С тобой навеки (ЛП) - Лиезе Хлоя

— Лучшее место для рассвета и заката. Мои любимые периоды суток.

— Готова поспорить, ты любишь их рисовать.

Поднимается ветер, ерошащий его волосы.

— Нет.

— Нет? В смысле нет?

— Я никогда не писал пейзаж рассвета или заката.

— Почему? — спрашиваю я, тоже взглянув на закат.

После долгой паузы он говорит:

— Обещаешь, что не будешь смеяться?

Я слегка поворачиваюсь лицом к нему.

— Конечно.

— Я никогда не писал пейзаж рассвета или заката, потому что… я не уверен, что смогу запечатлеть их должным образом. В оба этих времени суток свет меняется так быстро, что это невероятно сложно. У меня есть страх, что я не сумею верно это передать, и это испортит для меня эту вещь, которую я люблю, которая столь прекрасна, что заставляет что-то внутри меня… — он кладёт руку на сердце и потирает. — Болеть.

Я смотрю на него, ошеломлённая и неожиданно тронутая.

Я задала Акселю вопрос о картинах, а получила ответ о нём. О том, как глубоко он чувствует, как он строг к себе.

— Думаю, я понимаю, — тихо говорю я.

Аксель косится в мою сторону, и наши взгляды встречаются.

— Да?

— Чем глубже ты любишь, тем больше риск разочарования, боли и потери. Чем больше ты заботишься, тем с большей болью ты можешь столкнуться. И всё же я надеюсь, что ты не позволишь этому останавливать тебя вечно, — говорю я ему. — Страху провала, страху не оправдать те ожидания, которые ты перед собой поставил и которые кажутся чертовски высокими. Потому что… ну, ты не думал, что глубина твоих чувств к этой теме — это та самая причина, по которой ты тот, кто лучше всего сможет написать это на холсте?

Его взгляд ускользает, возвращаясь к солнцу, от которого осталась лишь бронзовая полоска. Молчание длится так долго, что я начинаю беспокоиться, вдруг обидела его, зашла слишком далеко, говорила слишком долго. Я делаю вдох и задерживаю дыхание, и во мне нарастает ужас.

— Нет, — говорит он наконец. — Об этом я не думал.

Его ответ краткий, но я чувствую, что он просто погрузился в свои мысли, обдумывая то, что я сказала.

Я выдыхаю с облегчением.

— Думаю, если кто-то и может сделать это, написать нечто столь многогранно прекрасное, то это ты, Аксель.

— А если я сделаю это ужасно? — спрашивает он.

— Искусство субъективно. Ты ему судья, верно? Конечно, у тебя есть свои стандарты, но может, ты придёшь к пониманию, что их нужно скорректировать, или что они изначально были неоправданными. Может, ты сделаешь несколько неудачных попыток, прежде чем придёшь к тому, чем будешь гордиться, и что будет именно таким, как ты хотел, — я аккуратно протягиваю руку и убираю листик, который я бросила в его волосы. — Может, даже чем-то бОльшим.

И тогда я осознаю, насколько я близко, и что в какой момент я почти наклонилась над ним.

— Ты… — Аксель хрипло сглатывает. Его глаза темнеют, не отрываясь от моего рта.

— Я…?

Он резко садится.

— Ты не возражаешь, если мы пойдём обратно? Уже темнеет, и я не хочу, чтобы ты подвернула себе что-нибудь на обратном пути.

Моя челюсть возмущённо отвисает.

— Подвернула себе что-нибудь на обратном пути? Слушай, Беар Гриллс, не все мы заучили местность наизусть, — я пытаюсь пихнуть его, но он опять проворно уворачивается и вскакивает, позволив мне повалиться на траву. — Ты должен был повести себя галантно и поймать меня, — напоминаю я ему, распластавшись на земле.

Он качает головой.

— Ты всё никак не выучишь этот урок.

— Какой же?

— Что я не тот человек, на которого можно рассчитывать в том, что я тебя подхвачу.

Моё сердце ухает в пятки.

— Ты говоришь про себя не очень лестные вещи.

— Лестные или нет, это правда, — он упаковывает остатки нашего пикника, затем взваливает рюкзак за плечи. — Давай. Подъём.

Встав и надев свой рюкзак, я делаю то же, что делаю всегда. Натягиваю улыбку и стараюсь сохранить лёгкую атмосферу.

— Это было здорово, Аксель, спасибо.

