Отмороженный - Дэн Симмонс

— Лео — это тот, у которого губы купидона и треугольный торс?

— Он самый.

— Это ваши главные сопровождающие?

— "Мальчики"? Только они находятся возле меня все время, но Стиви подключил к работе еще восьмерых новых парней. Они хорошо знают свое дело, но не болтаются за пределами прибрежного парка. Но разве вы хотели узнать подробности моей защиты или же то, как организована оборона Гонзаги?

— Ладно. Так как насчет людей Гонзаги? Сколько их? Есть ли среди них мастера своего дела? И кто еще обычно находится в его крепости? Как часто он выходит из нее?

— В последнее время он оттуда почти не выходит. И никогда нельзя сказать заранее, когда он это сделает. — Анжелина увеличила скорость движения и угол подъема своего аппарата. Курц последовал ее примеру. Теперь им нужно было говорить немного громче, чтобы слышать друг друга сквозь шум приводов. — Эмилио держит в крепости двадцать восемь человек, — сказала она. — Девятнадцать из них — это ударная сила. Довольно толковые, хотя должны были растерять форму, безвылазно сидя там и охраняя его жирную задницу. Остальные — это повара, горничные, лакеи, иногда его менеджер, всякие техники...

— Сколько вооруженных бывает в главном доме, когда вы туда приезжаете?

— Я обычно вижу восьмерых. Двое нянчатся с «мальчиками» во внешнем вестибюле. Четырех телохранителей Эмилио берет с собой, чтобы они изображали из себя лакеев во время ленча. Еще несколько человек шатаются по дому.

— А остальная охрана?

— Двое находятся в проходной у ворот. Человека четыре — в стоящем отдельно центре охраны, где установлены мониторы видеокамер. Трое чаще всего шляются со сторожевыми собаками. И двое с рациями объезжают периметр на джипах.

— Что представляют собой остальные?

— Только слуги, о которых я уже говорила, и случайные посетители, которых направляет его адвокат и какие-нибудь другие люди. Когда я приезжала туда на ленч, никого из них там ни разу не было. Никаких родственников. Его жена умерла девять лет назад. У Эмилио есть тридцатилетний сын, Тома, он живет во Флориде. Предполагалось, что ребенок унаследует бизнес, но шесть лет назад его лишили наследства, и он знает, что стоит ему еще раз появиться в штате Нью-Йорк, как ему свернут шею. Он педик. Эмилио не любит педиков.

— Откуда вы все это знаете? Я имею в виду — об организации охраны.

— В первый мой приезд туда Эмилио устроил для меня экскурсию.

— Не самый умный поступок.

— Я думаю, что он хотел поразить меня неприступностью своей персоны и крепости. — Анжелина установила тренажер на самый быстрый темп. Она решила, что пора побежать всерьез.

Курц переставил регулятор в такое же положение. Несколько минут они бежали в тишине.

— И какой же у вас план? — наконец поинтересовалась она.

— А вы предполагаете, что у меня есть план?

Она метнула в него поистине сицилийский по ярости взгляд.

— Да, я предполагаю, что у вас есть какой-то поганый план.

— Я не убийца, — сказал Курц. — Я только посредник и нанимаю убийц для других.

— Но вы собираетесь убить Гонзагу.

— Вероятно.

— Но вы же не можете всерьез рассчитывать разделаться с ним в его крепости.

Курц сосредоточился на дыхании и теперь бежал молча.

— Ну, как вы думаете попасть к нему туда? — Анжелина стряхнула капельку пота, повисшую над левым глазом.

— Гипотетически? — уточнил Курц.

— Хотя бы и так.

— Вы обращали внимание, что приблизительно в полумиле к югу от крепости идут дорожные работы?

— Да.

— Видели бульдозеры, и огромные грейдеры, и скреперы, которые половину времени стоят там без движения?

— Да.

— Если бы кто-нибудь угнал одну из самых больших машин, он мог бы вышибить ворота, проложить себе дорогу до главного дома, перестрелять там всю охрану и попутно зашибить Гонзагу.

Анжелина нажала на кнопку «стоп» и некоторое время бежала, замедляя движение в соответствии с торможением тренажера.

— Вы что, действительно такой дурак?

Курц продолжал бег.

Она взяла лежавшее у нее на плечах полотенце и вытерла лицо.

— Вы умеете водить эти огромные «катерпиллеры»?

— Нет.

— Вы хотя бы знаете, как их заводят?

— Нет.

— А у вас есть знакомые, которые умеют с ними обращаться?

— Вполне возможно, что нет.

— Вы украли эту дурацкую идею из дурацкой киношки Джекки Чана, — сказала Анжелина, сходя с тренажера.

