Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник) - Илиодор

– Поезжайте, не ослушивайтесь синода. А на Григория не надейтесь. Он – плут и развратник. Недавно я проследил, как он ездил на Охоту к своей любовнице. Да и в масонских ложах участвует: мои люди видели, как он входил несколько раз в красный дом около Кузнечного переулка.

– Я на Григория не надеюсь: узнал, кто он такой. А насчет масонских лож сомневаюсь. Что он там делает? Это вы, Александр Иванович, бредите масонскими ложами. Напрасно. В Новосиль же не поеду, не подчинюсь Столыпину; пусть он не обращает церковь в полицейский участок.

Дубровин остался очень недоволен моим ответом, и мы расстались.

Из Петербурга в этот раз я поехал в Сердобск, где в пустыне отдыхал епископ Гермоген. В Новосиль не ехал. Распутин, находясь в это время в селе Покровском, прислал мне две телеграммы: в первой из них говорилось, что он приказал им (царям) послать ко мне епископа, а во второй, что он приказал им послать ко мне своего человека.

Действительно, по приказанию Григория царь распорядился послать в Сердобск члена синода, епископа Тульского Парфения, убеждать меня ехать в Новосиль. Я не слушался. Тогда, по приказанию же Григория, царь прислал для той же цели «своего человека», флигель-адъютанта М.

Потом меня в дороге, когда я направлялся в Царицын, арестовали, отцепили от поезда мой вагон, возили по России и привезли опять к Гермогену. Я, посоветовавшись с ним, поехал в Новосиль. Но через три недели оттуда убежал в Царицын, устроил с народом двадцатидневное сидение в монастыре, и государь разрешил мне опять остаться в Царицыне.

Григорий в это время был уже на Афоне и в Иерусалиме и замаливал какие-то свои тяжкие грехи, в которых никому никогда не признавался.

Собираясь отправиться в далекое путешествие – паломничество, «старец» прислал епископу Гермогену такое письмо: «Благослови, мой миленький, я очень тронут твоим приветом на телеграмму, спаси тебя, Боже! Я бы рад приехать, но боюсь, как бы не навредить: тебя не назвали со мной участником».

Перед самым отъездом в Иерусалим Распутин настаивал, чтобы Николай не смущался поднятою вокруг имени «старца» шумихою, принял его открыто, торжественно и этим, так сказать, дал бы по зубам всем врагам и ненавистникам «блаженного праведника и подвижника».

Николай смалодушествовал: открыто его не принял, а имел, по обыкновению, с ним тайное свидание.

Обо всем этом обстоятельно говорит О. В. Лохтина в своих дневниках.

С Афона и Иерусалима «блаженный» посылал обо мне телеграммы царю и царице. Об этом говорила мне Лохтина. Это записано и в дневниках ее.

В мае месяце 1911 года я был в Петербурге, представлялся государю. Николай, считающий, по словам самого же Распутина, «старца» Христом, на приеме, страшно нервничая, моргая своими безжизненными, усталыми, туманными, слезящимися глазами, мотая отрывисто правою рукой и подергивая мускулами левой щеки, едва успел поцеловать мою руку, как заговорил буквально следующее: «Ты… вы… ты не… трогай моих министров. Вам что Григорий Ефимович говорил… говорил. Да. Его… нужно слушать. Он… наш отец и спаситель. Мы должны держаться за него… Да… Господь его послал… Он… тебе, вам, ведь говорил, что… жидов, жидов больше и революционеров, а министров моих не трогай… На них и так нападают враги… жиды. Мы слушаемся отца Григория, а вы так что же…»

Нечего и говорить, что я, слушая Николая, стоял ни живой ни мертвый.

17 июня в Царицын приехали: секретарь Распутина – некая Лаптинская и О. В. Лохтина. Они обратились ко мне:

– Готовьтесь встречать великого гостя.

– Какого?

– Едет о. Григорий из Иерусалима чрез Петербург.

– А когда он в Царицын приедет?

– Написал, что сейчас после двадцатого числа.

– А мне как раз в эти числа придется быть в Ростовском округе; поеду посмотреть пожертвованную монастырю землю.

– Как так? Так вы не будете встречать о. Григория? Кто же его будет встречать? Разве так можно относиться к важному делу? Собрать нужно народу больше и выйти на вокзал или к пароходной пристани, смотря по тому, как приедет отец наш: по Волге или по железной дороге. Вы забудьте, пожалуйста, свое имение. Тут едет больше имения и больше всего вашего монастыря и всего вообще, что вы здесь делаете…

– Нет, не могу. У меня все время уже рассчитано.

Лохтина очень обиделась, а я уехал туда, куда собирался. Приехал чрез три дня. В Царицыне уже был Григорий. Он уже успел завести знакомство с красивенькой учительницей с Урала, приехавшей посмотреть мой монастырь и поселившейся в монастырской гостинице.

Император Николай II с супругой и детьми

По рассказам послушницы П., «старец» часто обращался к учительнице, чего-то от нее добивался. И когда та не соглашалась, «старец» сокрушенно часто повторял: «Да, вы не понимаете! Колодец-то глубок, а у вас веревки коротки».

Нет сомнения, что Распутин хотел полечить уральскую красавицу, но она упорно не сознавалась в своей болезни и не желала «старческого» врачевания.

Распутин поздоровался со мною холодно и как-то косо посмотрел на меня.

– Вот все некогда, – начал я. – Только что приехал, и опять ехать.

– Куда? – спросил Григорий.

– Да в Дубровский монастырь служить на праздник. Уж игуменья очень просила. Надо уважить. Народу будет много, а священник там один, да и тот старый и больной.

Со мной поехали Григорий, Лохтина и Лаптинская и около 50 девушек, певчих.

Ни в дороге, ни в монастыре на Григория никто из моих почитателей не обращал никакого внимания, не обращались к нему за советами, не целовали его рук, не бегали за ним, как делали в первый и во второй приезд его в Царицын. Это особенно было заметно, когда Лохтина и Лаптинская, как две ходячие мумии, неотрывно следовали по пятам Григория; если даже он, во время прогулки по монастырскому саду, заходил в известное место, то они останавливались около того места, дожидаясь, пока Григорий справится со своим делом. – Здесь уместно будет сказать о том, что народ царицынский уже давно раскусил Григория, чуть ли не раньше меня, только боялся об этом говорить открыто, думая, что я еще люблю «друга» своего. Свой глухой ропот на Распутина народ выразил так: он приказал фотографу Лапшину отрезать Григория от моей и Гермогеновской карточки, где мы втроем сняты; приказал под угрозой, что если фотограф этого не сделает, то никто не будет покупать карточек. Лапшин отрезал…

В Дубровском монастыре Распутину начальствующие лица оказывали особую честь. Игуменья Августа особенно заискивала его расположения, надеясь через него где-либо достать денег на устройство при саде водоемов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});