Фарцовщики. Как делались состояния. Исповедь людей «из тени» - Дмитрий Васильев

Кто-то же должен быть виновным, а тут и напрягаться не надо – достал личные дела и пиши в графу «задержания» даты и предъявленные обвинения. А по накоплении нескольких приводов, пусть даже они и были «липовыми», несовершеннолетнему нарушителю закона грозило уже настоящее (почти взрослое) наказание – определение в спецшколу. А спецшкола – это та же тюрьма, со всеми ее специфическими законами. Эдакая «маленькая зона». Такие, с позволения сказать, школы даже внешне ничем не отличались от тюрем. В Ленинграде одна такая «школа на зоне» была расположена возле железнодорожной станции «Удельная», в советские времена этот район считался окраиной и был практически не населенным. Вот туда и «спроектировали» психиатрическую больницу им. Скворцова-Степанова, в просторечии «Скворечник», и детскую «спецшколу». Кстати, пусть вас не сбивает с толку слово «школа». Дети там находились без права покидать территорию год-два, жили в казармах, они же бараки, а территория была обтянута по периметру колючей проволокой. Теоретически попасть в такое учреждение ребенок мог с первого класса. Хотя большинству «воспитанников» все же перевалило за первый десяток.

Кроме карательных мер государственная система пыталась бороться с чуингамщиками и с помощью превентивных мер. К ним относились в первую очередь разъяснительные беседы в школах. Эта миссия была возложена на завучей и директоров, но помогала подобная говорильня мало. Зато в чью-то «умную» голову пришла идея бороться с таким антисоветским явлением, как вымогательство у иностранцев, «народными способами». Есть у меня определенные подозрения, в каком именно силовом ведомстве служила данная «умная голова», но конкретных доказательств, конечно же, нет, и быть не может. Народные способы зиждились на том же принципе, что и большинство воспитательных мер для детей, придуманных с начала существования человечества. Сначала детишек пугали Бабой Ягой и Лешим, потом «врагами революции», фашистами, а потом дошла очередь и до иностранных диверсантов. Даже я прекрасно помню ходившие по школам слухи, информационная составляющая которых заключалась в «пересказе» ужасных историй, случившихся с детьми, клянчившими у иностранцев жвачку. Периодически такие «сто первые рассказки Кривеллы» запускались в качестве утки, и надо сказать, их действие было более эффективно, чем занудные предостережения учителей, построенные на набившей оскомину идеологии. То и дело в школьных коридорах полушепотом передавали трагическую историю мальчика, который «вот так вот попросил жвачку, ему и дали, а он съел и через час умер в страшных мучениях – пена изо рта пошла зеленая». Иногда в главных героях такой страшилки выступала девочка, подробности мучительной смерти тоже менялись, но суть оставалась неизменной: невинный советский ребенок умирал вследствие жестоких козней иностранного диверсанта. Вот вам смешно, а дети, между прочим, принимали весь этот бред за чистую монету.

Не могу сказать, насколько подобные страшилки, вкупе с профилактическими беседами учителей, помогали предотвращать появление чуингамщиков. Статистики подобной, как вы понимаете, и быть не могло, но охотно допускаю, что кто-то из тех детей, которые оказались в непосредственной близости от реализации возможности «бомбить» иностранцев на жвачку, просто-напросто испугались и не решились довести намерение до конкретного результата.

А вот то, что думали о подобных «байках» сами чуингамщики, вряд ли можно дословно привести на страницах этой книги. К сожалению, ненормативной лексикой юные фарцовщики владели несравненно виртуознее, чем литературным русским языком. Если же попробовать перевести их мнение на приличный лад, то выглядеть подобный перевод будет приблизительно следующим образом: «Ну и чудненько. Нам же конкурентов меньше». После чего малолетний фарцовщик обязательно должен был презрительно сплюнуть и вернуться к выполнению своих обязанностей.

В некоторых случаях чуингамщиков использовали как помощников и старшие коллеги по бизнесу. Крутившиеся возле гостиниц малолетки были у них «на подхвате», и их иногда высылали натуральным образом на разведку. Выбирался иностранец, к которому подсылался наивного вида «ангелочек» с предложением обменять что-нибудь на сувенир. Сувенир ребенку давался, разумеется, грошовой стоимости, но если иностранец был готов пойти на контакт, он тут же понимал – имеет смысл последовать за дитем, которое приведет его к более серьезным деловым партнерам. Так и происходило, и сделка заключалась уже не на виду у сотен прохожих и не под бдительным оком советских милиционеров, дежуривших возле каждой гостиницы, а в укромной подворотне или даже в припаркованной неподалеку машине.

