План D накануне - Ноам Веневетинов

с «Розенкранца» тоже поднимутся, а то как же. В жандармскую команду брошена граната, ранена лошадь, безвинное, но не теми зафрахтованное существо, а они те существа. Петроградский военный округ выведен в самостоятельную единицу, надо обзаводиться своими, да вот беда, итеративы затуманились напрочь, такое дело, прямо так брать и командовать…

В том же кабинете за тем же столом вместо Витте сидел Трепов, на сей раз он знал, кем является — английским публицистом Стэдом.

— Система, которую проводил Зубатов вместе со мной и, в сущности, по моей инициативе, была попыткой поднять социальное положение рабочего класса в Москве. Мы шли к нашей цели тремя путями: первое, мы поощряли устройство рабочими профессиональных союзов для самозащиты и отстаивания их экономических интересов; второе, мы устроили серию лекций по экономическим вопросам с привлечением знающих лекторов; третье, мы организовали широкое распространение дешевой и здоровой литературы, старались поощрять самодеятельность, способствовать умственному развитию и побуждать к бережливости. Результаты получились самые лучшие. До введения системы Зубатова Москва клокотала от недовольства. При моем же режиме рабочий увидел, что симпатии правительства на его стороне и что он может рассчитывать на нашу помощь против притеснений предпринимателя. Раньше Москва считалась рассадником недовольства, а теперь там — мир, благоденствие…

За линией сгустился особый мрак, полный страшилищ, как чулан или крестный путь доказательств по делу, он как стена из перезалитого глетчера, только живая, способная недобро огрызаться. Солдатам спокойно в траншеях, офицерам в землянках, завтра будет дело, у француза портупея крест-накрест через китель, у англичанина надраен штык, у русского заело помпу и портянки отсырели, у тайлина прихотливые привычки, как у делавара.

Теодор отвернулся от скучного вида степи, ещё немного постоял на краю лагеря и углубился в средоточие палаток.

Усталый фотограф в стремительно сгущавшихся сумерках, понимая, что времени всё меньше, что собственный перфекционизм снова поставил его на край пропасти, то и дело семенил к сгрудившейся у «Фаэтона-серполлэ» группе и принимался их двигать, широко размахивая руками. Теодор встретился с ней глазами, легко кивнул, она перевела взгляд на линзу фотографического аппарата.

На двух тысячах вёрст зародился объект, чёрное тело с проступающими очертаниями лица на фронте, и понёсся вниз быстрее свободного падения. Появился шлейф, вещества с малой температурой кипения, сублимация, моноксид. Миновал купол, вскоре открылась схема кампании, поток строк донесений с пометкой «Сверхсрочно. Сверхсекретно», зелёных на чёрном фоне, без знаков препинания, исчезающих в короне листа. Отсюда можно было лавировать, но он падал камнем, уже у самой земли прошив их, сидевших на четырёхколёсном лафете, обоих поразив прямо в душу. Он прогнулся и вскинул руки, она охнула и погрозила пальцем — ей на несколько мгновений передалась виденная им панорама. Тело, трудноописуемое вне связи с облаком Оорта, виражом ушло вверх, обратный контрманёвр, вонзилось между ними вертикально, она в последний момент оттолкнула его и отшатнулась сама. По инерции он остановился на глубине трёх саженей, начиная всплывать. На поверхности уже оказалось побережье озера, кругом сельва, место дикое и после исчезновения пары тёплых течений, первобытное, колёса лафета прошли метаморфизм битумных масс, на мелководье синапсиды сплетались шеями.

— Уже закончили?

— А, пустое, меня там всё равно потом не окажется.

— Со стороны было заметно, что вас нечто отвращало в этом процессе.

— Как тебе, должно быть, пока неизвестно, в последнее время совершенно распоясались служащие патентных бюро, — она подвинулась и выдохнула в освободившееся место дым.

Теодор сел. Уже почти стемнело.

— Ты не только имеешь определённую форму, ты ещё и стареешь, а я замечаю это не всегда одинаково.

— То есть просто жизнь?

— Все думали, что после Планка хоть трава не расти, а этот сангвиник Кнёффлера одним предложением превратил всю эвристику в пустое кокетство.

— Я так понимаю, быть в курсе подобных дел вам велит ежедневная опаска утратить квалификацию полотёра и, как следствие, невозможность принять участие в настоящей уборке, когда такой вопрос встанет?

— Ну, ореольным буреломом кое-где в Сибири вообще никто не занимается.

— Да, я бы сейчас какими-нибудь ореолами занялся.

— И вообще, можешь забыть про всех гейдельбергцев в шкурах нотоунгулятов.

— Ещё скажите, что у Нильса Бора детское лицо.

— А, всё одно к одному, — она досадливо махнула рукой, оправила подол.

— Так вы собираетесь материализовать развиваемое прежде только разумом?

— Да, внезапно похорошеть.

— Значит, сперва покидали шарики с башни, а теперь опасность исходит из патентного бюро?

— Боюсь, что скоро самый дикий проповедник в американской глубинке станет стращать паству распадом мюонов.

Она затянулась, выпустила дым, существенная часть и без того ограниченного тьмою обзора перед ним затуманилась, этим воспользовались ждавшие своего часа шпионы и перебежали с места на место.

Просто надо было посоветоваться. Компетентные лица как-то сами собрались, где выглядело посвободней, каждый со своим багажом, порешать насущное. Опыт отцов, непререкаемая система готовых ответов. Случился прецедент-другой за год, помимо подтверждения общих тезисов они не давали закоснеть. Кругом орали, чтоб выше стропила, перевернули котелок с рыбьим клеем, долбили каналы поперёк брёвен, мало того, что город рос, вместе с тем как раз сейчас, начиная с позавчерашнего дня, определялась колея анагенеза — сколько печали аккумулируется здесь впоследствии, в очень-очень далёком будущем. Слева от них на утёсах и равнинах высились замки, на островах и в устьях рек. Когда их всех станут объединять одной стеной, нужно ли и им будет записываться? Дубликат дальнейшего существования, всё отчётливее проступающее лекало сделок и информации, топка, где учитывается не только военная мощь соседа, но и кто в какой зоне осел и где пока есть лакуны, квадратные вёрсты вересковых пустошей, сиреневых, населённых призраками первобытных охотников и их культов, которые уже на равных, только и ждут узла, какой они обеспечат убийствами и умопомешательствами, хроническими насморками и несчастными случаями, перепродажей недвижимости, отношениями настолько рыночными, основывающимися на паранойе, что возникнет эпидемия сердечных приступов, но окончательно заселённая по всем правилам территория никогда не вымрет, не от эктоплазмы с головами зверей, никем никогда не виданных, уж точно.

— Время не терпит, — отрываясь от вида за окном и задёргивая шторы, — нам ещё опережать день.

Ратуша, похоже, большей частью сейчас пустовала. Захватчикам не нравилось находиться внутри.

— Ума не приложу, что ещё можно высосать из этого.

— Очевидно, что только одно. Сумму.

Их штаб помещался через стенку от амфитеатра с кольцами непрерывный сидений, перед которыми стояли столы с красными и зелёными лампами, с боков рубильники, к ним тянулись силовые линии из каждого кабинета в здании, искрившие в местах пересечения в недавно привешенных жестяных вентиляционных шахтах. Треск усиливался эхом, таким образом поддерживалась нервная атмосфера. Дверь распахнулась, внутрь бросили