Коршун и горлица - Джейн Фэвэр

Теперь Абул уже не чувствовал злости, а только какое-то нежеланное любопытство. Он потер бедро, стараясь не думать о том, каковы были бы его ощущения, если бы Сарита попала туда, куда целилась.

Ты хочешь сказать, что в твоем племени можно наброситься на мужчину, как ты сделала это сегодня, и остаться безнаказанной?

Сарита заколебалась. Гнев ее в результате этой драчки поубавился.

- Нет, не безнаказанной, - сказала она, наконец, - но горло мне бы не перерезали, - добавила Сарита. - И не стали бы таскать повсюду, как убитого оленя, это уж точно.

- Что касается здешних мужчин, Сарита, то, во-первых, ты для них женщина, а во-вторых - неверующая. Женщины здесь поступают так, как им говорят и не выходят туда, где им не положено быть, и для мужчины, верящего в единого Бога, тот факт, что ты неверующая, абсолютно обесценивает тебя в его глазах, тем более, если ты нападаешь на правоверного мужчину. Если бы ты принадлежала моему народу, то знала бы как вести себя так, чтобы не вызвать у мужчины гнев.

- Значит, я не должна обижаться на то, что меня таскали как мешок с мукой?

- Конечно, ведь ты нарушила мои предписания. А они здесь для всех являются законом, Сарита, и те, кто путешествует по этой земле или ведут здесь какие-либо дела, делают это с моего позволения. Ты должна понять это для своего же собственного блага. Может случиться так, что я не буду иметь возможности защитить тебя.

- Да уж, значит, заперев меня в темноте и не давая мне часами еды, вы полагаете, что защищаете меня? Тогда приношу извинения за то, что не выразила вам своей благодарности, видимо, это произошло из-за того, что я не сумела понять, что нуждаюсь в защите своего же похитителя.

- О, как ты красноречива, - сказал Абул, - голод, видимо, обострил как твои способности к мышлению, так и способности к выражению своих мыслей.

В ответ на эти слова Сарита бросила в Абула диванной подушкой. Он, смеясь, пригнулся. Тогда она стала бросать в него чем попало. Это продолжалось до тех пор, пока Сарите не попалось под руку нечто более серьезное, нежели мягкие подушки - маленькая коробочка из оникса. Она просвистела рядом с ухом Абула и ударилась о мраморный пол. Абул выпрямился, глаза его стали злыми.

- Все это уже перестает быть забавным, - сказал он.

- А я и не рассматривала это под таким углом зрения, - холодно ответила Сарита, хотя в душе ее появилось некоторое волнение, - веселились, впрочем, также, как и наносили мне обиды, только вы.

- Но ты ведь сама захотела остаться здесь отнюдь не против твоей воли. И вообще, не очень-то любезно с твоей стороны бросаться в хозяина дома, где ты гостишь, тяжелыми предметами.

Абул подошел к ней. Сарита не двинулась с места.

- Это нечестный аргумент, и вы это знаете. Я не хочу ни того, ни другого. Мне надо вернуться в Кастилию. По крайней мере, там со мной будут обращаться как с христианкой, а не как... , - Не как с мертвым оленем, подсказал Абул.

- Хочешь ты этого или нет, но теперь твоя безопасность и твоя судьба стали для меня чрезвычайно важны. Я не хочу отпускать тебя не из каприза и не ради того, чтобы лишний раз продемонстрировать свое величие, а ради твоей же безопасности.

- Я сама могу позаботиться о ней, - попятилась от него Сарита.

- Я не позволю тебе это. Будешь ты, наконец, стоять спокойно, или мы так и будем продолжать ходить из угла в угол?

- Спокойно.., для чего? - она подошла поближе к лестнице.

- Для того, чтобы калиф смог соответствующим образом наказать тебя за то, что ты бросалась в него тяжелыми предметами. Это подушки и другие мелочи я еще могу тебе простить, но эту коробку - ни за что.

Сарита быстро побежала по лестнице. Он догнал ее, казалось, даже не ускоряя шага, и оказался перед ней. Сарита попыталась отступить, но он легонько похлопал ее по плечу.

- Я тебя поймал, - сказал Абул. Сарита закусила нижнюю губу и нервно улыбнулась. Он смотрел на нее, как ей казалось, целую вечность. Он видел в ней то, чего не видела она: пушистые волосы, обрамляющие нежное лицо, вспыхнувшие щеки; сияние глаз, слегка раскрытые губы. Абул растерялся. Сарита олицетворяла собой объект, на который он мог направить всю свою энергию и любовь, доселе нерастраченную. Он понимал, что у нее нет к нему такого же чувства, но считал, просто убежден был в том, что он испытывает к ней, не может не стать взаимным. Кроме того, по некоторым признакам он видел, что не оставил ее равнодушной. Вот и сейчас, например, он понимал, что она крайне возбуждена и, что, конечно же, в его силах сделать так, чтобы она пожелала отдаться ему. Для него также было ясно и то, что Сарита не сделает этого до тех пор, пока не обретет внутреннего равновесия, пока не признается себе самой в своих чувствах и не разрешит себе их испытать.

- А я не ошибся, - сказал Абул, - ты действительно предпочитаешь к любви острые приправы.