— Я и не знал, что фильмы Джекки Чана показывают на Сицилии и в Италии, — ответил Курц, выключая свой аппарат.

— Фильмы Джекки Чана показывают везде. — Анжелина вытирала полотенцем ложбинку между грудями. — Вы не собираетесь рассказывать мне о своем плане, я вас правильно поняла?

— Да, — подтвердил Курц. Он снова взглянул на «мальчиков», которые только что закончили выжимать штангу лежа, а теперь бахвалились друг перед другом, подкидывая одной рукой гирю. — Все было просто замечательно. И мне кажется, наше взаимное влечение растет, так что скоро вы сможете пригласить меня к себе домой. Не встретиться ли нам завтра, где-нибудь и когда-нибудь?

— Идите на хрен.

* * *

В воскресенье утром Джеймс Б. Хансен вместе со своей женой Донной и пасынком Джейсоном посетил раннюю церковную службу, затем отправился вместе с семьей в излюбленное заведение на Шеридан-драйв, где готовили замечательные блинчики, после чего вернулся домой, а жена с сыном поехали к ее родителям в Чиктовагу. Наступило время, которое Хансен еженедельно посвящал личным размышлениям. Он редко позволял себе нарушение установленного правила.

В подвале не разрешалось бывать никому, кроме самого Хансена. Только у него одного имелся ключ от его частной оружейной комнаты. Донна никогда не видела эту комнату изнутри, даже во время ремонта, когда они около года тому назад переехали в этот дом, а Джейсон знал, что любая попытка проникнуть в личную оружейную комнату отчима повлечет за собой суровое телесное наказание. Сбережешь розгу — испортишь ребенка, эта библейская заповедь неукоснительно соблюдалась в доме капитана отдела по расследованию убийств Роберта Г. Миллуорта.

Оружейная комната охранялась стальной дверью с электронным замком, имевшим шифр, очень сильно отличавшийся от тех, которые использовались в контролировавшей другие части дома системе безопасности, и вдобавок самым обычным замком с цифровым кодом. Сама комната отличалась спартанским убранством: в ней имелся металлический стол, вдоль одной из стен выстроились книжные полки, на которых располагалась литература, необходимая офицеру правоохранительных органов, за запертыми дверцами из небьющейся пластмассы хранилась принадлежавшая Хансену коллекция дорогих ружей, освещенных галогеновыми лампами. В северную стену был вмурован большой сейф.

Хансен отключил третью систему безопасности, набрал надлежащий код и извлек похожий на портфель-"дипломат" титановый ящичек, который хранился в сейфе вместе с акциями, другими ценными бумагами и документами и коллекцией серебряных крюгеррандов[29]. Вернувшись к столу, он открыл ящичек и принялся просматривать в мягком свете ламп, освещавших шкаф с оружием, его содержимое. Две недели тому назад появился новый сувенир — тринадцатилетняя девочка из Майами, кубинка, имя которой он так и не узнал, подцепив ее наугад неподалеку от тех мест, где несколько лет назад жила маленькая Элайан Гонсалес. Она шла под номером двадцать восемь. Хансен пробежал взглядом фотографии, которые он сделал поляроидом, пока она была все еще жива — и позже. Он на несколько секунд задержал взгляд лишь на единственной фотографии, где сам находился в кадре вместе с нею — он всегда делал только один такой снимок, — а затем продолжил изучение своей коллекции. Он заметил, что в последние годы, двенадцати-четырнадцатилетние девочки оказывались более зрелыми, чем девочки времен его детства. Хорошее питание, говорили специалисты, но Джеймс Б. Хансен отлично знал, что это была работа дьявола, который, превращая этих детей в сексуальные объекты быстрее, чем в предыдущие десятилетия и столетия, стремился к тому, чтобы они раньше начинали соблазнять мужчин.

Но настоящих детей в его коллекции из двадцати восьми Избранных не имелось. Хансен твердо знал, что там были одни только демоницы, не божьи создания, а порождение Врага. Знание, которое открылось Хансену, когда ему перевалило за двадцать — что бог даровал ему особую способность, второе зрение, позволяющее ему отличать человеческих девочек от молодых демонов в человеческом облике, — именно оно позволило ему выполнять предопределенную для него задачу.

Глаза этой, последней, девочки, после того как он задушил ее, смотрели в камеру с выражением удивления и ужаса — удивления, вызванного тем, что ее все же распознали, и ужаса, порожденного осознанием того, что она выбрана, чтобы попасть в число Избранных. Хансен хорошо это знал — точно так же смотрели и остальные двадцать семь.