Солдат великой войны - Марк Хелприн

Хотя Алессандро взбежал на холм и добрался до конюшни взмыленный, внутрь он вошел ровным шагом и положил седло на спину лошади с таким видом, словно собирался на краткую прогулку в парк. Но седло взял охотничье, так что жеребец, его звали Энрико, сразу напрягся.

– Лиа Беллати давно уехала? – спросил Алессандро у конюха, подтянув седло и приподняв стремена, готовясь к скачке.

– Полчаса назад, – бесстрастно ответил конюх. – Направилась к морю, в Лаурентину.

– Я ее догоню. – Он закрепил уздечку.

– Не думаю, – засомневался конюх.

– Почему? Ты же знаешь Энрико. Знаешь, с какой скоростью он может скакать.

– Синьора Беллати отличная наездница. Ее брат – кавалерист, и она взяла его лошадь.

– Я думал, он моряк.

– Едва ли. При нем всегда шпага.

– Они все со шпагами.

– У него длинная шпага, понимаете, такой можно достать до лежащего на земле человека, сидя на лошади. Напоминает косу, которая может разрубить тебя пополам.

– К черту его шпагу. Ты разбираешься в лошадях. Чья лучше?

Конюх промолчал.

– Понятно, – кивнул Алессандро. – И все равно я ее догоню. Энрико перелетает изгороди, как птица. Я догоню ее в лесу, прежде чем она выедет к морю.

– Расскажите, если вам это удастся. – И конюх вывел лошадь из стойла.

От яркого света Энрико встал на дыбы и замотал головой. Как только опустился на все четыре ноги, Алессандро вскочил в седло, тоже на мгновение ослепленный солнцем.

– По городу не гоните, – предупредил конюх. – Карабинеры бросятся в погоню.

– Мне надо спешить, – ответил Алессандро. – Она не оставила мне выбора. – И пришпорил Энрико, который галопом припустил по склону холма.

Они пересекли Тибр по Понте Авентино в такую рань, что на мосту еще не появились рыбаки, чтобы на нехитрых приспособлениях опустить в воду квадратные сетки. Уровень реки уже начал снижаться, но в апреле вода еще оставалась чистой и пахла свежестью, на берегах зеленела травка, а дорожки отмыли мартовские ливни.

Алессандро огляделся по сторонам, посмотрел вперед: никаких карабинеров. Его это не удивляло, потому что в конной полиции не любят раннее утро. То есть по городу он мог скакать быстрее, чем решилась бы Лиа, и сократить имеющуюся у нее фору минут на пять.

Человеку с седыми усами, в белом костюме не понравилось, как Алессандро пронесся мимо его кареты. Он высунулся из окна и прокричал:

– Обезьяна! Кретин! Дурак! Кто дал тебе право так носиться?

Алессандро повернулся в седле. В двадцать лет оскорбления слетали с языка сами.

– Такому тупому, как ты, лучше молчать в тряпочку. Животное, слизняк, развратник, прохиндей, плесень.

Улицы становились шире, расстояния между домами увеличивались. Алессандро вновь пустил Энрико в галоп. Ведь конные карабинеры крайне редко появляются на окраинах Рима, не столь густонаселенных, как центральные. Он вдавил каблуки в мощные бока Энрико. И хотя они не преследовали ни лису, ни зайца, жеребец удлинил шаг, и лошадь с всадником обогнули угол дома по широкой дуге, забыв обо всем, кроме скорости, синего неба над головой и лежащих впереди сельских просторов.

Два карабинера ехали в ряд на резвых гнедых лошадях, возвращаясь в город. В отутюженной синей форме, высоких черных сапогах. Пуговицы блестели, широкая белая перевязь пересекала грудь, у бедра покачивались сабли. Из кобуры торчали рукоятки больших револьверов, а из специальных чехлов, притороченных к седлам, – приклады и блестящие затворы армейских винтовок. Патроны они везли в аккуратных кожаных подсумках, которые висели на ремнях и крепились к седлам. Фуражки с тяжелой кокардой опоясывала красная лента. Дополняли наряд белые перчатки.

Алессандро часто задавался вопросом, может ли человек в подогнанной по фигуре форме, весь в нашивках, пряжках, перевязях, подсумках, в фуражке, с саблей, револьвером, в белых перчатках, с винтовкой, да еще вынужденный не терять достоинства, скакать во весь опор и сражаться.

Он догадывался еще с тех пор, как мальчишкой лазил по горам, что сражаться крайне затруднительно, если одежда неудобна, не дает согнуться, сковывает движения, да еще ты с ног до головы обвешан амуницией.

Даже будь карабинеры просто символами, разъезжай они по улицам и паркам, не предназначенным для той работы, которую эти люди делали в более опасных местах и в более обыденной одежде, заставили бы их гордость, боевая подготовка и опыт забыть о том, что они всего лишь сидящие в седлах павлины, убедили бы мчаться, как ветер? Прачки и портнихи, которые работали в их тщательно охраняемых крепостях, с радостью зашивали дыры в форме и крахмалили ее. Однако столь сильно нагруженные, разве могли они наслаждаться и скачкой, и боем? Ему бы никогда в жизни не выиграть заезд, не наслаждаясь скоростью. А им?

