Собрание сочинений в десяти томах. Том 7 - Юзеф Игнаций Крашевский

их самолюбию, утверждая, что землевладельцы должны иметь больше значения, чем король, что когда-то они сами выбирали князей и их низвергали.

Время проходило в различных собраниях. Все заметили, что Боркович с нетерпением чего-то ждет. Он говорил, что ожидает прибытия посла из Кракова, но какое известие он оттуда надеется получить, никому не говорил. Прошло около двух недель, а оставленный Борковичем в Кракове искусный слуга Хвалек все еще не возвратился. Хвалеку было всего лишь двадцать лет, но, живой как ртуть, он был необычайно ловок, проницателен, хитер, и Боркович часто поручал ему такие дела, от исполнения которых отказались бы люди постарше.

Ожидая со дня на день приезда Хвалека, Мацек ежедневно осведомлялся и, к своему огорчению, получал отрицательный ответ. Наконец, на пятнадцатый день Хвалек прибыл и не успел сойти с лошади, как ему приказано было явиться к старосте.

– С какими известиями ты приехал? – спросил Боркович, встретив посла на пороге и приглядываясь к нему.

– Я возвратился ни с чем, – ответил Хвалек. – К старухе меня не допустили. Вход в ее комнаты охраняется стражей, которая не всякого туда пропускает.

– И ты испугался часового? – крикнул Боркович.

– Ничего подобного! – воскликнул юноша, обиженный подобным подозрением. – Мне было приказано поговорить со старухой и принести ее ответ, и я должен был это исполнить. Меня не пропустили через дверь, я влез на окно и до тех пор стучал в него, пока старуха не выглянула. Я ей сказал то, что мне было поручено, и в ответ на это она меня прогнала, а часовой объявил мне, что меня бросят в темницу, если я осмелюсь еще раз проникнуть туда.

Мацек, услышав этот рассказ, побледнел и от гнева заскрежетал зубами. Пригрозив юноше кулаком, он крикнул:

– Убирайся!

С этого дня в Борковиче произошла большая перемена. Гнев, кипевший в нем, заставил его забыть о всякой осторожности и довел до безумия. Он открыто стал поносить короля, и даже те, которые привыкли к его дерзкому самохвальству, находили, что он слишком много себе позволяет.

– Это король еврейский и мужицкий! Недаром его так называют, –говорил он во всеуслышание. – Нас, дворян, он не любит. Ну посмотрим, защитят ли его жиды и хлопы, когда рыцарство поднимется против него.

Речи его выслушивались молча, и редко кто отваживался утвердительно кивнуть головой.

– Даже королеву он подобрал себе под стать, – говорил Боркович. – Я ее давно уже знаю и целовался с ней, раньше чем ее выдали за короля. Подняв руку вверх и указывая на перстень, он продолжал:

– Вот видите этот перстень. Она мне подарила его на память о нашей любви. Она уже была тогда невестой короля, и этот перстень она получила от него.

Слушатели остолбенели. Они хотя и слышали какие-то намеки относительно его пребывания при силезском дворе, но такое громогласное самохвальство было для них неожиданно.

– О, королева! – продолжал Мацек, выпивая бокал до дна. – Пью за ее здоровье! Она даже и после свадьбы не брезгала мной, и я бывал в ее спальне, клянусь вам жизнью!

Несколько десятков человек слышало подобные рассказы; на следующий день они передавались из уст в уста и стали всем известны.

Время и обстоятельства меняют людей. Старая Конрадова, знавшая княжну Ядвигу, как веселую, кокетливую, легкомысленную девушку, не могла надивиться перемене, происшедшей в ней с тех пор, как она стала королевой. Корона, возложенная на ее голову, наложила на нее отпечаток серьезности, сознание достоинства; она стала гораздо рассудительнее, и хотя жизнь ее не очень-то весело протекала, она этим не печалилась. Король относился к молодой жене совершенно равнодушно; она чувствовала, что сердце его принадлежит другой, но не жаловалась. Она смотрела на него с сочувствием, как бы с состраданием, так что Казимир часто смущался, встречаясь с ее устремленным на него взором; ему казалось, что она отгадывает все, что у него на душе.

Случалось, что он несколько дней подряд не посещал ее, потому что якобы находился на охоте; находились услужливые люди, которые ей рассказывали, что Казимир в это время отдыхал в Лобзове. Королева Ядвига не задавала ему никаких вопросов и никогда не жаловалась; она не хотела быть ему в тягость. Когда он приближался к ней, она не показывала вида, что обижена, но и не притворялась особенно нежной. Гордость ей не позволяла жаловаться на его холодное отношение; она была молода, хороша, чувствовала себя достойной любви и не хотела вымаливать ее, как милостыню. Ей казалось, что в конце концов любовь с его стороны сама собою явится. Иногда король с любопытством приглядывался к ней, словно изучал ее, но оставался холодным и не высказывал никакой склонности сблизиться с ней. Он как будто чего-то боялся. Хотя они и жили в одном и том же замке, они иногда в течение нескольких дней не виделись друг с другом, так как Казимир часто ссылался на неотложные дела, поглощавшие все его время. В такие дни молодая королева оставалась в своих комнатах, занимаясь рукоделием или слушая капеллана, читавшего ей вслух книжку религиозного содержания.

– Откуда у нее такие привычки? – ворчала Конрадова. – Кто мог бы предположить, что она станет такой?

Однажды утром Казимир сильно удивился, когда Кохан доложил ему, что королева просит уделить ей несколько минут для разговора. Этого еще никогда не было, и Казимир был очень заинтересован, стараясь угадать, что нужно этой женщине, которая до сих пор никогда ни с чем не обращалась к нему. Он понимал, что у нее, вероятно, какая-нибудь просьба или жалоба. Как раз в этот момент он не был расположен к разговору, так как собирался поехать к Эсфири, которая еще не совсем оправилась после рождения второго сына, и Казимир спешил повидать ее.

Поэтому король послал вместо себя Кохана, чтобы королева передала ему свои пожелания. Когда Рава пришел к молодой королеве, она вышла к нему весьма тщательно и кокетливо одетая, смерила посла глазами и холодно и с достоинством произнесла:

– Если у короля нет для меня свободной минуты, то доложите ему, что я могу подождать; я не желаю ему мешать, но я должна говорить с ним лично. Передайте ему дословно мое желание и просьбу.

Молодая женщина проговорила эти слова весьма спокойно и сдержанно; она была одета к лицу и изящно, и по ее наряду заметно было, что она готовилась лично увидеться с королем. Королева Ядвига всегда очень заботилась о своей наружности и любила наряжаться, а в особенности в те дни, когда она рассчитывала на свидание с королем, она тщательно обдумывала все мелочи туалета и