Медный всадник - Полина Саймонс

– Я немедленно иду домой.

Она быстро зашагала прочь, но он успел схватить ее за руку:

– Не уходи, Танечка. Пойдем посидим под деревьями.

– Дмитрий, – процедила она, не двигаясь, – я никуда с тобой не пойду. Отпусти!

– Пойдем в сад.

– Я же сказала, немедленно отпусти меня!

Но он подступил вплотную. Жесткие пальцы впились в кожу.

– А если я не захочу? Что будешь делать?

Татьяна не отпрянула. Он обхватил ее за талию и притянул к себе.

– Дима, – сдержанно, без малейших признаков страха остерегла она, – что ты вытворяешь? Совсем с ума сошел?

– Да, – шепнул он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.

Татьяна с тихим криком резко отвернулась.

– Нет! Пусти меня! – повторила она.

Он неожиданно разжал руки и отпрянул:

– Прости…

– Я немедленно иду домой! – крикнула она и почти побежала по тротуару. – Дима, ты слишком стар для меня.

– Нет-нет, пожалуйста! Мне всего двадцать три.

– Я не об этом. Просто я чересчур молода для тебя. Мне нужен тот, кто… – Она замялась в поисках подходящего слова. – …Ожидал бы меньшего.

– Как это «меньшего»? И насколько?

– Который не ожидает ничего.

– Мне ужасно жаль, Таня. Я не хотел тебя пугать.

– Все в порядке, – буркнула она, не глядя на него. – Я просто не из тех, кто гуляет по ночам с парнями.

«С тобой», – мысленно добавила она, с болью в сердце вспоминая Летний сад.

– Теперь я это понимаю. Думаю, именно поэтому ты мне нравишься. Иногда я просто не соображаю, как вести себя с тобой.

– Советую быть терпеливым и уважительным.

– Обещаю быть терпеливым, как Иов. Видишь ли, Танечка, я не собираюсь отказываться от тебя.

Она молча спешила вверх по Суворовскому.

– Надеюсь, и Даше нравится Александр, – неожиданно бросил Дмитрий.

– Даше нравится Александр.

– Потому что она ему очень нравится.

– Да? – пролепетала Татьяна. – Откуда ты знаешь?

– Он почти прекратил былую бурную деятельность. Только Даше не говори, это ранит ее чувства.

Татьяна хотела сказать, что не представляет, о чем это толкует Дмитрий, но она слишком боялась услышать правду.

Они застали Дашу и Александра за вполне мирным занятием. Сидя на маленьком диванчике в коридоре, они читали вслух Зощенко и смеялись. Единственное, на что оказалась способна Татьяна, – это раздраженно проворчать:

– Схватили чужую книгу и рады.

По какой-то причине ее замечание показалось Даше крайне забавным, и даже Александр улыбнулся. Проходя мимо, Татьяна споткнулась о его вытянутые ноги и наверняка бы шлепнулась, если бы он не подхватил ее. И так же мгновенно отпустил.

– Таня, – спросил он, – что у тебя с рукой?

– Ах, это… – беспечно отмахнулась она. – Пустяки.

И, пробормотав что-то насчет усталости и позднего часа, быстренько ретировалась в комнату стариков, где устроилась на диване между дедом и бабкой и долго слушала радио. Они потихоньку поговорили о Паше, и вскоре девушка почувствовала себя лучше.

Позже, уже лежа в кровати, она услышала шепот сестры:

– Таня! Таня!

– Ну что тебе? Я спать хочу.

Даша чмокнула ее в плечо.

– Таня, мы почти не разговариваем с тобой. Наш Пашенька уехал, а времени совсем нет. Ты скучаешь по нему, верно? Он скоро вернется.

– Скучаю. А ты занята. Потолкуем завтра, Дашенька.

– Я влюблена, Таня!

– Рада за тебя.

Она снова отвернулась к стене.

– Знаешь, это настоящее. О Танечка, не знаю, что делать с собой!

– Может, попробуешь заснуть?

– Таня, я ни о чем другом думать не могу. Он сводит меня с ума. Он такой… Лед и огонь. Сегодня он был совсем другим: спокойный, шутил, но временами я просто не могу его понять!

Татьяна не ответила.

– Да, я хочу всего сразу. И то, что он немного оттаял, – настоящее чудо. До прошлого воскресенья я не могла уговорить его прийти ко мне. И вдруг он является – с тобой и Димой.

Таня хотела напомнить, что Александр пришел к ним домой отнюдь не по просьбе Даши, но, разумеется, снова промолчала.

– Дареному коню в зубы не смотрят, и я лучше всех это понимаю. Но кажется, ему понравилась наша семья. Знаешь, он ведь из Краснодара, но не был там с тех пор, как вступил в армию. У него нет ни братьев, ни сестер. Он никогда не говорит о родителях. Он… не могу объяснить… такой сдержанный. Не слишком распространяется о своих делах. Правда, спрашивает о моих.

