Талисман из Ла Виллетт - Клод Изнер

Она мечтательно взглянула на заправленный в машинку лист бумаги. Писательство напоминало игру: найти нужные слова, включить воображение и сплести из них пестрый ковер повествования. Айрис схватила карандаш и набросала на листке бумаги: «Жила-была на свете стрекоза, и влюбилась она однажды в мотылька…»

Виктор проголодался и озяб. Он зашел в кухмистерскую Дюваля, подкрепился яичницей-глазуньей и жареной картошкой и теперь в ожидании Жозефа лениво наблюдал за посетителями. Мужчина апоплексической наружности с бакенбардами с вожделением взирал на рюмку московской анисовки, которую налила ему официантка в темном шерстяном платье. Наконец появился до крайности возбужденный Жозеф. Он плюхнулся в плетеное кресло и выхватил из кармана иллюстрированное приложение к «Пти журналь».

— Между Сциллой и Харибдой! — громогласно объявил он. — Вот, читайте!

Виктор нетерпеливо протянул руку за газетой.

ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ

Как только что стало известно, г-н барон де Лагурне, член клуба по улучшению лошадиной породы «Пегас», владелец нескольких чистокровок и соучредитель эзотерического общества «Черный единорог», скончался вчера вечером в результате падения с лошади. По заключению врачей, травма черепа могла быть получена в результате удара по затылку тяжелым предметом. Пока неизвестно, были ли действия преступника намеренными. Вдова барона госпожа Клотильда де Лагурне отказалась от вскрытия. Начнет ли полиция следствие по делу, которое рискует оказаться крайне непростым?..

Мужчина с пушистыми бакенбардами закурил кубинскую сигару. Ароматный дым достиг ноздрей Жозефа, и он поспешил защититься носовым платком. Виктор сложил газету.

— Что ж, если его убили, нам следует всерьез задуматься, не связана ли эта смерть с гибелью Лулу. Однако нить, связывающая обе жертвы, весьма эфемерна. Единственное, что подкрепляет наше смелое предположение, это слово «единорог».

— Меня мутит от дыма, — пробормотал Жозеф.

— Вы проголодались, вам нужно поесть.

Жозеф начал изучать меню, а Виктор достал блокнот. «Сладкое или соленое?» — думал один, пока второй обдумывал версии.

Жозеф подозвал официантку.

— Желе из айвы и чашку кофе, пожалуйста.

— Какая умеренность! Думаю, нам стоит нанести еще один визит в особняк де Лагурне, но мы отложим его на завтра, сегодня есть более срочные дела.

И Виктор описал Жозефу утренние события.

— Жившая на улице Винегрие американка маскируется под французскую гражданку Софи Клерсанж.

— Доллар на цепочке ничего не доказывает, — с полным ртом возразил Жозеф. — Держу пари, такую цацку можно достать у любого парижского антиквара-перекупщика. Если мне не изменяет память, Петронилла упомянула о приехавшей из Америки подруге, но не утверждала, что та — гражданка Соединенных Штатов.

— Петронилла?

— Ну да, одна из девиц, которых мы угостили дешевым обедом на улице Абукир!

— Ах да… Вы придираетесь к мелочам, Жозеф. Между прочим, мадам де Лагурне ведет себя подозрительно, вы не можете этого отрицать. Предлагаю следующий план: вы дежурите у «Отель де л’Ариве» и следите за каждой женщиной, которая в одиночестве покинет гостиницу. Возможно, так нам удастся вычислить Софи Клерсанж. Наблюдение, само собой, ведите скрытно.

— Мне не привыкать, патр… Виктор! Я — король сыщиков!

— И хвастунов. Я только сейчас понял, что рассказ Мартена Лорсона об убийстве Лулу дает повод к сомнениям. Он был сбит с толку тем обстоятельством, что убийца вскоре вернулся на место преступления. Но что, если мужчин было двое? Предположим, барон де Лагурне — а это вполне возможно — задушил Лулу, а его сообщник затем устранил самого барона.

— Мы блуждаем в тумане!

— Процитирую нашего дорогого Кэндзи: «Лучший способ выйти к свету — идти на ощупь сквозь мрак».

— Ну а я, как профессор Лиденброк,[51] предпочитаю вооружиться лампой Румкорфа. Чем больше улик, тем яснее я вижу. Как зовут хозяина тележки?

— Брикар, Сильвен Брикар по прозвищу Миллионер.

— Почему так?

— Не знаю. Со слов малышки-горничной я понял, что он в более чем дружеских отношениях с вдовой Герен.

— А вы знаете, где живет Лорсон?

Виктор кивнул и расплатился по счету.

