить», я закурила новую сигарету и почувствовала, как мне хочется коньяка. Однако вставать и идти за ним вниз, в полуподвальную кухню, было лень, так что я подавила в себе желание выпить. Иной раз уход по пути наименьших затрат давал ощутимые положительные результаты…

— Ты напоминаешь мне смесь коньяка, корицы и опасности, Мэ-ри, — вдруг написал Алекс, и я поперхнулась дымом от упоминания о коньяке. Эта его манера угадывать какие-то вещи пугала меня. О коньяке я мечтала буквально секунду назад, гель для душа с ароматом корицы всегда был моим любимым, ну, а опасность… Это как раз то, что преследует меня все то время, что я замужем за Костей. Так что Алекс угадал все.

— Ты выдумщик, — и я поставила какой-то совсем уж фривольный смайлик с высунутым языком.

— Я не понимаю этого слова.

О да, простите, снова забыла о вашем английском воспитании и языковом барьере, Господин Призрак! За время общения я как-то привыкла, что некоторые слова и понятия даются ему с трудом, и сам он иной раз подолгу выстраивает предложения.

— Выдумщик — это тот, кто придумывает, сочиняет.

— Выходит, я тебя тоже сочинил, Мэ-ри.

— Возможно.

— Мне пора. Береги себя, Мэ-ри, — снова хохочущий смайлик, который меня так бесит, снова он ушел вот так — не попрощавшись, просто исчез, прикрывшись красным цветком-статусом.

Меня почему-то всегда будоражили эти странные диалоги. Первое время я даже не была уверена, что по ту сторону монитора находится мужчина. Но потом Марго, которой я показала пару таких вот диалогов, совершенно безапелляционно заявила, что это может быть только Алекс — по манере строить фразы, по манере общаться, по некоторым словам. Не знаю, успокоило это меня или испугало, но все-таки осознание того, что человек, с которым я общаюсь, существует, давало какую-то опору.

Поддавшись порыву, я написала Марго длинное письмо, полное жалоб и сетований, но потом решительно вымарала из него все стенания, а следом и вовсе удалила из папки, так и не отправив. Во-первых, мы уже давно не общались — я так решила, мне нужно было довести себя до полного одиночества, потому что только в экстремальной ситуации я могла соображать и действовать решительно. А во-вторых, ни к чему впечатлительной и не слишком здоровой Марго читать мои сопливые жалобы. Я справлюсь и сама, справлюсь и смогу увидеть ее, погостить в ее доме, в котором прижилась, как кошка, — на диване, в уютном уголке кухни между столом и батареей у окна. Я отдамся в ее умелые нежные руки, и она приведет меня в полный порядок — так, как она умеет, потому что никто не знает мое лицо лучше, чем она — профессиональный имиджмейкер-пиарщик. Сколько чудесных образов она придумала для меня, когда я еще не была замужем и танцевала, сколько эскизов платьев нарисовала, сколько рулонов тканей перевернула и отвергла в поиске именно «моих» цветов и фактур… Только Марго сделала из меня то, чем я являюсь сейчас.

С утра похмельный Костя занялся моим гардеробом для предстоящей поездки. Я и на трезвую-то голову терпеть не могла этих его командирских ноток и весьма вычурного и своеобразного вкуса, а все это, помноженное на похмелье, превратило процедуру в кошмар. Лежа на боку поперек кровати, он командовал, что положить в чемодан, а что немедленно вынуть и вернуть обратно в шкаф. Когда я опустила взгляд в разинутую пасть коричневого чемодана из крокодиловой кожи, меня передернуло от ужаса и отвращения — там пестрило и переливалось так, словно я спрятала парочку девок из бурлеска или дешевого стрип-бара.

— Костя, я не могу появиться в этом на улице, — жалобно сказала я, опускаясь на край кровати. — Невозможно ходить по городу во всех этих красных атласах и пайетках.

Но любимым дизайнером Кости был Версаче — причем в самый неудачный, на мой взгляд, период своего творчества, а потому споры ни к чему не приводили. От злости хотелось реветь и прихлопнуть Костину голову крышкой чемодана. Марго убила бы меня, появись я ей на глаза во всех этих перьях…

— Прекрати, Мария, — лениво отозвался муж, поглаживая меня по спине. — Ты просто слишком консервативна, вот и все. Мне нужно, чтобы на тебя оглядывались.

Ну, в этом можно было не сомневаться — рыжие волосы, ярко-красное атласное платье с коротким болеро, расшитым пайетками, — на меня не оглянется только слепой и страдающий дальтонизмом! Еще бы туфли сюда зеленые! Но спорить означало навлечь на себя гнев мужа, а потому оставалось только надеяться, что мой чемодан потеряется при пересадке — или просто в аэропорту, например.

В самолете я забилась к иллюминатору и, укутавшись пледом, закрыла глаза. Стюардесса предложила бокал вина, но я отказалась, опасаясь головной боли. Я вообще пила исключительно крепкие напитки, отдавая предпочтение коньяку, в котором отлично разбирался Костя. Кроме того, вино не дарило хмель, а будило воспоминания, которых и на трезвую голову хватало.

Я исступленно полюбила Питер с той самой поездки туда с Марго. Это была любовь с первого взгляда, с первого вдоха влажного сентябрьского воздуха, с первого шага по мокрому от дождя перрону Московского вокзала. Во второй приезд, зимой, он показался мне совершенно волшебным — тихим, уютным и таким моим…

Окно гостиницы, выходящее на Староневский, прямо на перекресток. Идет тихий снег, вечер, снежинки блестят в фонарном свете. Я сижу на низком широком подоконнике большого окна за шторой, курю и смотрю вниз. Там такая сказка… Даже шарканье метлы дворника не нарушает какой-то совсем уж первозданной тишины — и это на одном из самых оживленных перекрестков, просто удивительно. В Питере даже троллейбусы ходят на цыпочках…

Марго лежит на кровати, читает что-то. На мне — символический гарнитур, купленный буквально вчера, на ней — традиционно длинная трикотажная футболка со смешными медвежатами-аппликацией. Мы молчим. Бывают такие моменты, когда совершенно