Истинная история Дюны - Андрей Лях

Разбушевавшегося Атридеса приводит в себя, как ни странно, Фейд Харконнен. Похоже, устав от затянувшейся перебранки, он неожиданно вызывает герцога на ритуальный поединок – канли. Слегка опомнившись, Пол берется за священный фрименский нож и переходит к следующему номеру программы.

Вряд ли найдется человек, который ни разу не видел записи схватки между Полом Атридесом и Фейдом Харконненом. Семь минут изумительных наскоков, подскоков, ударов, уверток, ухваток, и вот роковой выпад, лезвие ножа из зуба червя по рукоятку уходит под подбородок барона, достав, по-видимому, до самых мозгов. Кровь, общий вопль, труп уносят, Муад’Диб поднимает клинок жестом триумфатора, восторг и гром аплодисментов.

* * *

Отвлечемся. Можно долго ломать голову над тем, как это Атридес и агенты ландсраата буквально в полушаге от заветной цели могли пойти на такой безумный, неоправданный риск? Что за необходимость, что за безрассудство?

Разгадка, впрочем, давно известна, хотя ей и не суждено было попасть на страницы официальной версии. Первое свидетельство о посмертной судьбе Фейда Рауты оставил Уолтер Брэдли, он же Владимир Синельников, культурный атташе Крэймондской ассоциации; в истории Дюны ему суждено сыграть немаловажную роль – об этом речь впереди. Этот дипломат и разведчик, обладая прекрасной профессиональной наблюдательностью, кроме того, еще искусно владел пером, и его записным книжкам мы обязаны очень многим из того, что сегодня знаем об Арракисе. Зимой двести второго года, будучи по делам в Джайпуре, Синельников зашел в бар какого-то казино, и там нос к носу столкнулся с убитым Фейдом-Раутой. Покойник был изрядно навеселе и, кстати, оказался владельцем заведения. Обрадовавшись знакомому, Фейд приглашает гостя к себе в кабинет и дальше, во время зверской попойки, излагает свои взгляды на прошлое и будущее.

– Володя! – ревел новоявленный барон Харконнен, стуча кулаком по столу так, что огненный продукт братьев Чивас штормило в хрустальных восьмигранных берегах. – И ты, даже ты поверил, что этот говнюк, эта срань господня Атридес справился со мной? Да он дешевка, он пустое место… Володя, они мне дали денег, дали мне все, нам, говорят, нужен эффект, и Гьеди Прайм теперь моя, но я не уехал, нет, у меня там заводы, земли – плевать, я буду сидеть здесь, буду ждать, и я дождусь, мы выйдем один на один по-настоящему, и ты увидишь, и все увидят, кто из нас дерьмо, а кто нет.

Захваченный своей идеей фикс, Харконнен и в самом деле проявил редкостное упорство и стойкость. Он действительно остался на Дюне, благодаря богатству и связям добился расположения Феллаха-эт-Дина, номинального главы Конфедерации Южных Эмиратов, женился на девушке из очень знатного рода, чем приобрел себе весьма и весьма влиятельную родню, и в итоге создал собственные вооруженные силы, дабы по мере возможности отравлять императору удовольствие от власти. Все это время Фейд, с непоколебимой верой в ему одному понятную справедливость мщения, ждал того шанса, который обязана была предоставить судьба. И через десять лет его час пришел.

Но вернемся в июль двести первого. После смерти Фейда-Рауты у императора уже не остается иллюзий относительно собственной участи. Шаддам пытается цепляться за процессуально-ритуальный этикет и полумольбой-полуприказом гонит графа Фенринга вызвать Муад’Диба на бой. Но граф, первый клинок двора и старинный друг императора, тоже успел получить свою порцию промывания мозгов – ему вовсе не улыбается стать той соломинкой, которую утащит на дно утопающий. Лукавый царедворец отказывается, и потерявший самообладание Шаддам закатывает ему отнюдь не символическую оплеуху.

Карты открыты, и начинается торг. Муад’Диб требует престол, императорскую долю в СНОАМ и принцессу Ирулэн. Взамен Шаддаму предлагается почетная ссылка на Салузу Секундус, планету-тюрьму, некогда самим же императором и оборудованную – вот уж действительно, не рой другому яму! В случае отказа исход очевиден. Однако Шаддам – надо отдать должное его мужеству – все еще держит паузу. Но перепуганная бабушка Моахим советует сдаваться, представители Союза куда-то исчезли, лидеры СНОАМ грозно молчат, друзья отреклись, и самый последний удар императору наносит дочь. В изысканной изящно завуалированной форме она советует отцу не валять дурака и соглашаться на предложенные условия. Шаддам слишком политик, чтобы несгибаемо стоять на своем до конца в буквальном смысле слова – он угрюмо кивает и, бросив на прощание известное обвинение в отцеубийстве, покидает зал. На этом арракинская революция успешно завершилась.

Глава пятая

Финал арракинской революции знаменуется еще и тем, что, как ни странно, ставит точку в официальной версии. Вслед за Шаддамом из жизни Муад’Диба невидимым строем навсегда ушли все официальные летописцы, и рассуждения о том, что эпоха императора Атридеса породила невиданное количество историков – беспардонное вранье. Эпоха императора Атридеса породила невиданное количество бредовой беллетристики, основанной на скудных публикациях двухсотлетней давности; незабвенная официальная версия, несмотря на все ее безудержное стремление к искажению, подтасовке и замалчиванию фактов, все же была хоть сколько-то доказательной исторической концепцией, с которой, по крайней мере, было о чем спорить – во всем, что сказано о событиях после двести первого года, предмет для полемики просто отсутствует. Все позднейшее – это сборник сказок и анекдотов из жизни Муад’Диба, полный гхол, карликов и лицевых танцоров; там вы найдет повесть о металлических глазах, о ясновидении слепого императора, о чудесном воскресении Дункана Айдахо – но ни слова о роли ландсраата в крушении Империи и гибели Пола Атридеса, об отчаянной схватке Гильдии с парламентом, о войне, похоронившей спайс, о двух джихадах, опустошивших Дюну… Даже свадьба и коронация Муад’Диба не попали на эти страницы.

За двадцать лет правления Атридеса историки уступили место журналистам – да и те не слишком дарили Арракис своим вниманием. В архивных блоках новостей мы находим немногочисленные скупые заметки, редкие строчки экономических сводок, да темпераментные выступления и интервью Алии. Из этих сухих сообщений можно было узнать, что бюрократия Южной Конфедерации то требует отмены таких-то и таких-то санкций, то переживает какие-то неясные беспорядки, то протестует против опять-таки мало кому известных конвенций.

Ничего удивительного в этом нет, и в былые дни человек, заливая бензин в бак своей машины, тоже не слишком интересовался подробностями жизни нефтяных шейхов и вряд ли мог бы сказать, как называется столица Саудовской Аравии. Те же избранные, что за очень солидными и плотно закрытыми дверями решали, сколько будет стоить баррель нефти и как эту нефть делить, были, разумеется, в курсе всех подробностей, но вовсе не торопились поделиться своей осведомленностью с окружающим миром.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});