Зеркальное отражение - Della D.

— В смысле, профессор Снейп из моего мира, — поправился Гарри.

— Вот как, — Северус выглядел озадаченным. – Но я думал, вы не ладите.

— А мы и не ладим, — подтвердил мальчик, а потом усмехнулся. – Мягко говоря. Это Дамблдор так решил, что именно Снейп должен меня учить. У него даже были на это какие‑то доводы, — он состроил рожицу, демонстрируя свое отношение к этим самым доводам.

— Вот как, — повторил Снейп. – И что же? Ничего не вышло, как я понимаю, но в чем именно была проблема?

— Ну… он ничего мне не объяснял, — выпалил Гарри, не желая говорить, что отчасти сам был виноват в провале занятий. – Все орал, что я должен «очистить сознание», а потом забирался в мои воспоминания, лез в самое сокровенное, о чем я даже друзьям не рассказывал. Это было очень неприятно, — насупившись, закончил он.

— Очистить сознание… Это очень сложный процесс. Особенно он сложен для подростков. Обычно окклюменцию не так начинают изучать. Лучший вариант – найти безопасные мысли.

— Безопасные мысли? – переспросил Гарри.

— Да. В самом простом виде окклюменция сводится к созданию блока, за которым человек прячет мысленные образы от легилимента. Люди, достаточно одаренные, имеющие врожденные способности к окклюменции, могут создавать такой блок на втором–третьем году изучения этого искусства. В начале же стоит научить человека создавать своего рода помехи. Это может быть что угодно. Можно выбрать песню, например, и петь ее. Только выбирать нужно песни–рассказы, чтобы можно было визуализировать текст, — объяснил Снейп. – Легилимент будет натыкаться на песню вместо нужных ему воспоминаний. Это, конечно, не спасет от проникновения опытного и сильного легилимента, но это как заклинание Вингардиум Левиоса в Чарах. Нужно начинать с простого, тогда сложное не покажется невыполнимым.

— Блеск! – буркнул Гарри. – Жаль, Снейп об этом ничего не знал.

Северус покачал головой и откинулся на спинку кресла. Мальчик прятал глаза, что значило, что он что‑то скрывает, но Северус не хотел сейчас пользоваться своим преимуществом и лезть в его голову. В конце концов, это касается другого мира и других людей.

— Ты ведь о чем‑то хотел спросить? – напомнил Северус, уходя от этой темы.

— Я не уверен, что хочу спрашивать, — пробормотал Гарри, но образы из его сна вдруг вновь нахлынули на него волной. Он должен понять, а Снейп мог помочь ему. – Я вчера перед сном нашел на столе колдографию. Точнее две колдографии, но одна у меня есть и в моем мире, а вот вторая… — Гарри вопросительно посмотрел на Снейпа, и тот кивнул. Конечно, он знал, о какой колдографии идет речь. – А потом мне сон приснился, — продолжил Гарри, все так же теребя уголок книги. Он не смотрел на Северуса, но тот внимательно изучал его лицо. – Про вас, — уточнил мальчик, и зельевар удивленно приподнял бровь. Выслушав краткий пересказ сна, он улыбнулся.

Осторожно закрыв книгу, Снейп встал из‑за стола и пересел на кушетку к Гарри. Повернувшись к нему всем корпусом, закинув ногу на ногу, он аккуратно опустил руку на спинку кушетки за спиной мальчика. Забывая дышать, Гарри следил за его движениями, но, хотя профессор сел довольно близко, он не прикоснулся к нему ни рукой, ни ногой, ни даже краешком мантии. Неожиданно для самого себя мальчик испытал по этому поводу некоторое разочарование. Ему отчаянно хотелось снова вызвать те эмоции, которые нахлынули на него во сне, когда Снейп взял его маленького на руки. Но теперь, после того, как он попросил Северуса к нему не прикасаться, как он мог ожидать, что тот его обнимет? Ужаснувшись собственным желаниям, Гарри торопливо заговорил:

— Я просто хочу понять, что это было. Это так похоже на воспоминание, но со мной определенно ничего подобного не происходило.

