Евреи России. Времена и события. История евреев российской империи. - Феликс Кандель

Защитники Бейлиса отстаивали на суде эту версию, обвинение отрицало ее как "выдуманную"‚ – многие тогда полагали‚ что версия основана лишь на частном расследовании Красовского и Бразуль-Брушковского. Но после Февральской революции 1917 года "Чрезвычайная следственная комиссия временного правительства по делу Бейлиса" допросила бывших должностных лиц‚ обнародовала секретные архивные материалы, и выяснилось‚ что киевское жандармское управление вело собственное расследование этого дела и пришло к подобным же выводам.

Следователь жандармского управления сообщал прокурору Чаплинскому‚ что он располагает "совершенно достаточным материалом для обвинения в убийстве Ющинского не Менделя Бейлиса‚ а Веры Чеберяк‚ Латышева‚ Рудзинского и Сингаевского"‚ просил немедленно их арестовать. Начальник киевского жандармского управления – в свою очередь – докладывал министру внутренних дел‚ что настоящие убийцы обнаружены‚ против них следует возбудить уголовное дело‚ но "прокурор палаты категорически этому противится". Таким образом‚ начальство на всех уровнях‚ от киевского до петербургского‚ знало об истинных убийцах Ющинского, но продолжало поддерживать обвинение против Бейлиса.

Однако результаты частного расследования‚ опубликованные в киевских газетах‚ оказались настолько убедительными‚ что министр юстиции распорядился возвратить дело Бейлиса к доследованию. Из Петербурга приехал новый следователь и приступил к работе; черносотенцы распространяли прокламации о ритуальных убийствах с портретом "мученика киевского Андрея"; одна из газет сообщила читателям: "Семья Бейлиса совсем одичала от страха. И мать‚ и дети‚ как говорят‚ живут в постоянном трепете‚ в постоянном ожидании расправы. Они не смеют даже раскрыть окон и дышать воздухом‚ а дети прячутся под кровать при первом появлении неизвестного человека... Босые дети‚ почти нищенская обстановка и очевидное житье впроголодь".

В мае 1913 года киевская судебная палата рассмотрела новый обвинительный акт о предании суду Менделя Бейлиса. Председатель палаты и докладчик по этому делу предложили освободить обвиняемого‚ так как данные против Бейлиса "неубедительны... и едва ли могут быть признаны достоверными судебными доказательствами". Но остальные члены судебной палаты – как писали в газете – "указали на то‚ что теперь‚ мол‚ неудобно прекратить дело‚ так как безосновательно томили Бейлиса два года в тюрьме. Сейчас выход только один: пусть присяжные заседатели оправдают его‚ если он невиновен‚ – но дело необходимо довести до суда".

Большинством голосов судебная палата утвердила обвинительный акт, который заканчивался таким образом: "На основании изложенного мещанин гор. Василькова Киевской губернии Менахем Мендель Тевьев Бейлис‚ 39 лет‚ обвиняется в том‚ что по предварительному соглашению с другими‚ необнаруженными следствием лицами‚ с обдуманным заранее намерением‚ из побуждений религиозного изуверства‚ для обрядовых целей лишить жизни мальчика Андрея Ющинского... схватил игравшего с другими детьми названного Ющинского и увлек его в помещение завода‚ где затем сообщники его‚ Бейлиса‚ с ведома его и согласия‚ связав Ющинскому руки и зажимая ему рот‚ умертвили его‚ нанеся ему колющим орудием 47 ран на голове‚ шее и туловище... Вследствие этого... мещанин Менахем Мендель Тевьев Бейлис подлежит суду киевского окружного суда с участием присяжных заседателей".

За несколько месяцев до суда министр юстиции И. Щегловитов пригласил в Петербург начальника московской сыскной полиции‚ попросил ознакомиться с делом Бейлиса и выявить то‚ что "может послужить к подтверждению наличия ритуала". После изучения дела московский следователь не обнаружил в нем "наличия ритуала"‚ и разгневанный министр сказал на прощание: "Мы‚ видимо‚ с вами говорим на разных языках. Я очень жалею‚ что обратился за вашей помощью. Надеюсь‚ что будущий приговор присяжных поколеблет вас в ваших юдофильских воззрениях. Честь имею кланяться!"

"Между тем Бейлис всё еще в тюрьме... – писали в еврейской газете. – Он чувствует себя плохо‚ тоскует и по целым дням бродит по камере. Питается плохо и сильно ослаб. По пути в тюремную контору он упал в обморок и сильно ушибся... Во время последнего свидания с женой и братом он спросил прокурора‚ правда ли‚ что его засудили заочно‚ на вечное заключение в тюрьме".

