Колесница времени (сборник) - Юрий Медведев

— Я удивился, признаться, вашему быстрому приезду, пан Преображенский, — сказал Зденек, не поворачиваясь от руля.

— Зовите меня, пожалуйста, просто Олегом, — отвечал я и, когда он кивнул, спросил: — В каком смысле — удивились?

— Видите ли, Олег, позавчера Сергей Антонович рассказал мне сон. Сначала он летел над Землей, как в ракете. Ракета остановилась в небе. Из круглого, очень большого окна он увидел реку. Над рекою стоял туман. Вы один сидели на раскопанном холме. Сообщили, что найдена сибирская Троя. И Лунный календарь на бивне мамонта. Профессор просил вас приехать в Палермо. И назавтра вы уже здесь. Тоже в ракете с большим окном?

— Совпадение. Я не верю в вещие сны. Виза была готова еще неделю назад, — сказал я, бросив быстрый взгляд на Зденека. По его лицу нельзя было определить, шутит он или подозревает нас с Учителем в сговоре., Со своей стороны, в сговоре следовало бы заподозрить их мне; сперва Учитель пропустил мимо ушей мои слова о летающем озере, теперь вот потешается пан Плугарж.

— Вещий Олег не верит в вещие сны, — сказал он. — Можно я закурю? Спасибо… Почему Олег был вещий? Вещать — значит говорить, да? Он красиво говорил?

Черт возьми, да он и впрямь подтрунивает надо мною! Самое время ответить кое-чем на его летописные цитаты. Минут десять я невозмутимо растолковывал ему, как на лекции, происхождение слова «вещать».

— Теперь сами решайте, каким был князь Олег, — закончил я, — прозорливым, или предсказывающим будущее, или предусмотрительным, или долгоживущим, или поучающим. Кстати, у нас на Руси вещуньей называют ворону. Например: каркала б вещунья на свою голову. Или: вещунья за море летала, да вороной вернулась.

Зденек осторожно дотронулся рукою до моей руки.

— Не обижайтесь на меня, Олег. Иногда в жизни спасает только шутка. Когда увидите колючую проволоку вокруг Сигоны, согласитесь со мной.

— А когда я увижу эту проволоку? — вырвалось у меня.

— Через четверть часа. Сигона рядом с Чивитой.

Точнее Чивита над Сигоной.

Так вот отчего разъехалась экспедиция!.. Жаль, что Учитель вчера об этом не сказал. Да и я хорош гусь, вернее, не гусь, а ворона. Кто мне мешал в гостинице постоять в холле перед огромной разноцветной картой Сицилии? Надо немедленно купить путеводитель…

Чем ближе к морю, тем чаще унылый пейзаж оживлялся ползущими по склонам виноградниками, зарослями фисташковых деревьев. На Сицилии нет озимых, и желтые скошенные поля нигде не прерывались островками зеленых побегов.

Чивиту мы заметили издалека. На высоком холме обозначились полуразрушенные крепостные стены.

Их зубцы подпирали голубое эмалевое небо.

— Стена тянулась вокруг Чивиты примерно на километр, — объяснял Зденек. — Сейчас завернем налево, поползем в гору. Подъем довольно крутой.

Вблизи Чивита оказалась еще внушительней. Выдвинутая вперед от стены въездная башня возвышалась метров на сорок, не меньше. Мощные контрфорсы упирались в каменные блоки стен, окаймленных глубоким рвом. Когда-то попасть в город можно было только через подъемный мост. Теперь на этом месте лежали две железные балки с деревянным настилом. Я указал на них и повернулся к Зденеку:

— Представляю, каково вам было затащить сюда эти игрушки. Неужели обошлись без подъемного крана?

— Весьма просто. Наняли грузовой дирижабль и управились за два часа. Правда, до этого целая неделя потратилась на бетонные опоры.

Гулкие своды башни. Опять подъем по дороге, мощенной черными плитами. Слева развалины театра — розово-серые колонны с изящными капителями. Дальше — полукружье довольно крутых ступеней и почти разрушенная колоннада.

— Это гипподром, — сказал Зденек. — Мы откопали здесь бронзового орла. Его поднимали перед началом скачек. Нашли также алтарь Посейдона, одного из покровителей ристалищ.

— Остается раскопать бронзового дельфина, которого опускали в конце скачек, — нелепо бухнул я: мы, мол, тоже не лыком шиты по части увеселений древности.

— О, в Чивите копать да копать! — сразу оживился Зденек. — Сергей Антонович просил бросить все силы на обсерваторию, но мы пока увязли возле бассейна с цветной керамикой, он еще левее.

— Обсерватория, наверное, была на самой макушке холма?

— Это мы окончательно выясним вместе. Видите вон те разноцветные брезентовые домишки? Здесь и располагается наша злосчастная экспедиция. Половина из них теперь пустые. Советую занять сиреневый домик.

Там изнутри приколоты превосходные репродукции — Рафаэль, Джорджоне, Веронезе, Брейгель. Когда вспыхнула эпидемия хозяин домика сбежал в свою Швецию.

— И картины завещал мне? Благодарю, — сказали.

Машина остановилась возле домиков. Рядом стоял светло-коричневый микроавтобус. Я внес свою сумку и вернулся к Зденеку.

— Все наши на раскопе, — сказал он, потирая поясницу. — Обед в двенадцать. Рабочие уезжают обедать на три часа. К себе домой, в Агридженто. Таков здешний обычай. Зато трудятся они превосходно.

До обеда оставалось чуть больше часа. Мы условились, что Зденек сходит на раскоп, а я пока что подымусь на Дозорную башню, похожую на маяк.

Я долго взбирался в полумраке по стертым покатым ступеням винтовой лестницы, дважды ударившись головой о выступы. Но наверху мои усилия вознаградились.

Казалось, отсюда видна и вся всхолмленная Сицилия в объятиях Средиземного моря, и очертания других морей и материков. Представляю, как потрясалась душа от этого вида в древности. Рукою было подать до небес, до всевечного обиталища грозньгх, карающих, веселящихся, милостивых, погибающих и воскресающих богов. Здесь человека уже пронизывали лучи космоса, мироздания, миропорядка, несущие на Землю тихую музыку звезд…

«Перетащу-ка сюда вечером матрац и буду спать ближе к небу», — решил я. Вспомнились родные горы ТяньШаня, найденная и потерянная Снежнолицая, дед, ведущий беседы с деревьями и цветами, как с детьми…

— Понравились вам картины в домике? — вывел меня из задумчивости голос Зденека. Он тяжело дышал, и пот лил с него градом. — Не представляю, как сюда поднимались в тяжелых доспехах.

— Картины приятные. Жаль, что репродукции, а не оригиналы, — протянул я. В конце концов никто не приглашал его на башню, можно было подождать и внизу.

Последовавший быстрый ответ на мою реплику убедил меня, как тонко он чувствует любую ситуацию:

— Башня очень крепкая, Олег, — сказал он. — Она не рухнет под тяжестью двоих… По дороге мы говорили о Сигоне. Вот она, слева под нами. В древности город лежал на пяти холмах. На самом высоком был храм Юпитера. Самый низкий холм занимало довольно жалкое кладбище — для нищих, рабов, бродяг. Отсюда его плохо видно, мешает западная башня.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});