Описание Отечественной войны в 1812 году - Александр Михайловский-Данилевский

25 Октября, на другой день после Вяземского сражения, согласно повелениям, Милорадович пошел по столбовой дороге, Платов правее, а Граф Орлов-Денисов влево от нее. Главная армия имела дневку в Быковой. Наполеон был с гвардией в Славкове, куда тянулись его корпуса; арьергардом неприятельским командовал Ней. Милорадович и Платов ночевали у Полянова. 24-го продолжалось общее движение. Неприятели шли, почти бежали по столбовой дороге. Милорадович прибыл к Зарубежу; Платов был правее от него и на одной с ним высоте, а Князь Кутузов перешел из Быкова в Красную. Он писал: «С главной армией надеюсь я быть 29-го на высоте Смоленска, откуда, соображаясь с движением неприятельским, действовать буду по обстоятельствам»[502]. 25-го Князь Кутузов выступил из Красной в Гаврюково, где принял намерение: «перерезать дорогу из Ельни в Дорогобуж, выйти потом на дорогу из Ельни в Смоленск и, пройдя некоторое пространство по ней, оставить Смоленск вправо, продолжая марш прямо на Красной, и далее к Орше, на операционную линию неприятеля». «Избрав сей путь, – говорил он, – достигаем мы кратчайшим путем Орши, переправляясь только один раз через Днепр при сем городе, тогда как неприятелю, по прямейшему пути, предстоят три переправы через оную реку, при Соловьеве, Смоленске и Орше»[503]. Вследствие сего предположения, Фельдмаршал хотел иметь армию в совокупности и приказал Милорадовичу преследовать неприятеля только за Дорогобуж, а потом, не доходя до Михалевки, спуститься влево на соединение с армией, которая 27-го пришла в Ельню и остановилась там на сутки.

Во время движения главной армии из окрестностей Вязьмы к Ельне, от 23 до 27 Ноября, Милорадович и Платов шли по данному им после Вяземского сражения назначению, первый столбовой дорогой, второй правее, а Наполеон, находясь с гвардией в голове своей армии, спешил через Соловьево в Смоленск, куда велено было собраться всем корпусам, за исключением Вице-Короля, получившего приказание повернуть из Дорогобужа через Улхову слободу и Духовщину на Витебск, в подкрепление действовавших на Двине и теснимых Графом Витгенштейном корпусов.

26 Октября, не доходя 8 верст до Дорогобужа, передовые войска Милорадовича атаковали неприятеля, расположенного на ночлеге при реке Осме, и привели его в такое замешательство, что Французы бросали орудия с моста и, толпясь на нем, падали в реку. Вскоре подошел Милорадович к Дорогобужу, где находился Ней, имея повеление удерживать несколько времени город и тем дать возможность армии и обозам отойти к Соловьевой переправе, а Вице-Королю к Улховой слободе. Авангард Милорадовича, под начальством Юрковского, очистил половину города без затруднения, но потом был остановлен выстрелами из укрепления, устроенного неприятелями на высоте собора и обнесенного палисадами. Одна часть авангарда атаковала укрепление с фронта, другая пошла в обход, что побудило Французов оставить укрепление и удалиться в остальную часть города, в намерении там защищаться. На так называемой Соборной высоте поставили наши 2 орудия. Огонь их и натиск егерей заставили Французов поспешно отступить и бросить 6 орудий. Уходя, они зажгли Дорогобуж; пожар начал распространяться, но был потушен густым снегом и усердием Русских солдат. Милорадович назначил в город коменданта и разослал объявление, сзывая жителей к возвращению в дома. Расставив городовые и загородные посты, все войска расположились в Дорогобуже на отдых; преследование неприятеля, по причине бурной погоды, было отложено до другого дня. Едва замолкли выстрелы и прошло несколько часов по освобождении города, как отовсюду, из лесов и дебрей, стали стекаться в него граждане, едва веря от радости глазам своим и едва чувствуя от изнеможения радость: видеть родной город их во власти соотечественников. В благочестивом восторге престарелый священник бросился со слезами к ногам Милорадовича, призывая Господа во спасение воинов, подвизающихся на освобождение Русского Царства и Святой Церкви. Жители умоляли сказать им: могут ли они привести в дома свои семейства, живущие в лесной глуши, и не придут ли опять Французы? Получив утешительное уверение, что пленение кончено, они, отбежав несколько шагов в те стороны, где были их страждущие семейства, опять возвращались с вопросом: «Ну, как мы притащим стариков и детей, а злодеи-то привалят опять сюда?» Когда повторенными заверениями рассяно было опасение их, то, положа несколько земных поклонов перед опустошенным неприятелями собором, священным для них и в самом срамном опустошении, они спешили за семействами. Получа донесение о занятии Дорогобужа, Князь Кутузов приказал Смоленскому ополчению идти туда из Ельни и, расположась там, заняться введением порядка в городе и уезде. Милорадович, имея повеление сблизиться с армией, поворотил за Дорогобужем влево, на Алексеевское, отправив за неприятельским арьергардом по столбовой дороге Карпова с казаками, имевшего в подкрепление отряд Генерал-Майора Юрковского. Платов обратился из Дорогобужа вправо, на Улхову слободу, за Вице-Королем.