– Д-да? – выдавила Татьяна.

– И очень жалеет, что началась война.

– Мы все жалеем, – хмыкнула Татьяна.

– Но это вселяет надежду, не находишь? На лучшую жизнь с ним вместе, как только война закончится. Таня, а Дмитрий тебе нравится?

– Ничего, – ответила она, стараясь, чтобы не дрогнул голос.

– А ты ему очень.

– Чушь!

– Ничего подобного. Ты ничего в таких вещах не понимаешь.

– Понимаю и повторяю: ничуть я ему не нравлюсь.

– Ты ни о чем не хочешь поговорить? Спросить?

– Нет!

– Таня, брось свою неуместную застенчивость, – покровительственно заметила Даша. – Тебе уже семнадцать. Почему не хочешь немного оттаять? Обратить внимание…

– На Дмитрия? – прошептала Татьяна. – Никогда!

И за мгновение перед тем как заснуть, она осознала, что меньше боится неведомых ужасов войны, чем уже познанных сердечных бед.

9

В субботу Татьяна отправилась в Публичную библиотеку и выписала русско-английский разговорник. В школе она учила английский, знала алфавит и теперь пыталась воспроизвести вслух заинтересовавшие ее фразы. Произношение давалось ей с трудом, и некоторые звуки были словно специально созданы, чтобы доводить ее до белого каления.

В воскресенье пришел Александр и собственноручно наклеил на стекла бумажные полоски, объяснив, что так они не повылетают во время налетов.

– Это следовало бы сделать всем. Скоро по городу пойдут патрули, чтобы проверить наклейки. Если немцы окажутся под Ленинградом, вставить другие стекла будет почти невозможно.

Метановы с живым интересом наблюдали за его манипуляциями, причем мама не уставала твердить, как он высок, как ловок, какие умелые у него руки и как твердо он стоит на подоконнике.

– Да ведь он офицер, мама, – нетерпеливо ответила Даша.

– Разве в Красной армии учат стоять на подоконниках? – хмыкнула Татьяна.

– О Таня, заткнись, – засмеялась Даша.

Александр тоже засмеялся. Но не посоветовал Тане заткнуться.

– Что это за узор вы выложили на наших окнах? – удивилась мама, когда Александр спрыгнул с подоконника.

Женщины уставились на окно. Вместо белого косого креста на стекле красовалось дерево. Толстый, слегка согнутый ствол с длинными, утолщающимися к основанию листьями, торчавшими на вершине.

– Что это, молодой человек? – строго осведомилась бабушка.

– Это, Анна Львовна, пальма.

– Что? – вторила Даша, стоявшая близко к Александру. Слишком близко.

– Пальма.

Татьяна немигающе таращилась на него.

– Пальма! – насмешливо повторила Даша.

– Это тропическое дерево. Растет в Америке, Испании… вообще в жарких странах.

– Хм-м-м… странный выбор, не находите? – бросила мама.

– Лучше, чем противный крест, – пробормотала Татьяна.

Александр улыбнулся ей. Она робко улыбнулась в ответ.

– Ну, молодой человек, – проворчала бабушка, – когда будете клеить мои окна, никаких штучек. Обычный крест и ничего больше. Не нужны мне ваши пальмы.

Позже, когда он и Даша ушли, оставив Татьяну в кругу мрачного и усталого семейства, та поспешила сбежать из дома в библиотеку, где провела несколько часов, выговаривая незнакомые слова. Язык казался ей ужасно трудным. При следующей встрече нужно попросить Александра поговорить с ней по-английски. Научить произносить слова.

Она уже думала о следующей встрече как о чем-то определенном и клялась сказать ему, чтобы не приходил больше к Кировскому. Она дала обещание себе той ночью, когда лежала лицом к стене, дала обещание стене, касаясь кончиками пальцев старых обоев и повторяя:

– Я обещаю, обещаю… Обещаю…

Потом опустила руку в щель между постелью и стеной и коснулась «Медного всадника», подаренного Александром. Может, она скажет ему в другой день. После того как послушает английскую речь. После того как они поговорят о войне. После того…

Снова завыла сирена.

Даша вернулась гораздо позже окончания налета, разбудив Татьяну, чьи пальцы так и покоились на терпеливо слушавшей стене.

10

В понедельник Красенко вызвал Татьяну в кабинет и сказал, что, хотя из ее рук не вышло ни одного бракованного огнемета, ввиду производственной необходимости он немедленно переводит ее в танкостроительный цех, потому что из Москвы пришло распоряжение о производстве ста восьмидесяти танков в месяц.

– А кто будет делать снаряды?

– Не волнуйся, все уладится, – кивнул Красенко, закуривая. – Иди поешь. В столовой сегодня суп.

– Как думаете, может, мне стоит поехать на рытье окопов? – выпалила она.