4

25 сентября 1913 года начались заседания киевского окружного суда и продолжались затем 34 дня. В зале суда неотлучно находились два чиновника-наблюдателя из департамента полиции‚ которые посылали в Петербург телеграфные депеши – отчеты за прошедший день. На процессе присутствовали журналисты столичных и провинциальных газет России; крупнейшие газеты Европы прислали своих представителей и публиковали на видных местах репортажи из зала суда; больной писатель В. Короленко сообщал в письме: "Нахожусь в Киеве собственно потому‚ что не мог бы себе во время этой подлости найти место в Полтаве".

Вся печать России – за исключением крайне правых – была на стороне обвиняемого; суд над Бейлисом определяли как "самое значительное событие года"; в газете "Русское богатство"‚ в статье под названием "Срам" отметили: "Дело Бейлиса отодвинуло все внутренние и внешние дела России. Обыватель‚ развертывая газету‚ искал глазами... прежде всего известий о деле Бейлиса. По-видимому‚ русские граждане поняли наконец‚ что еврейский вопрос не только еврейский‚ но и общерусский... поняли‚ какую бессудную‚ дикую‚ темную Россию готовит национализм для русских".

Журналисты не стеснялись в критике властей‚ за это полиция закрывала газеты‚ штрафовала и привлекала к суду их редакторов. Был даже конфискован тираж газеты "Киевлянин" за статью ее редактора В. Шульгина‚ монархиста, депутата Государственной Думы. После оглашения на суде обвинительного акта Шульгин написал: "Становится обидно за киевскую прокуратуру и за всю русскую юстицию‚ которая решилась выступить на суд всего мира с таким убогим багажом". Тысячи номеров "Киевлянина" успели попасть к подписчикам газеты‚ статья лидера русских националистов‚ обвинившего прокуратуру в фальсификации ритуального процесса‚ произвела в России огромное впечатление. Шульгина привлекли к судебной ответственности‚ и в еврейской газете отметили в те дни: "Замечательно то‚ что за статьи явно погромного характера правые издания никаким репрессиям не подвергаются".

В первый день суда над Бейлисом многие евреи постились‚ в синагогах России читали специальные молитвы‚ в Житомире отменили торжества праздника Симхат-Тора. Интерес к процессу был настолько огромным‚ что тираж варшавской газеты на идише "Момент" увеличился в пять раз и достиг 150 000 экземпляров. В дни суда на фабриках и заводах черты оседлости проходили забастовки протеста; в одной из них‚ которую организовал Бунд‚ участвовали 20 000 еврейских рабочих. Забастовки проходили и вне черты – в Петербурге‚ Казани‚ Саратове; рабочие киевского городского транспорта собрали деньги в помощь семье Бейлиса; петербургские адвокаты призвали защитников Бейлиса "отстоять право‚ справедливость‚ доброе имя еврейского и честь русского народа"‚ – за "возбуждение против правительства" 25 адвокатов были арестованы.

По всему миру – в США‚ Канаде‚ Англии‚ Германии‚ Франции – проходили демонстрации и многолюдные собрания. Правые круги России называли это "происками евреев"‚ а чиновник департамента полиции определил в своем докладе: в Киеве "идет сейчас не суд над безвестным дотоле евреем‚ а генеральное сражение между всемирным еврейством и русским правительством". Черносотенцы Витебска раздавали листки‚ призывая "перерезать жидов" в случае оправдания Бейлиса; в Киеве готовили погром "во имя любви к престолу и отечеству"; в газете "Русское знамя" предлагали "признать евреев народом столь же опасным для жизни человечества, сколь опасны волки, скорпионы, гадюки, пауки ядовитые и прочая тварь... Жидов надо поставить искусственно в такие условия‚ чтобы они постепенно вымирали. Вот в чем состоит нынешняя обязанность правительства и лучших людей страны". Было ясно‚ что у обвинения нет улик против Бейлиса‚ а потому в "Новом времени" на всякий случай сообщили: "Вполне бесспорные улики есть вообще роскошь правосудия".

Заседания суда продолжались ежедневно‚ с утра до двенадцати часов ночи. Снаружи помещение охраняли пешие и конные городовые; в коридорах и на лестницах патрулировали чины полиции во главе с полицмейстером; в зал суда впускали по особым билетам. К первому заседанию подсудимого привезли в тюремной карете в сопровождении конных стражников‚ и журналист передал в газету: "Под конвоем вводят Бейлиса. Лицо смуглое‚ сильно обросшее черной бородкой. Глаза глубокие‚ под очками. Резкие складки у носа. Выражение страдания. Входит свободно и легко; в движениях – ничего арестантского..." Первые вопросы председателя суда: "Вы мещанин?" – "Мещанин". – "Сколько вам лет?" – "Тридцать девять". – "Законнорожденный?" – "Да". – "Грамотный?" – "Да". – "Женаты?" – "Да... да..." – "Имеете детей?" – "Имею детей... Пять". Бейлис отвечал кратко‚ отрывисто; на вопрос "Вы еврей?" он выпрямился и твердо‚ отчетливо сказал: "Да‚ еврей".