Эра Меркурия. Евреи в современном мире - Юрий Слёзкин

 Фрейдизм помещает первородный грех в отдельную личность, постулируя демоническое, неуловимое и неуничтожимое «подсознание». Спасение, или восстановление целостности мира, сводится к самопознанию личности, или к преодолению отчуждения между эго и либидо и достижению внутреннего покоя. Сами «разрегулированные» люди достигнуть этого не могут, поскольку они по определению одержимы бесом подсознательного. Только профессионально обученные специалисты, находящиеся в контакте с их собственными «я», способны укротить (но не изгнать!) буйствующее подсознание, и только послушные пациенты, готовые открыть свои души аналитикам, могут быть исцелены. Сам сеанс сочетает в себе черты христианской исповеди и врачебного вмешательства, но радикально отличается от них (возможно, в направлении большей эффективности) тем, что грешник/пациент не обладает ни свободой воли, ни разумом. «Болезнь современности» таковой и является — болезнью, от которой можно излечиться. И болезнь и лечение суть совершенные иконы нового времени: больной — одинокая личность, а целитель — дипломированный специалист, нанимаемый самим страдальцем (в жизни которого факт найма специалиста становится единственным неопровержимо рациональным поступком). Результатом является индивидуальное, рыночное, посюстороннее спасение.

 И марксизм и фрейдизм были организованными религиями с собственными храмами и священными текстами, и оба — Маркс и Фрейд — были истинными мессиями в том смысле, что пребывали вне времени и не умещались в рамки своих собственных учений. Маркс познал Историю задолго до того, как История познала себя, а Фрейд стал единственным человеком, достигшим — буддаподобно — спонтанного самопознания (посредством героического акта самоисцеления, сделавшего все дальнейшие исцеления возможными). И марксизм и фрейдизм разрешали кризис современности, обращаясь к вечности; оба сочетали язык науки с обещанием спасения, и оба породили мощные идеологии, гарантировавшие доступ к истинным пружинам человеческих поступков. Один предвидел и приветствовал кровавое самоубийство универсального меркурианства; другой учил одержимых, как к нему приспособиться (поскольку ничего другого не оставалось). Ни тот ни другой не выжил в Центральной Европе, где оба они зародились: один отправился на восток, чтобы стать официальной религией космополитического государства, сменившего самый упрямый ancient regime Европы; другой перебрался в Соединенные Штаты, чтобы укрепить демократическую гражданственность новой крепкой подпоркой. Либерализм всегда использовал национализм, чтобы придать больше жизни, красок и легитимности своим бледным просвещенческим посылкам; в Америке, где общенациональная племенная метафора не могла опираться на теорию общности происхождения, фрейдизм пришелся очень кстати. Наряду с попытками примирить личный эгоизм с общими интересами посредством формальных сдержек и противовесов, государство взялось за исцеление душ граждан. Это не было радикальным нововведением (как объяснил, давясь словами, Фуко), но дело много выиграло от психоаналитической революции. Официально Терапевтическое Государство — то, что распределяет духовные блага наряду с социальным обеспечением, — родилось примерно в то же время, что и его два брата-урода: гитлеровское Volksgemeinschaft и сталинское «в основном построенное» социалистическое государство, свободное от «классового антагонизма».

 Марксизм и фрейдизм могли состязаться с национализмом, потому что они тоже, проклиная, приветствовали универсальное меркурианство. Фрейд поставил Ницше с ног на голову, предположив возможность построения хорошо обустроенного общества хорошо приспособившихся суперменов — людей, которые, с помощью Фрейда и компании, смогли бы победить собственную чуждость, взяв ее под контроль. Это было не общество рабов или даже веберовских «специалистов без души»: это был мир «свободы как осознанной необходимости». Что до Маркса, коммунизм был не только отпрыском Раскованного Прометея капитализма, зачатым во грехе и рожденным в муках, но и воплощением высшего буржуазного идеала, худшим кошмаром Ницше и Вебера, духом капитализма без самого капитализма. Он был трудолюбием как образом жизни, вечной работой ради нее самой. Маркс поставил с ног на голову традиционное аполлонийское представление о наказании и вознаграждении. Рай стал местом непрестанного, спонтанного, непринудительного труда.

