Капитали$т: Часть 1. 1987 (СИ) - Росси Деметрио

— Нет, он пьяный только правду и говорит, — всхлипывала Наташа, — из трезвого из него слова не вытянешь! Молчит как сыч!

— Вот говорят — номенклатура, номенклатура! А Серёжа день и ночь на работе! В шесть утра уже на ногах, в одиннадцать домой приезжает! На нем лица нет... Номенклатура! Да мы без отпуска четвертый год. Уже заговариваться начал!

— А у моего язва. Третий год в отпуск не идет — стройки, планы... Заседания! Ему воды надо пить, а он коньяк хлещет.

— Допинг... У моего то же самое. А у самого — гипертония.

— Дочь без отца растет... отец все заседает! Я ему говорю — ты заседай — не заседай, никто спасибо не скажет!

— Так что ты, Наташа, успокойся. Работа у них — сама знаешь!

— Все говорят — номенклатура! Привилегии! Да я когда крановщицей работала, так себя человеком чувствовала! А сейчас я кто?

— И не говорите, Елена Сергеевна! Меня с преподавательской работы и отпускать не хотели, а студенты просто плакали. И вот, в профкоме сижу, как дура распоследняя! Глаза б мои не видели этот профком! В лицо-то все улыбаются, а уж за глаза... Знаю!

— Машины, говорят, у нас государственные! Да он за мной машину сроду не присылал — сплетни, говорит, пойдут! Сама сумки тягаю... Номенклатура! В очередях не стою, правда, спасибо Валерке...

— Валерий Александрович просто маг и волшебник! — с восторгом в голосе сказала маменька.

— Ты, Тоня, осторожнее с ним! Соблюдай дистанцию, что ли... — сказала супруга кгбшника. — Он торгаш — продаст и купит.

— Ну что вы, Елена Сергеевна, как можно...

— А вот так. Его предшественник, Михаил Семенович, знаешь где?

— ...

— Вот то-то. А предшественник предшественника Прохор Митрофанович? Тоже. А он, между прочим, боевые ранения имел, ордена. А на суде плакал, боялся, что «вышку» дадут. Пожалели, «червонец» припаяли. Смотри, Тоня, осторожнее. Это должность такая, оттуда на пенсию редко уходят. Все больше — куда Макар телят не гонял. И ладно если сам туда уедет, так он же и других замарает и за собой потянет.

— А говорят, Валерий Александрович — подпольный миллионер... — Плачущая Наташа наконец успокоилась и включилась в увлекательное обсуждение.

— Говорят, что кур доят... — хмыкнула жена кгбшника. — На такой должности имеют столько, сколько захотят. Вообще, на кой черт ему резанная бумага, если он и так всей торговлей областной рулит? Сортир ими обклеивать? Но мужик, конечно, зажиточный, спорить не о чем... Вот «стенку» вам завтра привезут от него, югославскую?

— Привезут, — довольно сообщила Наташа.

— Еще, небось, заплатите полную стоимость?

— Госцену заплатим. А как иначе? — удивилась Наташа.

— Ой, девки, девки... — жена кгбшника тяжело вздохнула. — Закурю я. С вами как не закуришь?.. И вроде все вы должны понимать, давно в этой каше варитесь... А нету у вас понимания!

— А я думаю так, — сказала одна из жен, — если даже мой и гуляет — ну что же! Не монах какой, мужик самый обыкновенный, хоть и при должности — все они такие! Главное, что он все в дом, а не из дома. И что не знает никто.

— А я в своем уверена, — сказала маменька, — вот уже сколько лет вместе — никогда чтобы от него духами там пахло... Или по телефону чтобы женский голос незнакомый — никогда! Столько лет вместе, с общаги начинали, сына подняли!

— Алёшка твой уже жених! — отнеслась на мой счет одна из дам. Я навострил уши.

— Гляди, Тоня, приведет тебе невестку...

— Да брось, — маменька рассмеялась, — чтобы Алёша с девицами... Рано ему еще. Все музыку слушает, да с другом своим, Пахомовым, гуляют.

— Рано... Они сейчас все ранние! Нужно глаз да глаз!

— А Пахомов — это Пахомова Аркаши сын?

— Его, — подтвердила маменька, — одноклассник моего Лёшки. Парень вроде бы серьезный, ни в чем таком не замечен...

— Тоже торгашеское семейство, — мрачно сказала жена кгбшника. — Вот тянет вас к этим... Говоришь вам, говоришь — как об стенку горох...

— Дамы, дамы! — раздался голос папеньки. — Что же вы спрятались, давайте все к столу, мужчины скучают!

