Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пан Корчак, я с детства безумно люблю ваши книги, но до сих пор не представлялось случая сказать это лично, – в глазах офицера горело неподдельное восхищение.
– Я польщен, благодарю вас. Может быть… Корчак не успел продолжить, офицер перебил его:
– Смотрите! Вот документы на ваше имя! Я сам хлопотал за вас перед комендантом Варшавы. Вы можете остаться, пан Корчак.
Противно екнуло сердце. Жить? Жить. Жить!!! Ему предлагают жизнь.
– А как же «Дом Сирот»?
– Невозможно, дети должны поехать.
– Спасибо вам от души, – учитель посмотрел офицеру в ледяные глаза, – но дети важнее всего. До свиданья, Варшава!
Пан Корчак с трудом поднялся по неудобным ступенькам в вагон и задвинул за собой дверь. Расторопный полицай запер висячий замок. Раздался сигнал к отправлению. Застучали колеса – сперва тяжело, медленно, потом все быстрее, четче. Поезд в Треблинку вышел из точки В.
***…В гостиничном номере было жарко, душно и тесно. Люди сидели плечом к плечу – барды, фарцовщики, диссиденты, просто полуслучайные гости. Все знали – это последний концерт в Ленинграде, документы на выезд уже подписаны. Потрескивая, крутился бобинный магнитофон – запись велась с утра. На небольшом гостиничном столике стояли два микрофона и лежала тетрадка стихов, переписанных от руки. Человек с гитарой держал паузу.
«С некоторых пор мне показалось интересным, – поскольку вы могли сами убедиться – мои песни – больше, так сказать, мимикрируют под песни, – с некоторых пор меня заинтересовало сочинение таких композиций, в которых попевка сочетается с чистыми стихами. Вот одну из них, самую большую и, во всяком случае, сделанную так, как мне представляются возможности этого жанра, я вам сейчас и покажу. Это довольно давно уже написанное сочинение, в 70-м году оно написано… Называется оно „Кадиш“. Кадиш – это еврейская поминальная молитва, которую произносит сын в память о покойном отце». (Фонограмма)
И ударила музыка – перестуком колес, перекличкой во времени, искренней, горькой клятвой:
…И тогда, как стучат колотушкой о шпалу,Застучали сердца – колотушкой о шпалу,Загудели сердца: «Мы вернемся в Варшаву!Мы вернемся, вернемся, вернемся в Варшаву!»По вагонам, подобно лесному пожару,Из вагона в вагон, от состава к составу,Как присяга гремит: «Мы вернемся в ВаршавуМы вернемся, вернемся, вернемся в Варшаву!Пусть мы дымом растаем над адовым пеклом,Пусть тела превратятся в горючую лаву,Но дождем, но травою, но ветром, но пепломМы вернемся, вернемся, вернемся в Варшаву!»
Люди слушали и молчали.
***…Внимание. На пятый путь прибывает поезд «Гданьск-Варшава» Встречающих просят занять свои места, – механический голос из репродуктора разгонял по местам пассажиров
Новое стеклянно-стальное здание Гданьского вокзала поражает воображение размахом и строгой прямолинейностью линий. Элегантные эскалаторы вверх и вниз, электронные табло и справочные автоматы, эргономичные скамейки из гнутых железных труб, разноцветные витрины, царство шума и света, праздник для путешественника. Умшлагеплац подверглась значительной реконструкции и теперь эту современную площадь можно смело записать в актив достижений мэра Варшавы. Туристические автобусы отправляются на экскурсии в Старый город непосредственно от вокзала. А для желающих отдохнуть, по периметру площади организованы летние кафе и мини-отели с превосходной домашней обстановкой.
Вокзал кипел народом, как муравейник – суетливыми муравьями. Озабоченные мамаши вывозили на дачи многочисленное потомство. Загорелые крестьяне торопились доставить на рынок многочисленные плоды своих огородов. Шумные туристы с неизменными фотоаппаратами спешили запечатлеть на память карнавальную мешанину польской столицы. Чинные клерки в белых воротничках и дорогостоящих галстуках возвращались из офисов в пригороды. В репродукторах наигрывал вальс. У ближней ко входу платформы толпился народ с цветами и диктофонами – очередная делегация бог-весть-откуда озаботилась очередной мемориальной доской.
…Со второго пути отправляется поезд Варшава-Краков. Провожающих просят покинуть вагоны, – механический голос едва не заглушил начало торжественной речи.
– …По случаю трагического и знаменательного события, имевшего место быть во время Второй Мировой войны, – толстая дама в брючном костюме уныло разглагольствовала с импровизированной трибуны, ее поддерживали вялыми аплодисментами. – Ужасающие по своей жестокости происшествия, приведшие к гибели значительного числа, – дама замялась, – населения города. Эту чудовищную гекатомбу мы хотим почтить в память об имевших место быть жертвах, повешением и торжественным открытием мемориала.