 Подобно национализму (и христианству, соединившему Старый и Новый Заветы), марксизм и фрейдизм многим обязаны творческому потенциалу нравственного и эстетического дуализма. Марксистские режимы говорили на языке елисейской ностальгии, романтического бунтарства и вечной жизни, одновременно настаивая на жестком материализме и экономическом детерминизме. Точно так же западные постиндустриальные государства пользовались фрейдистской номенклатурой, чтобы предписывать — в различных пропорциях — и цивилизацию, и ее издержки. С одной стороны, инстинкты всесильны и безжалостны (что плохо, потому что мы все их узники, или хорошо, потому что познать — значит обуздать и, возможно, насладиться). С другой стороны, возможность лечения предполагает надежду на выздоровление (что хорошо, потому что разумная личность может словами победить несчастье, или плохо, поскольку дипломированные бюрократы могут лепить наши души на потребу бездушной цивилизации). Фрейдизм никогда не был официальной религией какого-либо государства, но своевременное открытие Фрейдом подлинных причин человеческих страданий очень помогло реальному капитализму победить своего трансцендентально настроенного социалистического конкурента.

 И Фрейд и Маркс вышли из буржуазных еврейских семей. Фрейд был немного более еврейским (его родители были Ostjude, перебравшиеся из Галиции в Моравию), Маркс немного более буржуазным (его отец, Гершель Леви, стал Генрихом Марксом, адвокатом, убежденным Aufkliirer и номинальным христианином еще до рождения Карла). Соответственно и объяснять каждого нужно в свете теории другого: Фрейд стал великим спасителем буржуазии, а Маркс напал на земную действительность, чтобы убить своего еврейского отца (и утверждал, что капитализм будет похоронен собственным детищем). «Какова мирская основа еврейства? — писал он, когда ему было 25 лет от роду. — Практическая потребность, корысть. Каков мирской культ еврея? Торгашество. Кто его мирской бог? Деньги. Отлично! Но в таком случае эмансипация от торгашества и денег, то есть, от практического, реального еврейства, была бы самоэмансипацией нашего времени». Более конкретно:

 Еврей эмансипировал себя еврейским способом, он эмансипировал себя не только тем, что присвоил себе денежную власть, но и тем, что через него и помимо него деньги стали мировой властью, а практический дух еврейства стал практическим духом христианских народов. Евреи настолько эмансипировали себя, насколько христиане стали евреями.

 Следовательно:

 Как только обществу удастся упразднить эмпирическую сущность еврейства, рынок и его предпосылки, еврей станет невозможным, ибо его сознание потеряет свой объект, субъективная основа еврейства, практическая потребность, очеловечится, и конфликт между индивидуально-чувственным бытием человека и его родовым бытием будет упразднен.

 Любое рассмотрение национальных истоков двух доктрин является по необходимости спекулятивным — как и различные теории, пытающиеся вывести их судьбы и особенности из иудейской традиции. Бесспорно, однако, что обе оказались чрезвычайно привлекательными для более или менее буржуазной еврейской аудитории: фрейдизм — для более буржуазной, марксизм — для более еврейской (т.е. говорившей на идише). Два пророчества ненационалистического спасения от современного одиночества были услышаны теми одинокими современниками, которые не могли рассчитывать на помощь национализма.

 Неудивительно, таким образом, что блуждающий еврейский вероотступник Леопольд Блум, который обычно сражался с национализмом оружием расхожего либерализма («я бы желал, чтобы все люди, без различия вер и классов... имели бы скромный, но приличный доход» [U16: 1133—1134]), был в состоянии предвидеть «новый Блумусалим в Новой Гибернии будущего»:

 Я стою за реформу городских нравов, за десять заповедей в их чистом виде. Старые горизонты сменятся новыми. Единение всех, евреев, мусульман и язычников. Три акра и корову каждому из детей природы. Катафалки-люкс на автомобилях. Физический труд, обязательный для всех. Парки должны быть открыты круглосуточно. Электрические посудомойки. Туберкулез, слабоумие, войны и нищенство воспрещаются. Всеобщая амнистия, еженедельный карнавал с разрешенными вольностями для масок, наградные для всех, всемирный язык эсперанто и всемирное братство. Довольно патриотизма пропойц и жуликов, раздутых водянкой. Свободные финансы, свободная рента, свободная любовь и свободная гражданская церковь в свободном гражданском государстве (U15: 1685-1693).