От снега до снега - Семён Михайлович Бытовой

— пригласил он, — пока вы на Удыль ходили, я пару добрых сазанчиков поймал, так что тала вкусная будет...

— Я на Удыле как раз морячить начал, — сказал старшина буксира Вальдю. — После семилетки я поступил матросом на колхозный катер — разные груза возил. На будущий год меня на курсы мотористов-судоводителей направили. После курсов я и получил эту посудину. Вот уже второе лето курсирую из Мариинска в порт Маго с морскими сигарами. — И, помолчав, признался: — На будущий год, если отпустят, поеду во Владивосток в знаменитую мореходку поступать. Хочу когда-нибудь в далеких чужих странах побывать. Может, мне, первому ульчу, в кругосветное удастся. Ведь с самого детства, как я начал книжки читать, мечта у меня весь белый свет повидать. Я и английский изучать стал. Вот, — он показал на стопку учебников, — в свободное от вахты время изучаю. Произношение у меня мало-мало хромает, а грамматика так ничего, однако...

Мы просидели с ним до поздней ночи, потом Вальдю посоветовал мне идти в кубрик и ложиться спать. Но в кубрике было очень душно. Он дал мне свою ватную куртку, я расстелил ее на корме, где не так дул ветер, лег и сразу заснул.

На раннем рассвете меня разбудил запах гари. На правом гористом берегу Амура горела тайга.

Начавшийся небольшой дождь несколько притушил пламя, но дыма от этого не убавилось. Он густо стлался по склонам сопок, скапливаясь у каменистых подножий, выгоняя наружу огромное количество змей, гнездившихся в расщелинах. Они выползали из своих нор, кидались с крутого обрыва в реку и быстро плыли к противоположному низменному берегу, где не было ни деревца, ни кустика — сплошные луга.

Не только змеи уползали от лесного пала. Огонь теснил к воде и косуль, и изюбров, и сохатых, и зверье помельче, вроде лисиц и колонков.

Вот выскочил на вершину сопки огромный бурый медведь. Став над обрывом, он зарычал, потом начал быстро спускаться по отвесному склону и плюхнулся в воду. Довольно долго он не показывался на поверхности. Минуты через две вынырнул и поплыл на другой берег. Всю свою ярость он выместил на змеях, которых нещадно топтал широченными лапами.

— Чистый цирк, — засмеялся Вальдю и дал несколько резких, отрывистых сигналов сиреной.

Медведь вздрогнул и побежал...

———

Идут по лиману большие океанские суда, идут кратчайшим путем с Камчатки и Сахалина. Встречая их в этих водах, вспоминаешь бессмертный подвиг адмирала Невельского, отдавшего жизнь за Амур.

«Мы были забыты и отданы на жертву случайностям и голодной смерти, — писал Невельской в 1852 году из Петровского зимовья, затерянного на краю России, — поэтому каждый может судить, каково было наше положение... Надежда на милость всевышнего творца и убеждение, что действия наши клонятся к благу Отечества, единственно поддерживали в нас крепость духа, энергию и отвагу, столь необходимую при таких обстоятельствах...»

Еще никто в мире не знал об Амуре, не знал, какая это могучая и полноводная река, когда в середине XVII столетия русские землепроходцы прошли ее на своих утлых плоскодонных кочах от истока до самого устья.

Летом 1643 года, по указу якутского воеводы Петра Головина, письменный голова Василий Поярков, сколотив ватажку в сто тридцать человек вольных казаков, отправился в поход: «...узнавать повсеместно про сторонние реки падучие, которые в Зию-реку пали; какие люди по тем сторонним рекам живут — сидячие ль иль кочевые; и хлеб у них и иная угода есть ли, и серебряная руда, и медная, и свинцовая на Зие-реке есть ли; и кто иноземцев в расспросе скажет, и то записывать именно; и чертеж и роспись дороге своей и волоку к Зие и Шилке-реке и падучим в них рекам и угодьям прислать в Якутский острог вместе с ясачной казною...»

Более трех лет продолжался поход Василия Пояркова. Потеряв половину своей ватажки — кто сгинул от холода и цинги, кто, испугавшись безлюдья, просто сбежал с дороги, — Поярков с малой горсткой верных ему людей прошел тысячеверстный путь вдоль диких берегов Амура и, достигнув устья, решил обосноваться тут среди местных гиляков, которые, кстати, встретили русских доброжелательно и гостеприимно.

Заявив гилякам, что отныне эта земля принадлежит России, Поярков собрал с них небольшой ясак — двенадцать сороков соболей и шестнадцать собольих шуб — и поставил на гористом берегу лимана несколько хижин.

Зима выдалась лютая, долгая, но русские не сидели без дела. Они строили кочи, благо лесу тут было много, готовились с приходом весны, как только тронется лед на лимане, продолжить свое плавание дальше, где за туманами лежит неведомая земля, о которой рассказывали местные инородцы.

Речь, видимо, шла о Сахалине, в то время неизвестном и таинственном.

Ламское (Охотское) море встретило легкие суда Пояркова ураганным штормом. Высокие, как береговые скалы, волны раскидали кочи по рифам и опрядышам, где отважные мореходы нашли свою гибель. Только немногим смельчакам, в том числе и самому Пояркову, удалось спастись. Голодных, побитых, измотанных, повел он их за собой через скалистые горы на северную реку Улью, где, к счастью, встретились оленные кочевые эвенки. Тут русские пожили с полгода, подправились и, раздобыв оленей, пошли вдоль берега Маи, а оттуда по Алдану и Лене в Якутск.

Поярков писал в одной из своих «скасок» о крае, который он открыл: «... те землицы людны, и хлебны, и собольны, и всякого зверя много, и хлеба родится много, и те реки рыбны, и его государевым ратным людям в той землице, хлебной скудости ни в чем не будет...»

Следом за Поярковым весной 1649 года начинает готовиться в поход сольвычегодский промышленник Ерофей Павлович Хабаров. Он обращается к якутскому воеводе с челобитной, просит разрешения идти на Амур с ватажкой вольных людей, которую сам «сколотит» и будет содержать на свой собственный кошт. Воевода не только дает на это согласие, но и вручает Хабарову «наказную память».

Сборы были недолги, вольных людей оказалось множество, и они не заставляли себя уговаривать — шли в ватажку охотно. Однако Ерофей Павлович не повторяет путь Пояркова. Местные тунгусы указывают ему другую дорогу — по забайкальским рекам Олекме и Тугиру, затем волоком через Становой хребет с выходом на реку Урку и по ней прямиком на Амур.

Около года длился этот поход. Продолжать его дальше вдоль неведомых берегов с ватажкой из семидесяти