Крест и порох - Андрей Посняков

День катился к закату – тихий на диво, безветренный и ясный. Крестный ход отнял большую его часть, а потому на работу воевода и десятники разводить сегодня никого не стали. Даже охотники в ближний лес не уходили. Только рыбаки с Маюни сплавали верши проверить, да и те вернулись с полупустыми корзинами. Долгий лов в одном и том же месте начал истощать казалось бы неисчерпаемые рыбные угодья. Самое время было строить новые ловушки.

Глава 4

Зима 1583 г. П-ов Ямал

Большая битва

– Вставай, атаман…

Легкое прикосновение к плечу заставило воеводу Егорова поднять голову, чуть сдвинув с плеча вытертую кошму.

– Ты, Ганс? – зевнув, спросил он.

– Что случилось?! – Настя, наоборот, подтянула кошму выше на плечи.

– Спи, – махнул на нее рукой немец. – Ничего страшного… Вот токмо странное что-то… Иван, пошли, сам глянешь.

Второго приглашения атаману не требовалось. Он быстро поднялся, влез в исподнее, в шаровары, натянул сапоги, застегнул кафтан, опоясался саблей:

– Ну, показывай.

– Ныне я за старшего в карауле, – по дороге к опорной башне пояснил немец. – Ночь спокойно прошла, даже листика нигде не шелохнулось. С рассветом же… Ну, сам увидишь.

Воины полубегом поднялись на боевую площадку. Егоров кивнул скучающему в стеганом татарском халате караульному, оперся руками на ограждающие настил бревна. Смотреть было некуда: острог окружал плотный, словно молоко, белый туман, через который с трудом пробивался свет обоих утренних солнц.

– Прямо перина вспоротая округ, – развел руками Штраубе. – И что странно, друже, к острогу туман сей ближе полусотни саженей нигде не подступает. Как прошли вчера крестным ходом, так аккурат в этот путь непогода и уперлась. Ровно стена незримая его дальше не пускает.

– Вот черт! – в сердцах сплюнул воевода. – В этом тумане дикари, почитай, вплотную подступить способны, а мы их даже не увидим! За полста саженей по ним всего пяток стрел пустить успеем, а из пищали и вовсе токмо раз пальнуть!

– Подступить мало, надобно еще стену перевалить, – ответил немец. – А она на свету. Коли лестницы прислонят, с фальконетов вдоль частокола пальнем, на сем штурм и кончится.

– Сир-тя не свеи, под пули на штурм не полезут… – скрипнул зубами воевода. – Коли туман придумали, стало быть, и о стенах нечто пакостное намыслили. Поднимай казаков, пусть места занимают по росписи ратной. Фальконеты ядрами зарядить! Картечью, мыслю, бить будет не в кого…

– В набат ударить?

– Нет, то суета лишняя. Пусть без спешки люди снарядятся. И поедят. На голодное брюхо много не навоюешь.

– Коли без набата, так и сами встанут.

– Встать-то встанут… Однако упредить надобно, чтобы оружие под рукой было и броня надета.

Началось все внезапно, когда большинство казаков и женщин еще сидели возле кострищ, как всегда, завтракая остатками вечерней трапезы. Воины были в шлемах и шапках, пики, бердыши и рогатины держали рядом, за поясами у многих торчали топоры: оружие не главное, но коли сабля в теле вражеском застрянет – очень даже полезное. Поутру приближенный к атаману немец крикнул в башни, дабы готовыми к сече выходили, и потому настроение у всех было хмурое, все ожидали неладного… И дождались!

– Драконы! – чуть не подавившись куском мяса, вскинул руку к небу Кудеяр. Казаки подняли головы и увидели сразу с десяток огромных тварей с седоками на шеях. Проносясь над острогом, сир-тя опрокидывали горловинами вниз мешки, и из них серо-черными облаками сыпались вниз какие-то веревки.

Первые колдуны промахнулись, сыпанув груз на главную башню и по сторонам от нее, но замыкающие прошлись точно над кострищами, и женщины первыми завизжали, словно им прищемило пальцы:

– Змеи-и!!! Змеи, гады, гадюки!

Падая вниз, крупные твари всех видов и расцветок зло шипели, свивались и развивались узлами и в ярости кидались на все, что только оказывалось рядом, кусая не только ноги, но и бревна, котлы, холодные угли в очагах.

– А-а-а, проклятье! – Повскакивав, казаки сгоряча начали топтать тварей ногами, благо прокусить сапоги большинству гадов оказалось не по силам. Потом, спохватившись, взялись за сабли. Однако сир-тя налетали снова и снова, опустошая мешки, и разъяренных змей становилось все больше, на место одной разрубленной падали две или три. Они шлепались на землю, на плечи, на головы – тут же вцепляясь зубами в своих жертв.