Дамы охотно покинули маменькину спальню и присоединились к супругам, которые, нужно сказать, были уже изрядно во хмеле, но требовали продолжения банкета. И банкет продолжился, а я отправился спать — время было уже позднее, да и как-то устал я. Какое-то похмелье на чужом пиру второй день подряд.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А на следующее утро я не выдержал и позвонил ей. Марине. Очень не хотелось нарваться на ее родителей (о мобильная связь! как долго же тебя еще ждать!), но мне повезло — трубку сняла она, почти сразу.

— Привет! — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал как можно бодрее и непринужденнее. — Узнала? Это Лёша.

— Ой, привет! — она кажется тоже растерялась немного. — Как дела, чем занимаешься?

— Ничем особенным. Вот, хотел спросить — может вечером погулять выйдем? Ты не очень занята?

— Погулять?.. — она задумалась на несколько секунд. — Вообще, можно и погулять.

— Отлично! — обрадовался я.

— В «Комсомольце» фильм новый идет. «Человек с бульвара Капуцинов». Говорят, неплохой. Может сходим?

— О чем разговор! На вечерний сеанс?

— На вечерний. Только билетов может не быть... Сегодня же воскресенье.

— Разберемся! — Я решителен и тверд.

— Ну... хорошо. Значит, в половину восьмого у «Комсомольца»?

— Буду ждать! — сказал я.

Билетов действительно не было. На кассе было написано совершенно конкретно: «Билетов нет!». Но что нам касса? Билеты в неограниченном количестве были в наличии у пронырливых подростков лет тринадцати-четырнадцати, которые сновали у входа.

— Эй, пацан! Лишний билетик найдется? — спросил я юркого парнишку в джинсовой бейсболке.

— Найдется. Полтора рубля.

— Давай парочку!

Пацан с некоторой картинностью огляделся по сторонам — нет ли опасности, и протянул мне два билета.

— Места хоть нормальные?

— Девятый ряд, — деловито сказал пацан. — Но если нужно, то сделаем и повыше.

— Годится девятый ряд, вот, держи, — я дал ему трешницу. Мальчонка поднимает по рублю чистой прибыли с билета. Олигарх будущий, не иначе! Да, растет смена.

— Вот тебе еще бонус, — я протянул пацану завалявшуюся в кармане жвачку.

— Ого! «Дональд»! — удивился пацан. — Мы такие у цыган на центральном рынке берем! Клевая жева!

— Ага, — беспечно сказал я. — Жуй на здоровье!

Пацан благодарно кивнул.

— Если когда билет понадобиться — сразу ко мне обращайся! — важно сказал он. — Я здесь всегда по вечерам тусуюсь. Если не найдешь — спросишь Витяя, меня тут все знают.

— А не боишься, что менты в отделение дернут? — спросил я.

— Та... — Витяй лихо сплюнул в кусты. — Был я там, ничего особенного.

— Так в школу же сообщат! — делано удивился я.

— Ну сообщат, к директору вызовут, — тоном бывалого рецидивиста стал растолковывать мне элементарные вещи Витяй. — Ну поругают там — ты же пионер и все такое... Но из школы не выгонят, все равно! Восемь классов по любому дадут закончить!

— А родители?

— А чего родители? Отца нет. А мать...

— Понял, — сказал я. Действительно, чего тут непонятного? — Ладно, Витяй, не буду отвлекать. Удачи, давай!

— Пока! Побегу дальше работать! — Витяй явно был польщен вниманием. Да и жвачка определенно пришлась ему по душе. Что же, я встраивался в общество позднего СССР. Отношения рулят. Деньги вторичны, отношения первичны. На них держится буквально всё.

Перед кинотеатром собралась порядочная толпа — люди всех возрастов пришли воскресным вечером посмотреть новую комедию. Могу сказать, что такого столпотворения в наше время я не видел даже на премьере «Аватара». Я усмехнулся тихонько. В нашем двадцать первом веке у каждого пара сотен каналов в телеке. И еще — интернет, в котором вообще всё. И как часто при этом наши люди двадцать первого века говорят: «Нечего смотреть!». Это «нечего смотреть» в восемьдесят седьмом для меня заиграло совершенно другими смыслами и означает в переводе на человеческий язык следующее: «мы обожрались контентом, нам все приелось и надоело, от всего тошнит, у нас информационное несварение». А вот в восемьдесят седьмом «нечего смотреть» означало буквально — нечего смотреть. «Сельский час» и программа «Лейся, песня». А если уж очень повезет — телевизионный художественный фильм. Какой-нибудь.