Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

Я выезжаю отсюда в четверг восьмого числа и в Берлине останусь сутки или самое большее двое,-следовательно, двенадцатого вечером или тринадцатого утром буду в Париже. Так как Вы хотите, милый друг, велеть нанять мне помещенье, то я решаюсь просить Вас приказать выбрать какую-нибудь гостиницу из небольших и так, чтобы окна выходили на двор, а не на улицу.

Мне приходит в голову, что в виду Вашего нездоровья, может быть, было бы лучше, чтобы Вы остались все, это время в Париже. В Аркашоне, вероятно, нет порядочных медиков?

Я, с своей стороны, был бы очень рад жить несколько времени в Париже.

Вчера Модест с Колей и с его матерью были у здешней знаменитости по части нервных болезней, и он решил, что Коле необходима Италия. Вследствие этого Модест едет на всю зиму в Рим. В декабре и я присоединюсь к ним. Я донельзя счастлив, что буду опять жить с милым братом. Вообще все было бы хорошо, лишь бы только Вы, дорогая моя, были здоровы.

Я остановлюсь в Берлине в Нotel St.-Petersbourg, куда и прошу Вас уведомить меня о Вашем здоровье и о моем помещении. Бесконечно благодарю за заботы. Если получу в Берлине известие от Вас, буду очень счастлив.

158. Мекк - Чайковскому

1879 г. Ноября 3. Париж.

[Телеграмма]

Reste Paris temps ind fini, partirai aussitot sante permet, prie adresser ici. Reserverai pour vous Meurice si cela ne vous contrarie. A Arcachon aurez Villa Monaco. Attends lettre impatiemment.

Meck *.

* Остаюсь Париже неопределенное время, поеду, когда позволит здоровье, прошу адресовать сюда. Приготовлю для вас Мерис, если вы не против. В Аркашоне у Вас будет Вилла Монако. С нетерпением жду. письма. Мекк.

159. Мекк - Чайковскому

Париж,

3 ноября 1879 г.

Милый, бесценный друг! Как давно уже я не писала Вам. Теперь мне немного лучше, и я спешу написать Вам хоть несколько слов, чтобы глубоко благодарить Вас за Ваше участие к моему здоровью и дорогие письма Ваши, которые постоянно служат мне бальзамом как для душевных, так и физических ран.

Болезнь моя все есть зубная, но вследствие такого продолжительного страдания мои нервы и голова пришли в ужаснейшее раздражение.... Теперь мне лучше, но я все еще не могу ничего есть, потому что воспаление десен ужаснейшее, но, слава богу, по крайней мере, боли нет.

Вчера я получила телеграмму из Москвы, что-партитура нашей симфонии выслана второго числа, и вчера же Влад[ислав] Альб[ертович] ездил к Colonn'y сообщить ему об этом. Тот был так любезен, что хотел сейчас приехать ко мне с визитом, но Пах[ульский] сказал ему, что я больна, так он просил его передать мне много любезностей и сказать, что симфония непременно пойдет, но что едва ли раньше февраля. А я хотела, чтобы она пошла при мне, но он говорит, что у него готовятся теперь несколько пьес с хорами и что их необходимо исполнить скорее, чтоб освободить хоры, но что он будет хлопотать, чтобы наша симфония исполнилась как можно скорее. В позапрошлое воскресенье у Pasdeloup в концерте исполнялся Ваш фортепианный концерт, п[артию] рояля какой-то Breetner, но я не видела рецензии об этом.

Письма Ваши я все получаю аккуратно, дорогой друг мой. В Париже я еще не знаю, сколько пробуду, но, вероятно, не меньше недели. Через день ко мне приезжает доктор. До свидания, милый, бесценный, дорогой мой. Всем сердцем Ваша

Н. ф.-Мекк.

160. Чайковский - Мекк

Петербург,

4 ноября 1879 г.