Хуже всего досталось девушкам. На них не было толстых стеганок и халатов, а уж тем более – колонтарей и кольчуг. Малицы от укусов ничуть не спасали, и тонкая оленья кожа торбасов – тоже. Одной несчастной ненэй ненець сразу две змеи вцепились в щеку, еще одна повисла на руке, четвертая вцепилась в шею – и несчастная вопила, в ужасе глядя на смертоносные украшения из черно-красных полосок.

– Ус-нэ, берегись!!! – Маюни одной рукой сгреб девушку ближе к себе, вскинул над головой бубен, по которому гулко и мерно, словно дождь, застучали гады.

Матвей, ругнувшись, прижал Митаюки к себе, наклонился, накрывая своим телом, подхватил копье, быстро попятился к башне.

– На стены!!! – кричал, пытаясь перекрыть женский визг, Иван Егоров. – К бою, казаки!

Свою жену он накрыл с головой очень вовремя надетым плащом, толкнул к дому. Других русских женщин мужья тоже спасали, как могли, – кто бердышом голову и плечи им прикрывал, кто кафтан накидывал. Однако на земле змеи копошились ковром и норовили вцепиться в голые ноги.

Ввалившись в дверь башни, Серьга отпустил невольницу, побежал по лестнице наверх. Митаюки оглянулась, вскрикнула – глупая Тертятко-нэ, выбравшая вместо защитника и покровителя обузу, отчаянно пыталась вытащить на себе еле двигающего ногами паренька. Несколько змей уже упали ей на голову, скользнув по жестким и гладким черным волосам, но каким-то чудом не укусив ни за шею, ни за лицо. Юная шаманка глубоко вздохнула, выставила ладони перед собой.

– Табекось хая тюкод! – выплеснула она в ползучих тварей простейшее изгоняющее заклинание. – Табекось хая тюкод!

Слабым змеинным умишком повелевать оказалось несложно – ползучие гады стали расползаться и от ее подруги, и с пути Тертятко к башне. Выручив Те, шаманка глянула на двор – круглолицый мальчишка с бубном утянул Устинью к атаманскому дому. Стало быть, девица не пропадет. Устинью Митаюки было бы жалко. Уж очень добра и отзывчива. Не то что злобные ненэй ненець!

– Давай сюда! – Она помогла Тертятко затянуть казака в башню, поставила защитный заговор на вход и присела перед подругой, задрала на ней малицу, охнула: – Великая Неве-Хеге, да тебя раз пять куснули! Давай быстро ложись, сейчас отсосу что получится и заговор от яда прочитаю, на изгнание Хэнгу-гна…

Десятку Силантия Андреева по росписи надлежало оборонять береговую башню. Правда, в десятке его воинов ныне было всего семеро: Матвей Серьга и Кудеяр Ручеек из своих, четверо приписных с чугреевского струга да он сам. Однако же и места для боя наверху было немного: площадка семь на семь шагов, три лука да один фальконет. Копья, само собой, у каждого… Но на башне, коли до копий дошло, то, считай, тебя уже убили.

По уму, каждому из воинов надлежало оглядываться по сторонам, дабы при опасности вовремя тревогу поднять, но сейчас все смотрели только под ноги, рубя и выбрасывая все новых и новых падающих змей. Так же вели себя и казаки, вставшие с пищалями на помосты вдоль стен, и те, что караулили на других боевых площадках.

В реке качнулась вода, пошла волною, выпирая из берегов, из тумана величаво выскользнула гигантская туша травоядного ящера с длинной змеиной шеей, наклонилась к берегу и поволокла свое тяжеленное тело прямо по стругам, не то что топча их – а буквально растирая о пляжную гальку.

– Ннаа-а! – Семенко Волк повернул фальконет, ткнул запальником в отверстие. Оглушительно жахнул выстрел…

Но что могло сделать ядро с кулак размером зверю величиной с крепостную башню? Коли в голову или сердце не попасть – то только разозлить. А поди узнай, где у него сердце? Да и головку крохотную второпях не выцелить…

Махина недовольно загудела, взмахнула пятисаженным хвостом, треснув им по башне так, что та аж подпрыгнула, а казаки попадали с ног, потом им же несколько раз пришлепнула обломки стругов и двинулась дальше…

Воины поднялись на ноги – но только для того, чтобы увидеть вылетевшего из тумана зверя размером с амбар и тремя торчащими вперед бивнями-рогами, каждое длиной с рогатину, но толщиной с человека. Чудище ударилось в башню – и казаки опять покатились по полу. Вскочив – ничего не увидели.

– Заряжай! – рявкнул Ганс Штраубе, старательно, но бессмысленно вглядываясь в туман, из которого доносился нарастающий топот. – Целься!

– Куда?! – оглянулся на него Волк, и выскочивший из белизны монстр успел врезаться в башню еще до того, как он снова вернулся к оружию. Казаки повалились на пол, давя спинами шипящих змей, вскочили, тут же рухнули от нового сотрясения, снова вскочили – башня подпрыгнула, покосилась, начала заваливаться.