Восстание - Юрий Николаевич Бессонов

мы не допустим и всем, чем можем, облегчим тяжелое положение — врача пошлем, лекарства доставим, они свое дело сделают…

— Понятно, — сказал молодой казак. — Медицина… — Он на секунду задумался и, очевидно, найдя подходящее «интеллигентное» слово, уже весело отчеканил: — А за это благодарим… Покорнейше благодарим, товарищ комиссар, за ваше к нам прелюбодеяние…

— Ну-ну, хорошо, — сказал Лукин и опустил глаза к бумагам на столе. Потом, покусывая губу, он покосился на молодого казака и вдруг, будто только теперь заметив стоящего в сторонке Никиту, крикнул: — Ах, и ты, Нестеров, здесь, подходи… Чего же молчал — дело срочное.

Никита подошел к столу.

— Пушку осматривал? — спросил Лукин.

— Смотрел, да что я в ней понимаю, — сказал Никита. — Здесь артиллериста надо…

— Постой, — остановил его Лукин. — А разве ты не артиллерист, разве зря тебя Колчак две недели без штанов держал? Ты и есть главный в отряде артиллерист, и именно тебе мы с Полуниным решили поручить пушку…

— Мне? Как же я…

— Поищи в отряде бывших артиллеристов или старых пушкарей в селе, поучись у них. Организуй все, потом придешь, расскажешь.

Никита хотел было идти, но Лукин задержал его.

— Да, еще вот это возьми, — сказал он и протянул сложенный вчетверо лист бумаги, испещренный синим шрифтом пишущей машинки. — Партизанская газета. В других отрядах вон уже до чего дошли: свой политотдел имеют и газету издают. Скоро и мы свою газету затеем, а тебя из командиров батареи — в редакторы. Ну, иди. Самому некогда будет товарищам газету почитать — Хвало попроси.

Никита вышел на крыльцо и снова увидел всех ходоков по делам эпидемии. Столпившись около коновязи, поставленной возле дома станичного правления, они о чем-то совещались. Однако Никита был так заинтересован газетой, которую держал в руках, что не обратил на ходоков никакого внимания. Он развернул газету и стал читать.

Под крупным заголовком «Красноармеец» шла передовая статья:

«Товарищи, трудовой народ. Разрушая старое, гнилое здание царизма и буржуазии, мы своими мозолистыми руками должны создать новое здание социализма. Чтобы это здание было прочно и отвечало нашим требованиям и желаниям, нужно со всех сторон приступить добросовестно и честно к работе. Нужно всем нам проникнуться сознанием, что мы делаем важное и серьезное дело и устраиваем жизнь нашим младшим братьям, нашим детям…»

Но только эти несколько строк и успел прочесть Никита, как услышал позади окрик и, обернувшись, увидел бегущего к нему молодого казака.

— Эй, постой-ка товарищек! — кричал казак. — Дело есть, погоди маленько…

Никита остановился.

— Слышь, скажи ты мне, что за человек у вас комиссар, — спросил казак, подбежав к Никите и доверительно заглядывая ему в глаза.

— Хороший человек, — сказал Никита.

— Да оно видать, что хороший, только, как он насчет снисхождения?

— Какого снисхождения?

— Приехал я на побывку, жениться затеял, а сам знаешь, сухая ложка, она и рот дерет. На то мне и отпуск дали, чтобы жениться, не вековечно же меня девкам ждать… Что если пойду к нему и — на прямоту: «Разрешите, мол, товарищ комиссар, к свадьбе самогону ведра три выгнать…»

— Не разрешит.

— Не разрешит?

— На это дело он строг.

— Лют?

— Лют.

— Выходит, и ждать не приходится?

— Жди не жди, ничего не получишь.

— Эх-хе-хе, — вздохнул казак, взглянул на небо, где тянулись журавли, и пошел обратно к коновязи.

Он отвязал своего вороного коня, проверил, туго ли подтянуты подпруги, потом лихо без стремян вскочил в седло и поехал улицей мимо пестрых расфранченных девиц.

Конь под ним заиграл и пошел переступью. Казак же, склонив на сторону корпус и немного откинувшись назад, сидел в седле с той залихватской небрежностью, которая всем встречным должна была сказать, что этому всаднику на вороном коне сам черт не брат, и вдруг сразу изменившимся пронзительным голосом запел:

Ох, конь вороной В огороде ходит. Милка сына родила, На меня походит…

9

Никите не повезло. В отряде не оказалось ни одного артиллериста. Были пехотинцы, были кавалеристы, пулеметчики, гранатометчики, телефонисты, даже саперы, а артиллериста — ни одного. Село тоже не порадовало. Обойдя все дома, Никита нашел только двух старых пушкарей. Один был очень старый и службу отслужил еще до японской войны, другой помоложе — японскую захватил, а на германской по возрасту ему побывать уже не пришлось. Надежда на их помощь была невелика, однако Никита не отчаивался. Он выбрал шесть человек партизан, самых смышленых и знающих какое-нибудь мастерство, позвал с собой Фому, прихватил старых пушкарей и повел всех к штабу, чтобы осмотреть пушку и попробовать разобраться во всех ее сложных механизмах.

Кроме избранных, Никита никому не говорил, что предстоит осмотр пушки, — ему хотелось заняться этим без помех и в тишине, — но едва только будущие артиллеристы сняли орудийные чехлы, как со всех сторон к штабу стал стекаться народ. Сначала прибежали мальчишки, потом подошли парни, потом — взрослые степенные казаки, партизаны, свободные от нарядов, девушки-невесты, задержались даже три старушки, шедшие на «божью ниву» — на погост, чтобы в праздник помянуть дорогих покойников. Любопытно стало старушкам поглядеть на невиданное орудие, позабыли они о покойниках, да так и стояли с кутьей в руках, глядя, как рыжий Фома, словно злую собаку к себе приручая, с опаской и осторожно со всех