Милый друг! Мне очень досадно, что я не догадался адресовать первые два письма мои прямо в Париж. Впрочем, ничего достойного любопытства в них не заключалось. Как всегда, я здесь хандрю, несмотря на присутствие близких и дорогих людей, и желаю поскорей отсюда выбраться. Какая для меня радость, что брат Модест поедет в Италию! Из Аркашона после Вашего отъезда я отправлюсь в Рим и соединюсь там с братом и Колей. Дорогая моя! как мне благодарить Вас за то, что, будучи нездоровы, Вы все-таки заботитесь обо мне и даже о моем помещении в Париже! Я очень рад остановиться в Нotеl Meurice, но меня стесняет то, что там очень дорого, а я боюсь, что Вы и в Париже захотите, чтобы я был Вашим гостем. Есть очень миленькие, менее дорогие и покойные Hotel'и, где я бы отлично мог поместиться. Что касается виллы, в которой Вы хотите поместить меня, когда мы приедем в Аркашон, то она положительно пугает и смущает меня. Целая вилла,- когда я превосходно могу устроиться в трех покойных комнатках какого-нибудь отеля! Простите меня, но я решаюсь просить Вас, если это еще не поздно, отменить соглашение с хозяевами виллы и велеть нанять для меня просто помещение в гостинице. Я боюсь, что устройство моего помещения в вилле будет сложно и затруднительно, а меня будет тяготить мысль, что я причина этих затруднений! Не забывайте, милый друг, что я совсем не избалован и что каких-нибудь трех чистеньких и покойных комнат для меня вполне достаточно. Впрочем, повинуюсь Вашим распоряжениям, какие бы они ни были.

Можете себе представить мою радость! Вчера вечером я был в цирке, и так как было много правоведов по случаю субботы, то стал искать среди них глазами Колю и Сашу. Какова же была моя радость, когда они оказались передо мной в ложе у барьера, вместе с Вашим племянником и еще каким-то юношей, должно быть, тоже Фроловским. Мне так давно хотелось хорошенько рассмотреть лица Ваших милых сыновей, а тут на счастье пришлось сидеть так, что я совершенно свободно мог предаваться этому удовольствию, так как оба они меня не узнавали. Не могу Вам выразить словами, какое отрадное ощущение я испытал, видя перед собой два столь близких Вам существа. Оба они, каждый в своем роде, очень симпатичны. Коля очень живо интересовался зрелищем и часто говорил с соседями, Саша молчал и как будто мало обращал внимания на происходившее. Я заметил у Коли привычку слегка подергивать мускулами лица, совершенно так это делает мой брат Анатолий. Вам покажется это странным, но мне показались симпатичными даже эти нервные движения. Рядом с ним в ложе сидел Ваш старший сын с женой и еще с кем-то. Он почему-то не так близок моему сердцу, как его младшие братья, и все мое вниманье было поглощено последними. Ошибаюсь я или нет? Мне кажется, что Коля и Саша ближе и дороже Вашему сердцу, чем Влад[имир] Карлович? Простите за это нескромное и, быть может, неуместное вмешательство в тайники материнского сердца. Как бы то ни было, но, находясь так близко от Ваших сыновей, мне казалось, как будто и Вы были недалеко от меня, и я не в состоянии изъяснить Вам, как это было мне приятно. Как меня смущает Ваше нездоровье!

Милый друг, не потрудитесь ли Вы телеграфировать мне в Берлин (Hotel St.-Petersbourg) o том, каково к тому времени будет Ваше здоровье, скоро ли едете в Аркашон, а также о том, где Вам угодно будет велеть приготовить мое парижское помещение. Хотя меня до крайности трогает Ваша бесконечная доброта и заботливость, но я просил бы Вас много об моих удобствах не думать и не затрудняться выбором.

До свиданья, милый и дорогой друг! Ради бога, будьте здоровы,-это самое главное условие для счастья многих людей.

Безгранично благодарный и любящий Вас

П. Чайковский.

161. Мекк - Чайковскому

Париж,

8 ноября 1879 г.

1879 г. ноября 8-11. Париж.

3 часа дня.

Дорогой, несравненный друг мой! Сейчас получила Ваше письмо от 4 ноября и первым движением моим было отвечать Вам на него в Берлин, но боюсь, что письмо мое разойдется с Вами. Поэтому оставляю его до приезда Вашего в Париж.

Как невыразимо приятно мне было читать о Вашей встрече с моими мальчиками, как благодарна я Вам за то, что они понравились Вам. Вы спрашиваете меня, дорогой друг мой, насчет моей привязанности к трем сыновьям и извиняетесь за этот вопрос. Да мне же несказанно приятно увидеть, что Вас интересуют мои семейные отношения, и я скажу Вам всегда все, все, потому что убеждена, что это не пойдет никуда дальше Вас, а Вам мне приятно говорить обо всем, что близко мне. И теперь скажу Вам, милый друг мой, что мой Володя не меньше дорог мне, чем Коля и Саша, даже, быть может, больше, потому что кроме того, что я люблю его, но я и жалею его постоянно;