Шкатулка с бабочкой - Санта Монтефиоре

Федерика свернулась в клубочек. Свет от уличного фонаря заливал ее комнату оранжевым мерцанием, придавая девочке уверенности. Он позволял ей ощущать себя в большей безопасности, но не более того. Она прижала колени к груди и сосала большой палец. За последние десять минут она уже дважды бегала в туалет. Не потому, что хотелось, а потому, что она боялась снова намочить постель. Отец заходил к ней перед сном и даже рассказал ей историю об одном из своих приключений. Она слушала, как обычно, сидя у него на колене, но, когда он поцеловал ее и пожелал спокойной ночи, она обнаружила, что этого слишком мало. Ей хотелось больше поцелуев и больше объятий. Когда отец вышел из ее комнаты, Федерика почувствовала себя обделенной, будто он уже не любил ее так, как раньше. Она уже не ощущала его заботы и не испытывала столь приятного состояния безопасности и защищенности. А ей так необходимо было чувствовать себя нужной. Малышке захотелось, чтобы хотя бы мать обняла ее и прижала к своей груди. Она лежала в постели без сна, обдумывая, как бы объяснить свое появление в их комнате среди ночи. Кошмар был оправданием для Хэла, так что ей пришлось придумать нечто иное. Самое убедительное, что пришло ей в голову, — сказаться больной. Мать проявила сочувствие и позволила ей спать в их постели и на следующую ночь, но на третью ночь у Хэла снова был кошмар, так что ее быстро вернули в свою комнату, где она пыталась заставить себя заснуть. Федерика была напугана перспективой отъезда в Англию и не хотела покидать Вина дель Мар, Чили, Абуэлито с Абуэлитой. Ей совсем не хотелось менять свою привычную жизнь. Самым большим ее желанием было то, чтобы мама и папа снова стали друзьями. Но, несмотря на все их показные попытки, она знала, что они уже не любят друг друга. Она слышала это своими ушами.

Наконец наступил день отъезда. С мрачными лицами они смотрели, как Рамон загружает в машину их чемоданы. Федерика не смогла сдержать рыданий. Она не хотела расставаться с отцом и не знала, когда сможет снова его увидеть. В Вине она была рада ждать его сколько угодно, потому что это был его дом, куда он неизменно возвращался после длительных отлучек. Но теперь их новый Дом уже не будет его домом.

Он поднял ее в своих сильных руках и крепко держал, целуя в лицо.

— Папа любит тебя, Феде. Папа очень тебя любит. Помни это, ми амор. Папа всегда будет любить тебя, даже если его нет рядом с тобой. Когда светит солнце и ты ощущаешь тепло его лучей, помни, что это любовь папы. Ты понимаешь? — Федерика кивнула, слишком подавленная, чтобы отвечать. Она не хотела, чтобы он позволил ей уехать. Но он позволил. Они должны были успеть на самолет, и их уже ожидало такси до Сантьяго.

Элен полагала, что прощание с отцом дома, а не в аэропорту, пройдет для детей менее болезненно. Он взял на руки сына, который не вполне понимал суть происходящего, и поцеловал его пухлую мордашку.

— Папа тебя тоже любит, Хэл. Ты будешь добр к маме, правда? — сказал он сдавленным голосом и закрыл глаза, погрузив лицо в блестящие черные волосы сына.

Федерика вцепилась в шкатулку и помахала отцу, одиноко стоящему на дороге, словно великан, и пытающемуся криво улыбаться и неуклюже махать в ответ рукой. Она повернулась, чтобы смотреть в заднее окно автомобиля, и махала до тех пор, пока они не свернули за угол и он исчез из виду. Потом она прижалась к окну, глядя, как мимо пролетают дома, и молча погрузилась в свои печальные мысли. Она ощущала себя так, как будто внутри у нее все вырвали, оставив зияющую пустоту, которую мог заполнить только ее отец. Всю дорогу в аэропорт она с тревогой вспоминала Расту. Ее беспокоило, что теперь никто не будет с ним гулять и он снова начнет лаять от полнейшей тоски и отчаяния. Только когда они оказались в самолете, Федерика отвлеклась и перестала плакать. Она никогда раньше не летала, и это новое ощущение захватило и взволновало ее. Когда они мчались по взлетной полосе, она взяла мать за руку. Элен улыбнулась и прижала дочку к себе.

Как только в салоне притушили свет, Хэл с Федерикой заснули в своих креслах. Элен вспомнила события последних нескольких дней и с облегчением вздохнула оттого, что они уже прошли. В Англии она начнет новую жизнь, оставив воспоминания о Чили и о Рамоне где-то позади. Она ощущала полный упадок сил и эмоциональную опустошенность. Припомнив телефонный разговор со своей матерью, она почувствовала, как ее сонные глаза наполняются слезами. Элен была так озабочена, разыгрывая спектакль перед детьми, что не позволяла себе роскоши вдоволь поплакать. Сейчас, когда они спали, она беззвучно рыдала, ощущая, как напряжение медленно покидает ее тело, шею и подбородок. Голос матери заставил ее затрепетать от стремления побыстрее оказаться дома. А вспомнив неразборчивые слова отца, она внезапно больше всего на свете захотела побежать к ним, как она делала это ребенком, и позволить им успокоить себя теплыми словами и своим вселяющим уверенность присутствием. Они были расстроены, услышав, что Элен уходит от мужа, но рады, что она с детьми возвращается домой.

