На войне и в тылу — по-фронтовому - Анна Потерпеева

Заводская газета «Магнитогорский металл» постоянно освещала ход соревнования, выпускала специальные листовки. Такие подборки, как «Трудовая доблесть — сестра геройства», «Фронт и тыл», «Чтоб армия наша врагов разметала — больше давай, сталевар, металла!», «Родине — все наши силы, все наши знания, весь наш труд», «Что ты сделал для фронта?», оказывали большое воспитательное воздействие.

Впоследствии, уже после окончания Великой Отечественной войны, когда вышел тысячный номер заводской газеты, директор комбината Г. И. Носов в приказе отметил, что все годы, со дня выхода первого номера и особенно за время войны, «газета была неизменным помощником металлургов в их борьбе за высокие темпы производства, за оказание всемерной помощи фронту».

Директор объявил всем рабочим корреспондентам, работникам редакции благодарность: «Премировать по 1000 рублей и отрезами на костюм редакторов газеты: Горшенева Н. И., Кондратковскую Н. Г., Клемина Е. И.». Было выделено на премирование рабкоровского актива, работников типографии 10 тысяч рублей и 25 талонов на шерстяные отрезы.

…Фронт получал металл Магнитки в возрастающих из года в год размерах. Магнитогорцы вправе гордиться, что дали броневого металла на десятки тысяч танков, что почти каждый третий снаряд, выпущенный по врагу, был сделан из их стали. Все это — результат самоотверженного героического труда, творческих усилий всего коллектива.

Магнитогорский металлургический комбинат — и накануне, и в дни войны, и в послевоенный период — всегда был образцом, символом доблести, трудолюбия, беззаветной преданности делу партии, советского народа.

Из суровых испытаний военных лет комбинат вышел окрепшим, со значительно выросшими производственными мощностями, с накаленными в горниле войны кадрами. Сегодня трудно найти в стране металлургический завод, где бы не работали люди, прошедшие университеты Магнитки.

А. М. Нигматуллина

БОЕВЫЕ ПОДРУГИ

Смотрю назад, в продымленные дали:

Нет, не заслугой в тот зловещий год,

А высшей честью школьницы считали

Возможность умереть за свой народ.

Юлия Друнина

Александра Максимовна Нигматуллина родилась и выросла в Сталинграде. Здесь ее и застала война. Вместе с подругами рыла окопы, противотанковые рвы. На фронте погиб ее муж, под фашистской бомбежкой — отец, мать и двухлетний сынишка. Шура уходит на фронт. Ее боевой путь — от Сталинграда до Берлина вместе с частями 62-й армии генерала В. И. Чуйкова (позднее переименованной в 8-ю гвардейскую). Была Шура санинструктором в роте автоматчиков 79-й стрелковой дивизии. Шесть раз ранена и шесть раз возвращалась в строй, не дожидаясь полного выздоровления. Об этом рассказал очерк «Шестой побег» в сборнике «Победа во имя мира» (Челябинск, Южно-Уральское книжное издательство, 1980).

Награждена А. М. Нигматуллина орденом Отечественной войны 2-й степени, медалями «За отвагу» (двумя), «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина».

Александра Максимовна — директор челябинского кинотеатра «Искра». Ведет она и большую общественную работу — возглавляет городской клуб ветеранов «Боевые подруги».

Сорок лет прошло со дня победы. Дважды по столько, сколько было нам в дни войны. Как мы все ждали его, этот день! Ждали на фронте, в тылу. В штурмовых батальонах и заводских цехах. В колхозах, что, надрываясь, давали стране хлеб, и в госпиталях, где в беспамятстве командиры продолжали поднимать бойцов в атаку…

Сорок лет. Вдвое больше, чем было тем, о ком я хочу рассказать.

За линией фронта

Только после разгрома фашистов под Сталинградом улыбнулась удача старому солдату Егору Коренному. С первых дней войны ничего не знал он о судьбе дочери Марийки. Сын Семен воевал где-то рядом, жена с младшим, Гришуткой, осталась под немцем. Это знал. А о Марийке — ничего. Потом он не раз рассказывал дочери, как у сотен, а может, у тысяч людей при каждом удобном случае спрашивал:

— Коренную, Марию, дочка это моя, не встречали где?

В ответ пожимали плечами, качали головой:

— Коренную? Нет, батя, не припомню такой.

И вдруг… Девушка-санинструктор, спустившись с подножки вагона, присмотрелась строго:

— Коренную? А спрашиваете почему?

— Так ведь отец я ей. Два года без весточки.