Такой способ прощупать «фирмача» на предмет обмена или продажи вещей себя оправдывал – риск попасться был неизмеримо меньше, но уважающие себя фарцовщики старались все же не опускаться до использования детей в своих сделках. Однако, похоже, я уже перешел к рассказу о взрослых «бомбилах» и даже сам этого не заметил. А жаль, потому что я хотел предварить повествование о «подвигах» этой категории фарцовщиков небольшой исторической ретроспективой. Но ведь и сейчас еще не поздно…

Надо делиться

Как я уже говорил в предыдущих главах, именно такой способ фарцовки – «бомбить» иностранцев непосредственно возле мест их кратковременного пребывания – и лег в основу всего явления в целом. Поэтому некоторое время непринужденная атака иностранцев без всяких дополнительных «подходов» к ним и считалась самым престижным способом фарцовки. Помните, я настойчиво упирал на специфическую идеологию «бомбил» 60-х как на их главное отличие от более поздних последователей фарцовочного движения? Так вот непосредственный контакт с иностранцем, да к тому же завязанный в непринужденной обстановке родного города, где за каждым кустом мог скрываться бдительный чекист или простоватый, но обладающий бульдожьей подозрительностью милиционер, считался в среде фарцовщиков-шестидесятников особым «шиком», «стилем» и «высшим пилотажем».

И только спустя годы каста фарцовщиков, «бомбивших» иностранцев с помощью таких приемов, как приставание к незнакомым людям, имевшим иностранное гражданство, стала считаться если и не низшей в иерархии, то и особенным уважением среди других фарцовщиков не пользовалась. «Бомбежка» таким «допотопным» способом в среде фарцовщиков в 70–80-х годах считалась чем-то вроде несерьезного развлечения. Ну не знаю как насчет развлечения, а вот по поводу несерьезности можно и поспорить. Потому что чаще всего за спекуляцию сажали именно эту категорию «бомбил».

Ответ на вопрос, почему же так происходило, полностью согласуется с общими законами подпольного бизнеса в СССР. «Бомбилы», промышлявшие возле гостиниц и прочих мест, где обретались иностранцы в больших количествах, были практически «не прикрыты», то есть не защищены со стороны коррумпированных сотрудников правоохранительных органов. Гостиничную обслугу прикрывали чекисты, руководствующиеся своими собственными соображениями, обильно сдобренными мздой. Моряки получали возможность обделывать свои дела, так как почти постоянно находились вне пределов юрисдикции советского закона. А для кого могли представлять интерес пригостиничные «бомбилы»? Единственные представители правоохранительных органов, находящие на доступном расстоянии для протянутой с подкупом руки, – гостиничные менты и те милиционеры, которые дежурили в обязательном порядке на территории, прилегавшей к интуристовской гостинице. Для фарцовщиков эти представители властей значили довольно много, ведь именно от их расположения зависело, будет ли возможность подъехать к иностранцу с предложением «ченча» или нет. Но в табели о рангах советской милиции такие «крышевые» выглядели достаточно убого. Они были всего лишь постовыми, рядовыми сотрудниками, выполняющими несложные и рутинные обязанности.

Разумеется, для своего начальства такие постовые были «ценными» сотрудниками, так как делились полученной от фарцовщиков мздой, но их мнения никто не спрашивал, и в том случае, когда приходила разнарядка: «в процессе облавы должно быть поймано столько-то фарцовщиков и спекулянтов», никакой реальной защиты предоставить фарцовщикам такие рядовые сотрудники не могли. То есть теоретически они могли предупредить об облаве заранее, но только нескольких человек и только тех, кто платил больше, чем остальные. Иначе начальство, собравшееся руководить облавой на фарцовщиков, а вместо этого получившее возможность лицезреть чинно-благородно прогуливавшихся мимо гостиницы добропорядочных советских граждан, могло и рассвирепеть не на шутку. Кому охота предстать перед вышестоящими инстанциями мало того что идиотом, так еще и коррумпированным идиотом?

При таком раскладе фарцовщик, плативший дань постовому милиционеру, дежурившему возле гостиницы, и его коллеге, выполнявшему свои непосредственные обязанности в самой гостинице, фактически оплачивал возможность того самого «приставания» к иностранцам без риска быть схваченным в тот же самый момент, когда первый контакт состоялся. За выплачиваемую в качестве взятки сумму фарцовщик, «бомбивший» у гостиниц, ни на что большее рассчитывать не мог.