В свое время Джейку и Полли Требека пришлось лишь беспомощно смириться с тем, что их дочь вышла замуж и отправилась жить на другой конец земли. Им обоим нравился Рамон, несмотря на значительную разницу в их среде и культуре, мешавшую им понимать его. Да у них, собственно, никогда и не было времени, чтобы хорошо его узнать. Они предпочли бы для своей дочери какого-нибудь приличного жителя Корнуолла, но Элен была полностью поглощена Рамоном с того самого момента, когда впервые с ним встретилась. При первом же проявлении его чувств к ней она готова была последовать, как тень, за предметом своего обожания, куда бы он ни отправлялся. Конечно, Полли знала об их проблемах и полностью возлагала вину за разрушение брака на Рамона. У нее с самого начала были свои аргументы против их союза. Этот мужчина был из другого мира, он был вечным странником, и все оставалось прекрасно, пока их было двое, но наступил момент, когда Элен захотела иметь семью. Рамон всегда оставался эгоистом. Весь мир вращался вокруг него одного, и Полли сомневалась, что он может когда-нибудь измениться. Сейчас все было кончено. Джейк и Полли были расстроены, но рассуждали здраво. Элен еще молода — ей только тридцать лет, и впереди у нее море времени, чтобы найти хорошего, добропорядочного мужчину из местных, который смог бы о ней позаботиться так, как она этого заслуживала. Рамон оказался ошибкой, но он уже остался в прошлом.

Получив это одновременно печальное и радостное известие, Полли немедленно занялась приготовлениями к их приезду. Она проводила долгие часы, размышляя, захотят ли Хэл и Федерика делить одно помещение или предпочтут отдельные комнаты. В доме было достаточно места для всех. Наконец после обсуждения с мужем она выбрала второй вариант с двумя кроватями в каждой из комнат, так что они могли объединиться, если бы вдруг ощутили себя одинокими. Она проветрила прежнюю спальню Элен, в которой вся ее одежда и безделушки были аккуратно упакованы и спрятаны в шкафы. Она сохранила все оставшиеся вещи дочери в целости, поскольку в ее сознании эта комната навсегда была комнатой Элен.

Глава 9

Рамон шагал по берегу и впервые в жизни ощущал острый приступ беспокойства. Наступил вечер, и он был в одиночестве. Он даже не смог взять на прогулку Расту, поскольку без Федерики в этом не было смысла. Поэтому он прошагал мимо маленькой собачьей тюрьмы, глядя в другую сторону и игнорируя возбужденное повизгивание и хриплый лай пса. Его сердце охватила боль раскаяния и ненависти к самому себе. Тем не менее он не пожелал изменить свой образ жизни, как просила его Элен. Он даже не захотел сделать попытку. Он окунулся в переживания обрушившихся на него невзгод, усиленные естественной меланхолией угасающего дня. Обратив усталый взгляд на море, он попытался представить их новый дом в Англии, вспоминая Польперро и подробности своей первой встречи с Элен.

Рамон сидел на песке, положив локти на колени, и смотрел на покрытую зыбью поверхность Тихого океана, раскинувшегося перед ним, дикого и свободного. Он очень любил море и отправлялся туда, куда забрасывали его волны воображения. Это были дни, когда он был молод, склонен к авантюризму и ощущал себя бессмертным. Он мог делать все, что только приходило ему в голову. И он путешествовал, иногда засыпая под сенью звезд, а иногда отправляясь в плавание с людьми, у которых хватало смелости взять его на борт. Он родился и вырос в привилегированном обществе, хотя деньги никогда не имели для него особого значения. Находясь в пути, он всегда был счастлив. Поначалу он писал поэмы, которые публиковал приятель отца, имевший небольшую издательскую фирму в Сантьяго. Вид впервые изданного собственного произведения, выставленного в витрине книжного магазина, с его именем, напечатанным на обложке большими буквами, вызвал у него необычайное возбуждение и энтузиазм. Но сама по себе популярность не слишком волновала его, — он предпочитал исследовать неизведанный мир. Затем, вдохновленный своими приключениями и собственным богатым воображением, он написал серию коротких рассказов. После этого его начали узнавать в Чили, а его книги стали популярными и продавались по всей стране. Его портреты замелькали в «Эль Меркурио» и «Ла Эстрелле», а также над заголовками статей, которые он писал для разных журналов, таких как «Гео Чили». И вот тогда Рамона охватило ненасытное желание творить, и ничто уже не способно было удержать его на месте. Он появлялся в Чили только для того, чтобы увидеться с родственниками, а затем снова исчезал.