Сердца четырёх - Эллери Квин

— Бонни, забудь этого старого хрыча. Он не стоит того, чтобы ты так убивалась.

— Не хочу его больше видеть!

Вернувшись в Глендейл, Бонни отослала Батчера, наказала Клотильде хлопать дверью перед носом у любого, кто осмелится постучать, и заперлась в своей комнате, парадоксальным образом надеясь найти утешение в кипе писем и телеграмм, полученных в эти дни.

Проводив быстро остывшего, погруженного в уныние Ройла до дому, его эскорт мудро решил, что парню надо побыть одному, и дружно удалился. Тай допивал третью рюмку бренди, когда раздался телефонный звонок.

— Меня нет! — крикнул он Лаудербеку. — Слышишь? Ни для кого! Нет меня. Я уже сыт по горло их соболезнованиями. Посылай всех к черту.

Сняв трубку, Лаудербек закатил глаза с видом невинного страдальца.

— Извините, мисс Стюарт, но мистера Ройла...

— Кто это? — крикнул Тай, — Подожди. Я возьму трубку!

— Тай, тебе придется ко мне приехать. Прямо сейчас, — таким странным голосом сказала Бонни, что Тая как холодной водой окатило.

— Черт возьми, Бонни, в чем дело?

— Прошу. Поскорей. Это... страшно важно.

— Дай мне три минуты, переодеться.

В Глендейле Тая встретила заплаканная Клотильда.

— А где мисс Стюарт? Что у вас стряслось?

Клотильда заломила руки.

— О, месье Ройл, это вы? Мадемуазель совсем лишилась рассудка. Она там, наверху, и все громит! Я желала звонить месье Бат-шер, но мадемуазель пригрозила мне... Elle est une tempete![2]

Тай, перескакивая через три ступеньки, взлетел по лестнице. Бонни и правда вела себя как сумасшедшая: будуар ее матери выглядел как после смерча, сама же мисс Стюарт, в чем-то легком, сиреневом, распахнувшемся, с золотыми волосами, упавшими на спину, выдвигала ящики комода, швыряла на пол вещи и визгливо выкрикивала:

— Их здесь нет! Или я не могу их найти, что одно и то же! О, какая же я дура!

Она в изнеможении повалилась на кровать. Солнце касалось ее волос, и еще это ее неглиже... Тай вертел в руках шляпу, стараясь на нее не смотреть. И все-таки посмотрел.

— Бонни, почему ты позвала меня?

— Потому что я вдруг вспомнила... А потом, когда просмотрела всю почту...

— Почему не Батча? Клотильда сказала, что ты не захотела. Почему... меня, Бонни?

Она села и запахнула на себе халатик. Явно боясь взгляда Тая, девушка отвела глаза. Ройл шагнул к кровати, поставил Бонни на ноги и крепко обнял ее.

— Сказать, почему?

— Не надо. Тай, ты такой странный.

— Да, странный. Я не понимаю, что со мной творится. Этот орешек покрепче всего остального. Но видеть тебя в таком состоянии, одну, в панике... Ну говори же, Бонни, почему, когда тебе потребовалась помощь, ты в первую очередь подумала обо мне?

— Тай, пожалуйста, отпусти меня.

— Считается, что мы ненавидим друг друга.

Бонни попыталась высвободиться, но не слишком сильно.

— Тай, прошу тебя. Так нельзя.

— Но я к тебе никакой ненависти не испытываю, — с удивлением произнес Ройл и еще теснее прижал ее к себе. — Я только сейчас это обнаружил. То есть вовсе никакой ненависти, наоборот. Я люблю тебя.

— Тай! Нет!

Обнимая Бонни одной рукой, другой он приподнял ее подбородок и заставил взглянуть себе в глаза.

— И ты меня любишь. Ты всегда любила меня. И сама это знаешь.

— Тай, отпусти меня, — шепнула Бонни.

— Ни за что.

Ее тело напряглось и задрожало, как стекло под ударом ветра, а потом вдруг напряжение сменилось нежностью.

Целую вечность они стояли, обнявшись, глаза в глаза. Бонни прошептала:

— Это и есть безумие. И ты сам так сказал.

— В таком случае я хочу оставаться безумным.

— Тай, у нас обоих горе. Мы сейчас очень одиноки. А еще эти кошмарные...

— Просто мы сейчас такие, как есть. Бонни, а если их смерть не что иное, как...

Он замолк. Она зарылась лицом в его плащ.

— Как сон, — бормотала Бонни. — Полная открытость! Теперь я знаю, что такое хорошо: это когда ты так близко, когда только ты и я во всем мире...

— Бонни, поцелуй меня. Боже мой, а я-то хотел...

Его губы легко касались ее лица. Неожиданно Бонни оттолкнула его и села в кресло.

— А как же Батч? — сказала она опустошенно.

