Аненербе. Оккультный демарш СС - Лин фон Паль

Мэлори, писавший о рыцарях Круглого стола, тоже упоминает чашу Грааль:

«Но вот очутилась в зале Священная чаша Грааль под белым парчовым покровом, однако никому не дано было видеть её и ту, что её внесла. Только наполнилась зала сладостными ароматами, и перед каждым рыцарем оказались яства и напитки, какие были ему более всего по вкусу».

Его Грааль, похоже, выполняет роль рога изобилия. И это не расколотый котёл Керидвен.

В тех же кельтских преданиях есть и другой миф, связанный с камнем Граалем. Это был особый камень, который умел кричать. Криком он признавал истинного короля и был установлен в столице Ирландии Таре. Современная исследовательница Трэйси Твимэн пишет: «Алхимия занимается поиском неуловимого «Эликсира Жизни», некоего всеисцеляющего вещества, способного обеспечить здоровье, процветание, бессмертие и духовное освобождение тому, кто обладает им. Буквально это подразумевает превращение цветных металлов в золото, а метафорически — трансформацию шлаков неочищенной Души в «Lapsit Exillis», Небесный Камень. Этот камень представляет собой идеализированное совершенство, амальгамирование противоположностей в единое целое. Также его называют Скрытым Камнем, поскольку он находится в средоточии всех вещей и люди не видят его, в результате чего появляется притча о строительстве храма Соломона и «Отвергнутом Камне», ставшем, в конце концов, краеугольным камнем Дома Божьего. Также этот камень был приравнен к солнцу, сияющему в совершенном блеске и правящему Небесами подобно Королю, правящему своим Государством».

Интересно, но Эшенбах именует Грааль так: «Камень чистейшего сорта… называемый lapsit exillas…» Он указывает и на необычное качество камня — способность к свечению:

«…Излучал волшебный свет,Пламя, в котором, раскинув крыла,Птица Феникс сгорает дотла,Чтобы из пепла воспрянуть снова,Ущерба не претерпев никакого,А только прекраснее становясь…Вот она, взаимосвязьМеж умираньем и обновленьем!»

По мнению Вогана, «сокровище, которое невозможно оценить», то есть всё тот же «Lapsit Exillis», хранится в горе (расположенной посреди Земли или в центре мира), являющейся и великой, и малой и имеющей странное свойство: «Она мягка настолько, насколько и чрезвычайно тверда и камениста. Она далека и близка, но провидением Бога невидима». Уже знакомые нам качества. И, конечно, дойти до неё могут только совершенные.

Отто Ран нашёл это место! Туда и доходили совершенные — так себя именовали катары. В отличие от папских христиан, они исповедовали, если так можно сказать, глубоко духовное христианство, где не было трёх ипостасей Бога, а Христос считался таким же смертным человеком, как и мы с вами. Римскую церковь они считали грязной, продажной и развратной, то есть той блудницей из Апокалипсиса. Сами соблюдали нравственную чистоту и верность принципам. Они пестовали Бога внутри себя, они считали, что нельзя общаться с Богом через проводника-священника.

«Число «совершенных» (perfecti), — писал Ран в «Крестовом походе против Грааля», — еретиков, вероятно, было небольшим. Ко времени Первого крестового похода (в период расцвета катаризма) их насчитывалось не более семи-восьми сотен. Это не должно вызывать удивление, поскольку их доктрина требовала отказа от всего земного и длительных аскетических занятий, приводящих к подрыву телесного здоровья даже самых физически крепких людей. Намного больше было число «верующих» (credentes). Вместе с вальденсами их было больше, чем правоверных католиков, принадлежавших почти исключительно Римско-католической церкви. Конечно же, всё сказанное относится только к Южной Франции. Верующих катаров называли также просто «христианами». Подобно друидам, катары жили в лесах и пещерах, проводя почти всё время в богослужениях. Стол, покрытый белой тканью, служил алтарём. На нём лежал Новый Завет на провансальском наречии, открытый на первой главе Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Служба отличалась такой же простотой. Она начиналась чтением мест из Нового Завета. Потом следовало «благословение». Присутствующие на службе «верующие» складывали руки, опускались на колени, трижды кланялись и говорили «совершенным»:

— Благословите нас.

В третий раз они прибавляли:

— Молите Бога за нас, грешных, чтобы сделал нас добрыми христианами и привёл к благой кончине.

«Совершенные» каждый раз протягивали руки для благословения и отвечали:

— Diaus Vos benesiga («Да благословит вас Бог! Да сделает вас добрыми христианами и приведёт вас к благой кончине»).

После благословения все читали вслух «Отче наш» — единственную молитву, признаваемую в Церкви Любви. Вместо «Хлеб наш насущный дашь нам днесь» они говорили «Хлеб наш духовный…», потому что просьбу о хлебе земном в молитве они считали недопустимой».

