Малефисента - Элизабет Рудник

— А потом… потом вы снова станете моим трофеем. И больше ничем.

Крылья сердито дрогнули, но Стефан лишь пристально посмотрел на них. Его лицо расплылось в широкой ухмылке.

* * *

Хорошо продуманный план Малефисенты держать Аврору подальше от вересковых пустошей быстро потерпел неудачу. Едва она решила, что Аврора никогда больше не появится на вересковых топях, прекрасная принцесса вновь оказалась по другую сторону Стены. Раньше, чем Малефисента поняла, что творит, она каждую ночь стала погружать Аврору в волшебный сон и переносить ее в мир фей.

Очень скоро Аврора уже чувствовала себя на топях как дома. И что еще хуже, прежде чем Малефисента осознала это, ей действительно стало приятно видеть принцессу рядом с собой.

Было нечто воодушевляющее в том, как принцесса бродила по вересковым топям звездными ночами. Перепрыгивала ли Аврора через ручей, пробиралась ли сквозь высокие камыши — чувствовалось, что она буквально сливается с окружающим ее миром. Она любила не только растения, но и лесных обитателей тоже, начиная с прелестных фей-росинок и заканчивая угрюмыми на вид мисти-ежами с их огромными ушами и колючими спинками.

И все эти существа тоже любили Аврору. Все. Даже ревнивые речные феи, которые, как известно, сталкивают в воду всех, кого считают красивее себя, и те любили Аврору, восхищаясь ее красотой. Они разрешали ей играть возле края воды, наперебой спеша показать принцессе таившиеся в ручьях сокровища. Когда они вытаскивали из воды блестящий камешек, Аврора смеялась от восторга и рассыпала похвалы, заставляя речных фей краснеть от гордости.

Когда камешков больше не находилось, речные феи выскакивали на поверхность воды и скользили по ней, почти не оставляя следа. Аврора сидела, завороженно глядя на представление, которое устраивали для нее феи, помахивая за спиной своими крылышками. А когда представление заканчивалось и феи ныряли в воду, Аврора аплодировала им с берега.

Но не только речные феи стремились привлечь внимание Авроры. Вечно ворчливые уоллербоги любили втягивать ее в свои борцовские поединки в грязи, которые она неизменно проигрывала. Но даже вывалявшись в грязи, она продолжала улыбаться, в восторге от того, что является частью этого волшебного мира. Когда она набредала на самых грозных фей, вроде троллей-баранов с их сгорбленными плечами, напоминающей темную кору кожей и торчащими из их рук и спины острыми ветками, она не убегала от них, просто сторонилась, пропуская их, — знала, что и они играют свою важную роль в жизни вересковых пустошей. Ночи сменяли одна другую, Малефисента наблюдала за принцессой, и ей все труднее становилось думать о ней как о дочери Стефана. Аврора была совершенно не похожа на него. Если Стефан никогда не относился к природе с уважением, думал только о том, что он может получить от пустошей, то Аврора в мире фей любила буквально все. Казалось, она инстинктивно знала, как стать частью этого мира, и Малефисента чувствовала, что все больше начинает любить эту девушку. Когда они бродили вместе, Аврора с жадностью слушала Малефисенту, которая знакомила ее с различными растениями и деревьями. А Малефисента с удовольствием слушала болтовню Авроры о том, каких глупостей натворили за прошедший день ее тетки. С каждой новой ночью Малефисенте и Авроре становилось все приятнее быть вместе. И как бы ни было тяжело Малефисенте самой себе признаться в этом, ей грустно бывало покидать Аврору после того, как она на заре укладывала спящую принцессу в постель.

Малефисента нашла в Авроре родственную душу, того, кого могла научить чему-то и у кого могла чему-то научиться сама. Сердце Авроры было широко открыто, страстно желало любви, но сердце Малефисенты оставалось запертым на замок. Правда, глядя на то, как счастлива и свободна Аврора, Малефисента не могла не задуматься о том, что, возможно, оказала себе плохую услугу, постоянно оставаясь такой холодной и неприступной. Даже за то короткое время, пока Аврора была частью вересковых топей, Малефисента почувствовала, что к ней самой стали с большей теплотой относиться те, кто до появления девушки игнорировал ее. Благодаря Авроре они стали видеть в характере Малефисенты более мягкие черты. И Малефисенте не могло не нравиться то, что круг ее общения заметно расширился.

Но как бы ни было приятно Малефисенте видеть рядом с собой Аврору, тяжкий груз продолжал давить на ее плечи. Она понимала, что визитам принцессы необходимо положить конец. «Наши отношения должны прекратиться, — не раз говорила она себе. — На ней мое проклятие».

— Почему мне нельзя бывать здесь днем? — спросила однажды Аврора, когда они с Малефисентой брели по ночному Лугу Снежных фей. Вокруг сновали радужные феи, их крылышки, напоминающие неповторяющиеся очертания снежинок, порхали над прудом в центре луга или мелькали вокруг возвышавшегося на берегу большого старого дерева. С того места, где стояли Аврора и Малефисента, Снежные феи казались яркими огоньками, освещавшими дерево и заставлявшими его светиться.

Малефисента посмотрела на девушку, не зная, что ответить. Не могла же она сказать ей правду — что если «тетушки» Авроры узнают, где та бывает и с кем проводит время, они будут очень-очень огорчены. Не могла она объяснить Авроре и причину их огорчения, что Малефисента была не той, за кого ее принимает принцесса. Вместо этого она просто сказала:

— Ночь — единственное время суток, когда для тебя открывается Стена.

Прежде чем девушка успела задать новый вопрос, Малефисента быстро зашагала вперед, заставив Аврору буквально бежать, чтобы не отстать. Но весь остаток той ночи и еще несколько следующих дней Малефисенту мучил заданный Авророй вопрос. Ей самой хотелось бы посмотреть на то, как Аврора играет на вересковых пустошах при свете дня. Если говорить честно, ей хотелось бы видеть Аврору в любое время суток, и желательно на протяжении многих лет. Но для того, чтобы это произошло, ей необходимо что-то сделать со своим проклятием… Однажды ночью, спустя недели после первого появления Авроры на пустошах и всего за несколько недель до ее шестнадцатого дня рождения, Малефисента уложила спящую Аврору в кровать, как она делала это каждую ночь на протяжении многих дней. Малефисента осторожно подоткнула одеяло и прошептала:

— Доброй ночи, заморыш.

Но именно в эту ночь, когда луна стала уходить за горизонт, а солнце начало вставать, она тихо добавила:

— Я снимаю свое проклятие. Пусть оно исчезнет.

Едва эти слова слетели с губ Малефисенты, вся комната наполнилась магической энергией. Воздух затрещал и засветился, тихо зашелестел ветер. Но магическая сила не коснулась Авроры. Нахмурив глаза, Малефисента подошла ближе и повторила свои слова, теперь гораздо тверже:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});