Энрико выходил из поворота огромными шагами, бежал прямо-таки, как кот, изгибаясь всем телом.

Они буквально наткнулись на карабинеров, чьи лошади прянули в стороны и назад. Человек мог галопом промчаться мимо них, на собственный страх и риск, но только не между ними. Такого они стерпеть не могли.

Алессандро не собирался проскакивать между карабинерами или пугать их лошадей, но теперь, чтобы принять решение, у него осталось лишь пять секунд.

Сдаться, натянуть поводья и поклясться, что лошадь понесла, потому что ее укусил шершень или она испугалась паровозного гудка? В этом случае его ждало не такое уж суровое наказание и приемлемый штраф. С другой стороны, если хлестнуть разгоряченного Энрико, пригнуться к шее жеребца и мчаться как ветер, можно было попробовать избежать позора, штрафа, заключения, а заодно и получить ответ на вопрос, насколько хорошо карабинеры умеют скакать и сражаться. Кроме того, удалось бы догнать Лиа Белатти. Но если б его поймали, ему бы грозило гораздо более суровое наказание. Более того, карабинеры могли спешиться, достать винтовки и просто пристрелить его.

Хотя, скорее всего, стрелять бы они не стали. А вдруг это новичок, у которого лошадь внезапно понесла, или псих, или слабоумный, который работает уборщиком в конюшне. Но даже если бы они решили его подстрелить, подумал Алессандро, им пришлось бы здорово постараться. Из револьверов можно попасть только с близкого расстояния, чуть ли не в упор, а на открытой местности, пока они спешатся, успокоят лошадей, достанут винтовки, прицелятся и выстрелят, они с Энрико, с огромной скоростью несущиеся по неровной земле, отчего их бросало из стороны в сторону, окажутся слишком далеко для точного выстрела карабинеров. К тому же он уже очень быстро двигался в нужном ему направлении и сомневался, что красивые лошади карабинеров смогут перемахивать изгороди или огибать кусты и деревья так же, как Энрико. Опять же подсумки и сабли карабинеров замедляли движение, тогда как Алессандро оделся так, чтобы лететь как ветер. Перспектива погони показалась ему заманчивой. Ему захотелось, чтобы за ним погнались. Захотелось, чтобы он не просто догонял Лиа, но чтобы его еще и подгоняли. Страх, радость и молодость смешались в опасный коктейль: он подхлестнул Энрико и пригнулся к шее жеребца. Энрико никогда еще не хлестали. Он был очень умен и, конечно же, сразу все понял и рванул во весь опор.

Но и карабинеры не зря ели свой хлеб. Не обменявшись ни единым словом, даже не переглянувшись, они просто натянули фуражки поглубже, глубоко вдохнули, смирились с тем, что форма помнется, и пришпорили лошадей. Возможно, Алессандро принял бы иное решение, знай он, что оружие и подсумки карабинеров сконструированы и закреплены так, чтобы не мешать при скачке ни всаднику, ни лошади, а всадники всецело подготовлены к тому, чтобы мчаться как ветер и сражаться даже в такой вроде бы неудобной форме.

Он несся по дороге, тянувшейся вдоль разрушенного акведука. Арки пролетали мимо него, точно зазоры между вагонами товарного поезда, мчащегося в противоположном направлении. Дорога была чистой, ровной и сухой. Он опережал карабинеров как минимум на километр и чувствовал, что расстояние между ними увеличивается. Он мчался так быстро, что все, мимо кого он проскакивал, оборачивались, но на ровной прямой дороге лошади карабинеров каким-то образом стали превосходить в скорости Энрико с его мощными и сильными ногами, совсем как у лошадей, соревнующихся в конкуре.

Через пять минут погони Алессандро услышал два револьверных выстрела. Оглянулся. Карабинеры заметно сократили разделявшее их расстояние. Револьверы они держали в руках. Он даже мог разглядеть серебристые кокарды на красных околышах фуражек.

У него сжалось горло, но он сделал ставку на то, что лошади карабинеров устанут быстрее, чем Энрико, хотя бы потому, что и сами карабинеры весят больше, чем он, и седла у них массивные и тяжелые. Дорога поворачивала направо, ныряя в одну из арок акведука, потом вновь налево, а далее шла параллельно железнодорожным путям. С левой стороны тянулась канава, заполненная желтоватой водой, дальше начиналось поле, отделенное изгородью из колючей проволоки высотой по грудь. На другой стороне поля дорога и железнодорожные пути вновь шли параллельно. Этой «излучиной» Алессандро и намеревался воспользоваться, чтобы сократить расстояние до Лиа, и логично предположил, что может выбрать этот путь не только для того, чтобы догнать красотку, которая опережала его на двадцать минут, но и чтобы удрать от карабинеров. Поэтому, вместо того чтобы свернуть к аркам, он направил Энрико через канаву.