Защелкали фотоаппараты, дама сдернула покрывало с мраморной доски, на которой была изображена почему-то овца. Две прелестных нимфетки в коротких юбочках украсили монумент пучками дешевых гвоздик. Место оратора занял громогласный долговязый детина:
– В этот знаменательный день нам хотелось бы вспомнить о безвинных жертвах жесточайшей войны за историю Польши. По причине капитуляции произошедшей вследствие пораженческих настроений инородной части населения великой страны, мы проиграли в этой войне, но победа осталась за нами.
Гудок отходящего поезда заглушил оратора. По вещанию объявили о находке чьего-то кошелька с документами на Марину Граховскую, потом какой-то Марек из Лодзи ожидал Баську Збыхову у стола информации, потом прибыл состав из Градовиц. Потом Гданьский вокзал накрыла мертвая тишина. Завершение речи оратора прозвучало ясно и четко:
– Уповаем на великие победы нашего великого народа в борьбе с иноземными захватчиками.
Вдруг детина заткнулся.
Из репродукторов в тишине многолюдного здания разнесся мальчишеский смех. Долго-долго звучал он над онемевшей толпой. А потом высокий и ясный тенор сказал:
– Внимание. На первый путь возвращается поезд из пункта Треблинка. Встречающих просят занять свои места. Здравствуй, Варшава!
***В тексте использованы документальные материалы из дневника Януша Корчака и фонограммы записи Александра Галича. Стихи: «Лили Марлен» в переводе Иосифа Бродского и «Кадиш» Александра Галича.
Кхаморо
«…Ой, пока солнышко, ромалэ, не взойдёт…»
Цыганская народная песняЯ сидел на траве у белого памятника. Простая пирамидка из гипса за хлипким заборчиком, яблоневые лепестки осыпаются на неё с ветвистого, старого дерева. Чья-то заботливая рука положила к подножию пышный пучок ромашек. От звезды в левом нижнем углу откололся кусочек краски – словно его выщербила пуля. Имена с таблички я знал наизусть.
Голутвин Борис Михайлович, капитан, 1909—1943. Рыжов Валерьян Иванович, лейтенант, 1921—1943. Амонашвили Георгий Шалвович, рядовой, 1920—1943. Веневитинов Аскольд Георгиевич, рядовой, 1899—1943, Кочубей Павел Павлович, рядовой, 1925—1943. Карнаухов… Не «Корноухов» – сколько спорил, сколько доказывал, что ошиблись в военном билете, неправильно написали фамилию. Я улыбнулся. Тёплый ветер коснулся моей щеки – месяц май начался небывалым теплом. Буйно цвели большие сады в маленькой Аржановке, зеленели луга, носились по деревенским дорогам мальчишки на дребезжащих велосипедах, глухо урча, ползали по пашне тракторы, соловьём разливалась воскресная, удалая гармонь. Вот только женщины за водой к речке больше не бегали. И мужчин оставалось мало, словно снова открыли набор в третью роту к товарищу Назаретскому. Но весенними светлыми днями жизнь кипела в маленькой деревушке. А по ночам было тихо.
Я встал, поддёрнул зелёную гимнастёрку, поправил выцветшую пилотку и отдал салют товарищам. Спите спокойно, покуда не потревожили. Вот и поле спит, и деревня спит… Аржановка и вправду плыла, словно лёгкий кораблик в белых волнах тумана. Тускло светилось пять-шесть окон, еле отблёскивал новенький купол церкви, чуть виднелся одинокий костёр на высоком берегу речки. Не иначе охотнички городские, смоленские, а то и из самого Минска прибыли. Им сезон не сезон, закон не закон, абы в кого пострелять – в кабанов с поросятами, в лосиху с телёнком, в тетёрку с птенцами. И гонят валом, зверьё бьют на безымянных могилах, где фашисты наших солдат в землю клали, тревожат мёртвых и живым не дают покоя. Бывало, что и рвались охотнички на старых минах, шеи ломали в залитых водой блиндажах, а всё им мало. Сходить что ли, пока солнышко не взошло, рассказать о местных лесах, о боях-пожарищах – глядишь, что в головах у мужиков прояснится? А на нет, как известно, и суда нет.
- Листки с электронной стены. 2014—2016 гг. - Сергей Зенкин - Русская современная проза
- Другое перо - Ирина Мутовчийская - Русская современная проза
- Поцелуй ангела (сборник) - Анна Эккель - Русская современная проза
- Устное народное творчество пациентов (сборник) - Наталья Нестерова - Русская современная проза
- Сказки бабушки Оли. Современные сказки - Ольга Карагодина - Русская современная проза
- Про девушку, которая была бабушкой - Наталья Нестерова - Русская современная проза
- Лялька, или Квартирный вопрос (сборник) - Наталья Нестерова - Русская современная проза
- Школьные рассказы. Рассказы для детей и о детях - Вадим Слуцкий - Русская современная проза
- Хельгины сказки. Духовно-философские сказки: обо всем на земле и за пределами всего на свете - Helga Fox - Русская современная проза
- Ловушка для Бесси - Лариса Капицына - Русская современная проза