Он кивает.

— Вообще-то, — я останавливаюсь на тропе. — Есть ещё кое-что.

Последние несколько дней я поддавалась его настоянию, чтобы я оставалась в хижине, пока он продолжает кантоваться в палатке. Но так не может продолжаться на протяжении всего моего пребывания здесь.

— Меня больше не устраивает, что ты спишь в палатке, пока я остаюсь в твоём доме. Я не…

— Руни, мне нравится спать на природе. Это комфортно и умиротворённо. Я не мученик, — тихо говорит он. — Поверь мне.

Ладно, он не мученик, он просто чёртов упрямец.

— Я готова вести переговоры, — сообщаю я ему. — Я позволю тебе спать в палатке…

— Ты позволишь мне?

— Так я и сказала. Я позволю тебе перекантоваться там для сна, если ты и я вместе поужинаем в доме, а потом ты в комфорте приготовишься ко сну. Горячая еда и душ в доме для тебя, а не то, чем ты обходился до сих пор.

Он массирует переносицу под очками.

— У меня в студии есть место, чтобы помыться.

— Ага, и я так понимаю, это предназначается для того, чтобы смыть краску и помыть кисти, и это место непригодно для того, чтобы там принимал душ взрослый мужчина с ростом выше среднего. Подобающий приём пищи и подобающий душ в доме. Эти условия не обсуждаются.

Он устало вздыхает.

— Угораздило меня жениться на адвокате.

— На почти-адвокате, — напоминаю я ему. — Просто я от природы хороша в спорах. Семейная черта Салливанов.

Наши тени становятся всё длиннее, пока мы какое-то время идём в тишине.

— Ладно, — ворчит он.

— Превосходно. Начинаем с сегодняшнего вечера. Мы уже поужинали, так что когда вернёмся, ты первый идёшь в душ.

— Нет. Гости идут первыми.

— В противном случае, — небрежно говорю я, поправляя рюкзак, пока мы ускоряемся вниз по тропе. — Я всегда могу заселиться в отель, чтобы ты вернулся в свою кровать. Уже поздно, но в крайнем случае я могу пересидеть ночь в зоне отдыха, пока завтра не освободится номер…

— Исключено, — он сердито смотрит на меня. — Ты…

— Неисправима? — сладеньким тоном подсказываю я.

Он бурчит себе что-то под нос, затем марширует вперёд по тропе. Остаток нашей прогулки проходит в тишине, но я не возражаю. Пусть мой муж недосягаем для моих рук, моих глаз это не касаются. Они бесстыже любуются его телом сзади.

Когда мы доходим до начала тропы у поляны возле его дома, Аксель резко останавливается, отчего я спотыкаюсь и едва не врезаюсь в него.

Мне любопытно, что его остановило, поэтому я пытаюсь проследить за его взглядом. Я ничего не вижу в почти абсолютной темноте, только лёгкие очертания его палатки, а подальше небольшой дом.

— Что такое? — спрашиваю я.

— Скунс, — отвечает он, мрачно вздохнув.

Глава 10. Руни

Плейлист: Feist — The Circle Married The Line

Аксель выходит на поляну, направляясь к его палатке.

— Держись на расстоянии, — говорит он.

Я игнорирую этот указ и иду немного поодаль от него, пока он осматривает участок. Когда дует ветер, я улавливаю какой-то не особо сильный, но явно неприятный запах. Этого оказывается достаточно, чтобы я зажала нос пальцами.

— Ты уверен, что это скунс? — спрашиваю я, говоря в нос.

— Нет, — отвечает Аксель, приближаясь к своей палатке. — Я думаю, это маленькая цветочная феечка потанцевала здесь и разбрызгала свой цветочный парфюм.

— Заметка себе на будущее. После долгого дня Аксель становится ворчливым засранцем.

Лицо Акселя искажается отвращением, пока он обходит свою палатку по периметру.

— Заметка себе на будущее, — говорит он. — Аксель всегда ворчливый засранец.

— Это неправда, — парирую я, всё так же говоря в нос и следуя за ним. — Ты был очень даже неворчливым со Скайлер, когда она за бранчем похвалила твои блинчики и черничный соус, и ты составил такую приятную компанию за пикни… — я умолкаю на полуслове от рвотного позыва. — Господи Иисусе, — я ахаю, разворачиваюсь и бегу к дому, прочь от места, где запах сильнее всего.