Таково было общее направление войск в первые, последовавшие за Вяземским сражением дни, когда неприятелям пришлось бороться с новой, для них еще неизвестной бедой – стужей. От Можайска до Вязьмы терпели они только недостаток в съестных припасах, и по ночам бывал небольшой холод от легких заморозов, но на другие сутки после поражения их под Вязьмой выпал снег, забушевали ветры, поднялись метели. К голоду присоединилась свирепость зимы, и хотя термометр показывал не более 10 градусов, но вьюги сделали холод нестерпимым для обитателей полуденной Европы. Пространство от Вязьмы до Смоленска представляло вид беспрерывного кладбища, позорище опустошительной чумы. На дороге, по которой, за два месяца перед тем, гордо шли в Москву не побежденные дотоле никем неприятели, валялись они теперь мертвые и умирающие, ползали, как гады, по пепелищам сожженных ими селений, вокруг опрокинутых фур, взорванных пороховых ящиков, по конским и человеческим трупам. Голод, стужа и обуявший их после Вяземского сражения страх ежеминутного нападения начали помрачать рассудок и налагать немоту на уста их. Иные потеряли употребление языка: не могли отвечать на наши вопросы, смотрели мутными глазами на вопрошавшего их и обнаруживали признаки жизни только движением рук или тем, что молча продолжали глодать лошадиные кости.

Ослепительной пеленой разостлался глубокий снег, не перестававший идти 5 дней и почти беспрерывно сопровождаемый порывистым ветром. Сперва дороги покрылись, после утренних морозов, стеклянистым льдяным лоском, были бойки и скользки. Французские лошади, не подкованные на шипы, падали под пушками и седоками, а когда выпал снег, истощались в бесплодных усилиях. Кавалерия гибла, для артиллерии стали брать лошадей от обозов, а обозы покидать на дороге, вместе с награбленной в Москве добычей. Близ Семлева французы бросили в озеро большую часть старинных воинских доспехов из Московского арсенала. Наполеону было уже не до трофеев; он старался только о сохранении лошадей для увезения орудий, отвергнув предложение начальника артиллерии, испрашивавшего разрешения покинуть на дороге половину всех бывших при армии орудий и лошадей из-под них запрячь под остальные пушки. За некоторыми полками шел до Вязьмы рогатый скот, питавшийся подножным кормом, но под снегом стало нечем довольствовать бродящие стада, и они издыхали. Наполеон и его корпуса шли в Смоленск усиленными маршами, без дневок. Войска не получали и не могли получать продовольствия, ибо его не было заготовлено на дороге. Они должны были питаться конским падалищем, и сколько ни дорожили лошадьми, но радовались, когда они падали, и кидались на стерво с жадностью; иных за этой отвратительной ествой окаменял мороз.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});