«Нет одного Бога, — считали катары, — есть два, которые оспаривают господство над миром. Бог Любви и Князь Мира Сего. По духу, составляющему его величие, человек принадлежит первому, по бренному телу он подчиняется второму…»

«Мир существует вечно, — утверждали катары, — он не имеет ни начала, ни конца… Земля не могла быть сотворена Богом, ибо это значило бы, что Бог сотворил порочное… Христос никогда не умирал на кресте, евангельский рассказ о Христе является выдумкой попов… Крещение бесполезно, ибо оно проводится над младенцами, не имеющими разума, и никак не предохраняет человека от грядущих грехов… Крест — не символ веры, а орудие пытки, на нём распинали людей…»

С одной стороны, тут, в Южной Франции, развивалась доктрина катаров, с другой — именно тут расцветала поэзия трубадуров, и ещё один штрих — именно здесь находились основные земли рыцарей Храма. Храмовники были единственными рыцарями, которые отказались выступить в поход против катаров. И среди них было тоже немало катаров. И считается, что именно катары положили начало рыцарям ордена Храма. А ещё земли Южной Франции прежде исповедовали религию кельтов, они поклонялись богине Луны, и даже в Средние века плащи многих горожан были расшиты лунной символикой.

Вот и сошлись все ветки магического знания!

В поисках совершенных Отто Ран набрёл на свой Грааль!!!

Блуждая по окрестностям Монсегюра, он увидел совершенно иной мир, ощутил совершенно иное духовное начало. Но главное, он нашёл следы тех, кто был безжалостно сожжён на кострах инквизиции, на которые, как вспоминали современники, катары шли с улыбкой на губах.

«В бесчисленных пещерах Сабарте, — писал он, — могло бы поселиться целое племя троглодитов. Помимо больших пещер, уходящих в глубь гор на многие мили, здесь огромное множество гротов и углублений между выступами скал. И сейчас ещё в этих гротах и нишах можно увидеть места, где когда-то были балки. Тут стояли жилища, от которых огонь и время оставили только почерневшие известняковые стены, несколько полусгнивших или обугленных поленьев, да ещё местами, где огонь и сила разрушения оказались бессильны, — рисунок или криптограмма: дерево, «мировое древо», или «древо жизни», растущее в центре рая, о котором знали уже греки; геспериды охраняют золотые яблоки; лодка, парус у которой — солнце; рыба, символ благого божества; голубь, воплощение Святого Духа; имя Христа латинскими или греческими буквами; слово «Гефсиман»; красиво прочерченная надпись GTS, по всей вероятности сокращённое «Гефсиманский сад», где Иисус был предан страже; фрагмент предложения, в котором возможно прочитать только слова «Santa Gleyiza».

У двух гротов сохранились названия: «Грот Иисуса» и «Грот мертвеца». Перед первым ещё остались следы маленького сада и небольшая терраса, на которой живший здесь отшельник мог размышлять:

«Увы, что делаешь ты, мир?Ты даришь труд и увяданье,И больше горечи страданья,Чем радостей…»

(Вольфрам фон Эшенбах).

Для «чистых» земля была адом. Необходимость жить среди греха и лжи казалась им более жестоким наказанием, чем если бы хвостатые черти били, терзали и мучили их в замёрзшем озере или раскалённой печи. «Земля — преисподняя», — говорили катары. Со смертью они сбрасывали с себя грязную, надоевшую одежду, как бабочка сбрасывает кокон, чтобы вылететь навстречу весне. Psyche называли греки душу — «бабочка». Но что происходит с душами, которые никуда не стремятся, которые чувствуют себя дома в своём теле? Бог, как любящий отец, ни в чём не может отказать своим детям. Эти души могут оставаться на земле столько, сколько захотят, переходя из одного тела в другое, пока, наконец, не ощутят страстной тоски по звёздам.

В самой большой пещере Сабарте Ломбриве некогда было святилище иберского бога солнца Илхомбера. Путь туда ведёт по узкой горной тропинке на вершину горы Фавор, а затем спускается в глубины горы — «мимо сталактитов из белого известняка, мимо пластов шоколадного мрамора и сверкающих кристаллов. Огромный зал, 80 метров в высоту, был церковью еретиков. Земля, творение Люцифера, должна была отдать им прекраснейшее место, чтобы они могли почувствовать красоту, которую истинный Творец создал в надзвёздном мире. Рука еретика начертила на мраморной стене Солнце, Луну и звёзды, чтобы не забыть Бога, Который есть свет и любовь. И с потолка пещеры, теряющегося в вечной мгле, непрерывно и ритмично капает вода. До сих пор здесь остались церковные сиденья из сталагмитов для всех, кто пожелает проникнуть в этот волшебный мир. Когда снаружи, в долине Ариежа, бушует гроза, вся гора гудит от потоков воды, которые с грохотом пробивают себе дорогу через пористый известняк. Когда бог бури и смерти Люцифер бросает огненные молнии на трепещущий мир, гора колеблется до самого основания. Через церкви еретиков каменная лестница ведёт в другую часть пещеры Ломбриве, и примерно через час ходьбы дорога обрывается в глубокую пропасть. У её края лежит огромный камень, на котором вырос сталагмит в форме палицы. Жители Орнольяка называют его «Надгробием Геракла»… Три величественных сталагмита, возвышающиеся над таинственным озером в центре пещеры Ломбриве, названы «Трон царя бебриков», «Гробница Бебрика» и «Гробница Пирены»». На «Гробницу Пирены» непрестанно струится вода, как будто гора оплакивает несчастную царскую дочь. А рядом со стен и потолка пещеры свисают окаменевшие одежды, которые она больше всего любила носить при жизни».