Наваждение - Пола Вольски

За оконцем появились фигуры. Скрипнул засов, дверь отворилась. Двое народогвардейцев вошли, молча схватили ее за руки и вытащили из камеры. Элистэ не сопротивлялась и не расспрашивала, куда ее ведут: первое было бы глупо, второе – бессмысленно. Вот собраться с силами и призвать на помощь все свое мужество – это действительно сейчас необходимо.

Они прошли коридором до уже знакомой ей сырой спиральной лестницы и начали бесконечный головокружительный спуск – вниз, вниз, вниз, в мрачное подвальное чрево «Гробницы», царство желто-серых испарений, запотевших сводов и стен в корке минеральных наростов. Подземелье больше напоминало естественную пещеру, нежели творение человеческих рук. Затем – по наклонному туннелю с таким низким потолком, что солдатам пришлось пригнуть головы, через двери черного кованого железа они наконец вошли в печально знаменитую камеру пыток.

Элистэ не представляла себе ни самой камеры, ни того, что ее там ждет. Этот застенок был окружен покровом тайны, что многократно усиливало внушаемый им ужас – ужас, призванный сломить сопротивление узника задолго до начала допроса, как прекрасно понимали хозяева древней темницы. Против ожиданий Элистэ застенок вполне отвечал традиционным представлениям: без окон, само собой, так как находился глубоко под землей; промозглый холод и застоявшаяся вонь; необычно высокий потолок – этажа на три, так что ребра свода терялись в тяжелом плотном тумане; сочащиеся влагой каменные стены, в пятнах сырости пол; чад фонарей, потухшие жаровни; набор мерзких древних орудий пыток – одни непонятного назначения, другие, напротив, до жути очевидного, но все одинаково ржавые и покрытые толстым слоем пыли: ими явно давно не пользовались. И три устройства поновее – чистые, отполированные, смазанные затейливые механизмы, снабженные зажимами, ремнями и пряжками; украшенные проволочками, шипами, металлическими зубцами и блестящими стеклянными рожками – по образцу Чувствительниц, с которыми они состояли в ублюдочном дальнем родстве. Наконец простой сосновый стол и пара удобных кресел, в одном из которых сидел мужчина; Элистэ сразу признала его по массивной фигуре, широкому плоскому лицу и огромным рукам – Бирс Валёр, верховный жрец Кокотты.

Высвободившись из рук народогвардейцев, Элистэ сама подошла к столу и остановилась перед Бирсом Валёром. Солдаты стали на страже у двери. На столе были только перо, чернильница и исписанный лист бумаги, который Бирс Валёр подтолкнул к ней.

– Подпишите, – приказал он.

Элистэ взяла бумагу. Она ожидала увидеть хитро составленное признание в многочисленных преступлениях, подписать каковое ей не позволило бы чувство собственного достоинства. Однако это оказалась всего лишь запись о том, что она действительно бывшая Возвышенная Элистэ во Дерриваль, родственница бывшего Возвышенного Кинца во Дерриваля, чародея из провинции Фабек. Чистая правда, а поскольку они все равно об этом прознали, запираться бессмысленно. Элистэ пожала плечами и поставила подпись. Она не имела представления о последнем декрете Конгресса, а потому не догадывалась, что для осуждения ее на смерть достаточно всего лишь официального подтверждения личности. Признав, что она – это она, Элистэ тем самым лишала себя права обратиться в суд. Впрочем, учитывая настроения в Народном Трибунале, она не много потеряла.

Бирс Валёр долго изучал подпись, кивнул и отложил листок в сторону. Затем поднял глаза и подверг арестованную не менее долгому изучению; она выдержала его взгляд не дрогнув. Наконец он спросил:

– Где скрывается Кинц во Дерриваль?

От такого верзилы можно было ожидать поистине громового рыка. В действительности же голос его, как и взгляд маленьких глазок, оказался пустым и бесцветным.

Значит, дядюшке Кинцу удалось скрыться из садов Авиллака!

«Не знаю». Ложь едва не сорвалась у нее с языка, но Элистэ успела себя одернуть. Этот заплечных дел мастер, разумеется, ей не поверит, как не поверит никто другой. Не имеет смысла пятнать себя ложью.

– Я не намерена отвечать, – сказала она.

Бирс тупо воззрился на нее. Если ее упорство и удивило его, он не подал виду.

– Где скрывается Кинц во Дерриваль? – опять спросил он ровным голосом, словно задавал вопрос в первый раз.

Она повторила, что отвечать не желает.

Бирс вновь спросил, она промолчала в ответ, но ее молчание, казалось, его отнюдь не обескуражило. Он продолжал задавать вопрос снова и снова, теми же словами и тем же голосом – спокойным, ровным, тусклым. Элистэ пыталась сохранять неприступный вид, но в ее душе замешательство сменилось ужасом, а это подрывало волю к сопротивлению. На угрозы она бы ответила вызовом. Прибегни он к уговорам и софистике, она бы даже могла разразиться речью. Но перед этой неумолимой глухой тупостью она просто терялась. Монотонное повторение одного и того же вопроса наводило жуть; вопрошала, казалось, некая сверхъестественная сила, а не живой человек. Этот неутомимый бесцветный голос мог скорее принадлежать механическому устройству – Бирс Валёр словно позаимствовал его у Чувствительниц, с которыми был на короткой ноге.

– Где скрывается Кинц во Дерриваль?

В двадцатый раз? Двадцать пятый? А может, она нечаянно угодила в порочный круг времени, где одна и та же минута повторяется до бесконечности?

Но конец все же наступил. Вероятно, терпение Бирса Валёра иссякло. Он вскочил и мгновенно очутился по другую сторону стола – такой быстроты и внезапности от столь полного и массивного человека ожидать было трудно. Вот он уже рядом, впился ей в предплечье словно клещами, легко развернул и играючи отбросил к противоположной стене. Именно так он отправлял жертвы в чрево Кокотты. На сей раз, однако, Элистэ ожидала не Кокотта, а дальняя родственница последней, безымянная полу-Чувствительница; но вожделела она ничуть не меньше.

Девушка увидела плоское прямоугольное устройство, смахивающее на кожаную кушетку. Не успела она опомниться, как Бирс подхватил ее и бросил на лежак. Сообрази она вовремя и действуй быстрее – могла бы ему глаза выцарапать. Но Элистэ опоздала. Ее опутали ремни, на тело легли зажимы, Бирс подтягивал и закреплял их, умело орудуя своими ручищами. Она дернулась, пробуя путы на прочность, но тщетно. На запястьях сомкнулись наручники, на шее – ошейник; хуже того – на голову водрузили шлем с шипами и рожками, а слепое железное забрало, опустившееся на глаза, ввергло ее в кромешную тьму. Но Элистэ отметила, что забрало не доходит до рта. Свобода говорить – или кричать – была ей оставлена.

«Ни того, ни другого он от меня не дождется», – решила она и застыла в напряжении, как туго натянутая струна.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});