— А документы у вас есть? — почему-то еще больше посерьезнела санинструктор.

Не подай Егор документы, отвернись, — может, и в этот раз ничего не узнал бы. Да уж больно строго та спрашивала — достал документы. Может, почувствовало надежду отцовское сердце, кто знает?

Просмотрев внимательно красноармейскую книжку, девушка сказала вдруг тихо:

— Встречала я вашу Марию. Учились вместе в школе радистов. Где теперь она — не знаю. Должно, за линией фронта.

Больше Егор ничего не спросил. Да и что спрашивать. Понимал: и этого, наверное, не имела девушка права ему говорить…

Вспоминая на наших встречах в клубе «Боевые подруги» этот случай, Мария Егоровна Коренная (теперь, по мужу, Панова) сама не перестает удивляться. В школе ее настоящую фамилию знали очень немногие. Знала Галина Васецкая. С ней-то и повстречался Егор Коренной. Случай. Но такие на войне бывали.

Мария, по довоенной профессии фельдшер-акушер, с августа 1941 года служила в эвакоприемнике. Затем школа, чужая биография-легенда, морзянка, тренировочные прыжки с парашютом. И первый прыжок — за линию фронта весной сорок третьего. В те края, где выросла, где сейчас были фашисты.

Забрасывали их в тыл врага вдвоем с молодым парнем Сашей. Возможно, это его имя тоже было легендой. Саша приземлился неудачно, очень ушиб ноги. Мария закопала парашюты, спрятала рацию, блоки питания, оружие и отправилась на розыски своей тетки, что жила в этих местах. По легенде, Мария последнее время работала в Запорожье, а теперь вот пробирается до тетки в деревню, где не так голодно. В лицо ее в этих краях знали. Но этого она не боялась: документы были надежные. В том числе подлинная биржевая книжка на ее фамилию. Единственный раз она летела за линию фронта под своей фамилией. Вот только имена не сходились. Книга была выдана фашистами ее снохе Александре (она жила на территории, которую наши войска уже освободили). Я видела эту биржевую книжку. Она и сейчас хранится у Марии Егоровны. Готический шрифт, немецкие слова. Документ советской разведчицы…

Встречи с земляками она не боялась. Увидав знакомого старика, поздоровалась. Тот взглянул удивленно:

— Где ж ты жила, так давно не писала? А тут матка твоя с братом была вчера…

Вот этого Мария никак не ожидала. Мама должна быть за многие километры отсюда, а она здесь. Перед матерью не притворишься. А если схватят, что будет с ними?

— Та где ж они? — стараясь изобразить на лице радость, затормошила она старика.

— Хата на горе сгорела, видишь? Там и живут. Семей пять разместилось.

…Мать, как и предполагала Мария, не поверила ее рассказам о жизни в оккупации. Чуткий слух у материнского сердца. Пришлось рассказать все. Узнав, зачем появилась в тылу у фашистов дочь, взялась помогать во всем. Подсказала, как безопасней перенести и лучше укрыть в близком тайнике радиостанцию. Успокоила настороженное любопытство соседей. Все, казалось бы, продумали, но вот воспользоваться связью, передать добытые сведения Марии в этот раз так и не удалось…

В условленном месте от Саши писем не было. Это тревожило, ведь оставила его с ушибленными ногами, и хоть тот крепился, Мария видела, как ему трудно. У Саши были документы гитлеровского полицая. А вдруг?

Испуганная, в хату вбежала мать:

— Ой, Маруся! Там хлопец, избитый весь. Немцы шукают, может, знает его кто? Не твой ли это?

Приметы сходились: он. Фашисты схватили Сашу. По инструкции, после провала старшего группы на связь радистка выходить не имела права, должна затаиться. Маршрута на переход линии фронта у нее не было. Оставалось ждать. Каково это: ждать и быть не в силах чем-то помочь продвижению наших войск…

После освобождения этих мест Красной Армией для Марии опять началась учеба. А 6 ноября, через три дня после того, как отпраздновали девчата ее день рождения, вторая выброска. На этот раз в район Нового Буга.

Шли на задание с Аней Калачевой. При перелете линии фронта огонь зениток, прожекторы несколько раз сбивали самолет с курса. Первой прыгать должна Мария — как положено радисту группы. Анна чуть замешкалась. На земле долго искали друг друга и груз…

Переночевать попросились к пожилой женщине. А потом упросили ее оставить в доме и на всю зиму.

В Новом Буге была крупная железнодорожная станция, за городом — полевой аэродром врага. Сведения, передаваемые отважными разведчицами нашему командованию, были очень ценными.