Судьба — это мы - Леонид Васильевич Ханбеков

строил окопы и доты, железо и камень тесал. и сам я от этой работы железным и каменным стал{33}.

Поэт широкого социального диапазона, стоявший в первом ряду певцов рабочего класса, поэт, не обошедший в своем творчестве и дорогой ее сердцу Магнитки, не мог не возбудить в Татьяничевой устойчивого интереса к своему творчеству. И если Смеляков в стихотворении «Мое поколение», из которого приведено четверостишие, создает величавый, суровый, хотя и трудный для воображения портрет рабочего поколения, начавшего «векам в назиданье — на поле вчерашней войны торжественный день созиданья, строительный праздник страны», то Татьяничева в стихотворении «Наше поколение» (Вот они, переклички!) рисует легко узнаваемый портрет наследников и продолжателей дела, начатого лихими конниками с красными звездами на шлемах. Это вчерашние сорванцы, которые «гоняли босиком в латаных рубахах», которых пытались одолеть голодуха и смерть, но просчитались, не учли характера. А теперь это поколение уже не удержать, оно приняло на плечи ответственность за судьбы страны.

А вот другое стихотворение, в котором духовная перекличка со Смеляковым еще откровеннее.

Я рыла доты, Строила заводы И в зелень одевала пустыри. С народом вместе прожитые годы За мною встали, Как богатыри. Да, я не знала праздности и неги, Но оттого не стала я бедней. И то, что я живу без привилегий, Считаю привилегией своей. («Моя привилегия», 1969)

Смеляков: «Я строил окопы и доты», Татьяничева: «Я рыла доты, строила заводы…», у Смелякова «стоят за спиной, как Башни Терпения, — домны»; у Татьяничевой: «за мною встали, как богатыри», «с народом вместе прожитые годы»…

И урок и вывод на поверхности, да Татьяничева и не прячет, не вуалирует истоков своих творческих привязанностей:

На склоне пасмурного дня Стихи читаю Смелякова. Его воинственное слово Насущным стало для меня. («Стихи читаю Смелякова», 1972)

Уроки взаимовлияния — отдельная тема для разговора. А сейчас мне важно лишь подчеркнуть, что Татьяничева училась у Ярослава Смелякова чувству причастности к тому, что ежечасно, ежедневно совершалось в стране, вовлеченной в великий праздник созидания, чтобы, говоря языком Смелякова, звучала «история народа как биография твоя».

2. «Я» И «МЫ» — СОПЕРНИКИ? ДРУЗЬЯ?

Татьяничева-лирик почти всегда обращалась к читателю от себя лично, не пряча за техническими приемами кровную заинтересованность в идее, которую утверждала или отстаивала, в чувстве, которое испытывала, в котором хотела разобраться, в настроении, которое хотела запечатлеть…

О счастье я не знала ничего. * * * Если б можно, Я имя твое Придорожной траве подарила. * * * Твои глаза меня зовут. * * * Люди мертвых хоронят. Я хороню живого. * * * Я уходила от любви, Как от причала корабли…

Я привожу первые строки стихов и мог бы продолжать демонстрировать эту характерную черту, примету стиля поэтессы бесконечно, потому что мы имеем дело не с поэтическим приемом, а с самой сутью ее образного мышления. Разумеется, у нее есть стихи, написанные от третьего лица. Но их мало. Тем более, что и в тех, редких, отстраненных, вдруг прорывается ее неугомонное «я». Очень наглядно это можно продемонстрировать на стихотворении«Разлюбица» (1969):

Муж жену одаривал подарками. То платком, То расписными ведрами…

Жена счастлива, муж ею любуется. Но вот «пошла у молодых разлюбица, непонятно, по какому поводу». Разлюбица губит счастье, — и вот он, характерный финал:

Может, только ведра я придумала, Остальное — Это правда сущая.

Но в какое-то время лирическое «я» поэтессы было потеснено сильным, напористым «мы». На мой взгляд, это случилось тогда, когда поэтесса впервые глубоко осознала, что значит в ее жизни и судьбе кровная принадлежность к Магнитке, когда она поняла, что может и должна сказать о своем поколении свое слово.

Когда-то, в тридцатом,                                   в начале Нелегких строительных дней, Любили смотреть мы ночами На редкую россыпь огней. Казалось, лучами проколот Степи первозданный массив. При солнечном свете