— Будет лучше, если я позвоню вам сегодня вечером в магазин. Надеюсь, Айрис ничего не подозревает, она ведь совершенно не способна держать язык за зубами…

— Не беспокойтесь, она думает только о будущем ребенке, — уверенно ответил Жозеф и с наслаждением вдохнул аромат лошадиного навоза, смешанный с запахом пыли.

Джина Херсон расставляла в вазе цветы из букета, доставленного посыльным. Подбор цветов был явно неслучайным, но она не была уверена, что разгадала код. Кажется, белые розы означают «Я вас достоин» — так, во всяком случае, написано в одном английском журнале. Лист папоротника — «ослепление», красные гвоздики… — «любовь»! А вот и лилии. Придется проверить. Букет был очень красив. Джина прочла приложенную к нему карточку.

«Цветок, на божественном наречии — дочь утра, очарование весны в сердце зимы, источник жизненных соков», — писал Шатобриан. Мне никогда не сравниться талантом с поэтом, но я могу быть приятным собеседником. Не согласитесь ли выпить со мной чашечку чая у Глоппа на Енисейских Полях? Буду ждать Вас у входа.

Преданный Вам

Кэндзи Мори.

Записка вынуждала Джину принять решение: отказываться глупо, она горько об этом пожалеет. Они с Пинхасом официально не разведены, но его отъезд в Нью-Йорк разрушил их союз. Свидание с Кэндзи Мори ни к чему не обязывает и не может считаться изменой супругу, отцу ее дочерей и сердечному другу. Они с Пинхасом редко ссорились, но их мнения по многим вопросам расходились. С годами политика развела их в разные стороны. Оба осуждали еврейские погромы и антисемитизм царского правительства, но Пинхас возводил в абсолют революционные идеи, а Джине всего лишь хотелось найти уголок, где можно жить достойно и в безопасности. Она надеялась, что ей, как и Таша, будет хорошо во Франции, и горевала, что ее младшая дочь Рахиль вышла замуж за врача по имени Милош Табор и поселилась в Кракове.

Возможно, они с Пинхасом и остались бы вместе, но Джина не могла не признать очевидного: в личном плане их супружеская жизнь обернулась катастрофой. Придя к этому выводу, она прямо сказала Пинхасу, что им надо расстаться.

Она осталась в мастерской, где вечно царил веселый беспорядок, Пинхас покинул конуру на Хестер-стрит и снял квартиру на Манхэттене. Дела у него шли настолько хорошо, что он время от времени переводил жене деньги, и она была ему за это благодарна, хотя и не понимала, как можно заработать на эксплуатации кинетоскопов. Виктор, зять Джины, недавно рассказал ей, что знаменитый Томас Эдисон изобрел машину, позволяющую показывать движущиеся картинки. Джина считала эти большие прямоугольные ящики непристойным развлечением, уместным разве что на ярмарке. На кинетоскопе была оборудована щель-приемник для денег и два отверстия с окуляром. Вращая ручку, зритель мог увидеть петушиные бои, боксирующих котов, бойцовских псов, танцы островов Самоа… Но наибольшей популярностью пользовались раздевающиеся потаскухи и подглядывающие за ними шалуны-любовники. К счастью, пленка кончалась до полного «разоблачения». Джина не понимала, как Пинхас мог увлечься подобной порнографией?

Она вернулась в комнату и спрятала в шкатулку последнее письмо с американскими штемпелями. Муж оставался за океаном, и она вольна была отправляться на свидание с мсье Мори.

«Нужно принарядиться».

Джина посмотрелась в зеркало, поправила золотисто-каштановые с проседью волосы.

«Ты похожа на старую ведьму, милая моя! Морщины, складки на шее… Воистину, кто-то опоил этого обольстительного азиата волшебным любовным напитком, как Тристана и Изольду. Ты сошла с ума! В твоем возрасте…»

Она умылась, накрасилась и надела классический туалет: платье из зеленовато-синей муаровой тафты с темно-розовой отделкой, которое вполне сочеталось с ее единственным манто. Рукава обтрепались, и их пришлось замаскировать кружевом. Глядя на тюлевую, украшенную примулами шляпу, Джина вдруг вспомнила, что символизирует лилия, — чистоту. Какая ирония! Она ведь почтенная мать семейства! Он что, смеется над ней? Она снова посмотрелась в зеркало: разоделась в пух и прах и готова бежать на свидание к мужчине, с которым обменялась несколькими ничего не значащими фразами и множеством волнующих взглядов! Джину мучил стыд, но она была не в силах справиться с возбуждением, словно юная девушка, взволнованная комплиментами первого в жизни воздыхателя. Много лет она в одиночку боролась, мечтала и душила свою мечту… Джина решительно повернулась к зеркалу спиной.