Щеки Сариты вспыхнули:

- Не знаю, где вы тут увидели любовь. Лично я не испытываю ничего, кроме злости и голода.

- Голода, - задумался калиф, - а я-то совсем забыл, что привело нас сюда. Ты для меня столь желанна...

Теперь уж убегать было поздно, поэтому Сарита просто стояла, с вызовом глядя ему в глаза. Абул взял ее лицо в руки, запустив пальцы в облако пушистых кудрей. Губ его коснулась загадочная улыбка, и она поняла, что он сейчас сделает. Намерения его явно совпадали с ее желанием. "Какая у него прекрасная линия рта", - подумала Сарита за минуту до того, как он покрыл ее уста своими.

- Ну что, достаточное наказание? - губы Сариты были все еще раскрыты.

- По-моему, так нет, - сказал Абул, когда она не ответила на его озорной вопрос. - В конце концов, ведь только то, что рука твоя не очень тверда, спасло меня от верной смерти. И он снова приник к ее губам.

Сарита чувствовала себя как лодка, покинувшая уютную гавань. Она совершенно потеряла почву под ногами. Ее рассудок, чувства и тело дрейфовали теперь в открытом и бурном море. Она же одновременно и хотела, и не хотела этого. Абул касался ее груди и Сарита могла, прижимаясь сквозь тонкую ткань своего оранжевого платья, чувствовать жар его тела и силу его желания. Он еще сильнее прижал ее к себе и последний канат, связывающий лодку с якорем, лопнул. Абул видел ее возбуждение, чувствовал, как нарастает в ней страсть. Перейти на диван сейчас было бы не трудно. Она пошла бы туда, была бы с ним, но Абул понял, что не сможет этого сделать, что ничего не получится. Нет, она будет его, иначе и быть не может, но по-настоящему она не желает его, и если он сейчас воспользуется своим преимуществом, то потом проиграет. Сарита разозлится и на себя и на него, потому что в данный момент она еще не примирилась со своими чувствами, и, в связи с этим, потом будет горько жалеть о содеянном. Он поднял голову и легонько оттолкнул ее от себя.

В ее глазах промелькнуло удивление. Почему он остановился? Ведь он не мог не знать, что против него у нее не было в тот момент защиты. Она во все глаза уставилась на Абула. Он был необычно бледен, мускул щеки подергивался, а губы были плотно сжаты. Ему не легко далось это самозапрещение.

- Все должно быть не так, я не хочу брать тебя, застигнув врасплох, он вздохнул.

- Но почему? Ведь вы держите меня в своей тюрьме только по одной причине. Почему же удержали себя, будучи столь близко от своей цели?!

Абул покачал головой.

- Ты все прекрасно понимаешь, поэтому не надо больше этих игр. Ты со мной и так уже достаточно за этот вечер поиграла.

- Я? Интересно, а что вы думаете по поводу моих чувств?

- Ну я знаю, что ты испытываешь чувство голода, ты ведь говорила об этом, не так ли? Кадига и Зулема помогут тебе переодеться, после чего мы вместе поужинаем.

- Но почему я должна переодеваться? Почему я должна носить гаремные платья?

- Но ты же хочешь поужинать?

- А какое отношение это имеет к моей одежде?

Выражение глаз Сариты сказало Абулу, что она тоже сыта по горло сегодняшними играми. Он рассмеялся.

- Никакого, но неужели ты хочешь оставаться в той одежде, которую носила весь день? Это же рабочая одежда. Почему ты не хочешь надеть нечто более подходящее для того, чтобы можно было лежать и есть абрикосы, ужинать, слушать музыку?

- С этими словами он оставил Сариту, для того чтобы та могла принять свое собственное решение и обдумать сказанное им и то, что произошло с ними за несколько последних минут. Дверь за ним закрылась, но ключ не повернулся. Сарита сбежала по лестнице и попробовала открыть дверь - она распахнулась. Так значит, он так уверен в том, что ей некуда бежать? И то, что ее держали целый день взаперти, было не более чем наказанием? С пониманием того, что Абул не боялся, что она преуспеет в попытке бежать, к ней пришло желание доказать ему обратное. Ее уже не заботило ни то, куда она пойдет, ни то, как бежать, ни то, хочет ли она на самом деле покинуть Альгамбру. Саритой владело одно лишь желание самоутверждения. Если бы ей действительно было предоставлено право выбора, но это не так. А раз это не так, то продолжение этих отношений невозможно. И она должна и будет бороться с магнетизмом этого человека и с тем, что он притягивает ее, как луна прилив... Она должна отринуть то, что он нравится ей, что она доверяет ему... И сделает это, потому что Абул не делает ни малейшей попытки понять ее, встать на ее точку зрения, а только навязывает ей обычаи своего народа, так и не понимая, что не примет их. Она не желает вливаться в жизнь альгамбрского гарема, становиться зависимой от прихотей калифа и заботиться лишь о том, чтобы понравиться ему. Она вышла из трудолюбивого народа, привыкла к тяжелой работе и к тому, что женщина имеет в этом мире свое место и положение, базирующееся на выполняемых ею функциях. Конечно, мужчины в ее племени являются доминирующими существами, но в тех областях, в которых авторитет и умение женщины признаны, они уважают этот авторитет.