— О! — Тай помрачнел. — Я забыл про Батча. — И тут его прорвало: — К черту Батча! К черту всех! Я слишком долго шел к тебе, чтобы вот так потерять тебя. Ты — моя жизнь. Я думал, это ненависть, а это была ты, ты всегда была со мной, еще с тех времен, когда я бегал в коротких штанишках. Я знаю тебя всю, знаю давным-давно. Нет, у меня на тебя больше прав, чем у Батча!

— Тай, я не могу сделать ему больно, — на одной ноте произнесла Бонни. — Он грандиозная личность и превосходный человек.

— Ты его не любишь. — Тай скроил презрительную мину.

Она опустила глаза.

— Сейчас... я не могу здраво рассуждать. Все так неожиданно. Батч меня любит.

— Бонни, в тебе вся моя жизнь. — Тай попытался ее обнять, искал ее губы.

— Нет, Тай. Мне нужно... время. О, как это глупо звучит! Но ты ведь не мог ожидать, что я... Тай, мне надо к этому привыкнуть.

— Я тебя не отпущу.

— Нет, Тай, не так сразу. Обещай, что ты о нас никому не расскажешь. Я не хочу, чтобы Батч узнал. Пока. Может, я ошибаюсь. Может... Ты должен мне это пообещать.

— Бонни, не думай больше ни о ком, я с тобой.

Она встряхнулась.

— Сейчас я хочу только одного: чтобы мама была отомщена. Звучит слишком мелодраматично, но я и на самом деле этого... жажду. Она была такая милая, самое безобидное существо на свете! Тот, кто ее убил, — чудовище, а не человек. Я готова задушить его собственными руками.

— Я тебя понимаю, я хочу удержать тебя.

А Бонни продолжала в ярости:

— Любого, кто хоть как-то причастен к этому, я буду ненавидеть точно так же, как и ее отравителя! — Она взяла его руку и сказала мягче: — Так что ты понимаешь, Тай, почему все это... в общем, почему нам надо подождать.

Ройл молчал.

— А ты разве не хочешь найти убийцу отца? — спросила Бонни.

— Ты еще спрашиваешь...

— Тогда будем искать вместе. Тай, теперь я поняла, что у нас всегда было нечто общее. Посмотри мне в глаза.

Он посмотрел.

— Милый, я не отвергаю тебя. Когда все это произошло... признаюсь, единственный, о ком я могла думать, был ты. Тай, они умерли и оставили нас одних!

У нее задрожал подбородок. Тай вздохнул и поцеловал его.

— Хорошо, напарник. Отныне мы с тобой партнеры. Выходим на тропу войны. Ну, приступаем?

— Ох, Тай! — Глаза у Бонни подозрительно заблестели.

— Только не надо плакать. И вообще — из-за чего ты такую бурю подняла?

Бонни посмотрела на него сквозь слезы, улыбаясь в ответ. Улыбка и слезы, однако, скоро уступили место холодной решимости, и она достала из-за пазухи конверт.

— За какое-то время до... — Бонни смахнула со щеки последнюю слезу и заговорила по-деловому. — Уже несколько дней мама получала странные письма. Я думала, это обычные почтовые фокусы, и не придавала им никакого значения. Теперь же у меня появились сомнения.

— Письма с угрозами? — встрепенулся Тай. — Дай-ка я посмотрю.

— Подожди. Ты знаешь кого-нибудь, кто шлет по почте карты? Ты, например, понимаешь, что они означают? И получал ли Джек что-то подобное?

— Карты? Нет. Ты имеешь в виду игральные карты?

— Да. Из клуба «Подкова».

— Опять Алессандро, — пробормотал Тай.

— Я тут все перерыла — искала другие конверты, те, что пришли до... несчастья. Они пропали. Я когда приехала с похорон, то стала разбирать кипу писем и телеграмм с соболезнованиями, и вот смотри, что нашла. Потому и вспомнила про остальные.

Тай выхватил конверт. Адрес на нем был написан расплывшимися синими чернилами, корявыми печатными буквами.

— Письмо на имя Блит Стюарт, — в полном недоумении сказал Тай. — Судя по штемпелю, отправили его из Голливуда вчера вечером, 19-го, то есть через два дня после смерти! Но это же лишено смысла!

— Вот поэтому я и подумала, что это важно, — дрожащим от волнения голосом сказала Бонни. — Может быть, когда мы соберем вместе все то, что лишено смысла, нам как раз и откроется то, в чем заключен смысл.

Тай вытряхнул содержимое конверта и уставился на эту штуку.

— И это все, что в нем было?

— Я же сказала, это бред какой-то.

В конверте лежала игральная карта с золотой подковкой на синем поле рубашки. Девятка бубен.

Глава 10

СВОБОДА ПЕЧАТИ

То ли из-за этой истории с газетой, то ли из желания преодолеть собственную нерешительность при виде Паулы Перис, но трехдневную борьбу с самим собой мистер Эллери Квин завершил поездкой к белому домику на холмах.

Было это в четверг, поутру. В приемной уже сидел инспектор Глюк. Полицейский с головой ушел в изучение колонки мисс Перис в воскресной газете — не иначе, зубрил ее наизусть. Заметив Эллери, он быстро свернул газету и сунул ее в карман.