— Да, Гарри, это воспоминание, но не твое, тут ты прав. Это воспоминание моего Гарри. То, что ты рассказал, произошло незадолго до его пятилетия. В первое же лето, как я стал его опекуном, Дамблдор настоял, чтобы я вывез ребенка куда‑нибудь «подышать морским воздухом и провести время на солнышке», как он выразился. Чтобы не привлекать к Гарри излишнее внимание, мы выбрали маггловский городок на юге Уэллса недалеко от Кармартена. Там я снял коттедж, проклиная все на свете. Мало того, что я был отлучен от своих лабораторий, так еще был вынужден провести все лето среди магглов. В тот день я предоставил его самому себе, обустраивая себе в доме некоторое подобие лаборатории, но инцидент, который ты видел во сне, продемонстрировал мне, что мальчик, которому не исполнилось еще и пяти лет, не может о себе позаботиться и за себя постоять, поэтому…

Гарри видел, как шевелятся губы профессора, даже слышал его мягкий голос, но совершенно не понимал слов с того момента, как тот произнес словосочетание «мой Гарри». Мой Гарри… Это прозвучало так странно, но вместе с тем так правильно! В его мире были люди, которые могли обратиться к нему «мой мальчик» или «мой дорогой», но кто из них мог бы сказать «мой Гарри»? Быть может, Сириус, но он погиб слишком быстро и знал его слишком мало, чтобы успеть сказать это кому‑то. А как хотелось бы быть чьим‑то Гарри! Но он всегда был сам по себе. В этот момент он, наверное, впервые испытал некое подобие ревности к самому себе и во второй раз отчаянное желание оказаться на месте своего двойника. Он даже поймал себя на мысли, что Снейп в этом мире вполне нормальный человек и, наверное, очень неплохой опекун. Это была опасная территория мыслей, Гарри нельзя было привыкать к ним. Мальчик вдруг испугался.

— Что же я буду делать, когда вернусь? – неожиданно произнес он, обрывая зельевара на полуслове. Его глаза неотрывно следили за выражением лица Снейпа, но не заметили ни единого признака раздражения из‑за столь непочтительного поведения. Старший волшебник продемонстрировал только небольшое удивление.

— Прости, что ты сказал?

Гарри немного смутился и отвел взгляд в сторону.

— Он абсолютно невыносимый человек, — тихо сообщил мальчик. — Я имею в виду профессора Снейпа из моего мира. Но я уже как‑то привык к тому, что он злобный ублюдок, и меня его выпады, конечно, бесят, но уже не ранят. Но после вас… Я не уверен, что смогу воспринимать Снейпа так же, как раньше. Мне кажется, что я теперь всегда буду вспоминать вас, глядя на него, а вы совсем другой. И еще этот сон… — Гарри с трудом сглотнул ком, внезапно вставший в горле. – Все свое детство я мечтал, что кто‑нибудь придет и заберет меня от Дурслей, но никто так и не пришел, — пожаловался он.

Северус испытал непреодолимую потребность обнять мальчика и прижать к своей груди, услышав этот полный отчаяния тон. Гарри, сидящий перед ним, был по сути тем же ребенком, что когда‑то стоял перед ним с низко опущенной головой посреди гостиной в подземельях, только еще более ранимым, еще более несчастным, ведь за его плечами было гораздо больше лет, проведенных в одиночестве и эмоциональном вакууме, и гораздо меньше любви и заботы. И именно это обстоятельство заставляло Северуса сдерживать свой порыв, ведь этому Гарри он был чужим человеком. То, что его сын воспринимал как естественное проявление заботы, этот мальчик расценивал как что‑то нездоровое, как он сам это обозначил. Он уже сказал, что прикосновения Снейпа ему неприятны, и это было неудивительно, учитывая его отношение к зельевару. Возможно, он вообще не привык, чтобы его обнимали или утешали. Поэтому Снейп лишь сжал пальцы в кулак, подавляя свои желания и гадая, как же ему быть с этим взрослым ребенком.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});