Зияющие высоты - Александр Александрович Зиновьев

задание… в тыл!… улетели.

А однажды из БЭ полетели мы в ЦЫ.

Парашют мой ребята пропили.

Чтобы я не заметил, чехол, стервецы,

Грязным вшивым тряпьем понабили.

Ты ж хотел про войну! Ты ж в сражениях был!

Ты ж врагов убивал! Сам сбивался!

Убивал? Сам горел? Я про это забыл.

Да и помнить, друзья, не старался.

А очередь все растет, сказала Спекулянтка. Чем только все это кончится? А ничем, сказал Участковый. Вот пойду, свистну, и все разойдутся. Вряд ли, сказал Балда. Тут затевается что-то серьезное. Я пойду с тобой, сказала Девица Учителю. Почему? — спросил Учитель. Болтун молод, я стар. Ты тоже когда-то был молод, сказала Девица. Я тебя люблю именно таким, человек из прошлого. И они ушли.

Расскажи мне что-нибудь о прошлом, сказала Девица. Ладно, сказал Учитель. Я тебе расскажу.

ЛЕГЕНДА О ПРОШЛОМ

Выпускникам Школы зачитали приказ о присвоении офицерских званий. Самых маленьких, разумеется. Лиха беда — начало, сказал Мерин. Каких-нибудь сорок или пятьдесят лет, и мы уже генералы. Если, конечно, будем хорошо себя вести, и не получим взыскания за заправку коек. Сейчас война, сказал Лопух, и звания присваивают быстрее. Один парень из нашей школы всего на три года старше нас, а уже полковник. Этот твой парень, сказал Учитель, образцово-показательный. И все-таки быстрее, сказал Лопух. Если, конечно, не сшибут. Сшибут — прямо в рай, сказал Мерин. Приказ вышел, летчиков-штурмовиков независимо от заслуг и грехов еще при жизни зачисляют в святые тоже с самым маленьким званием, сказал Интеллигент. Так что все придется начинать сначала. Зато там политподготовки не будет, сказал Мерин. Будет, сказал Учитель. Политподготовка теперь везде есть. По нашему примеру. Хороший пример заразителен. Прекратите трепотню, сказал Уклонист. Не забывайте, что стукачам тоже присваивают офицерские звания.

Выдали обмундирование. Хотя солдатское и хлопчатобумажное, но все-таки новое. И кирзовые сапоги. И ребята первым делом заузили голенища сапог, подшили необъятную мотню солдатских штанов, шитых с расчетом на то, чтобы их смог носить любой гражданин Ибанска, и укоротили гимнастерки. Вот теперь мы похожи на настоящих офицеров, сказал Учитель, надрываясь от хохота. Прямо-таки гусары! В цирке выступать можно. И грима не нужно. Выдали пистолеты. И зарплату. Такую же мизерную, как звание. Но это была первая зарплата в жизни. И ребятам она показалась даром небес. Они никогда еще не держали в руках такую кучу денег, на которые можно было купить целый литр вонючей самогонки. Как только их распустили, они разбрелись по своим заветным уголкам пропивать эти нежданные денежки, с которыми в общем-то и делать больше ничего другого было нечего. Ушли на глазах дневальных, дежурных и старшин. Законно. В зауженных кирзовых сапогах, укороченных гимнастерках, с птичками на левом рукаве, с брезентовыми кобурами, в которых болтались увесистые настоящие пистолеты и запасные обоймы.

Вскоре в поселке началась стрельба. На нее не обращали особого внимания. Все знали, что в Авиационной Школе выпуск. Знали также, что из этих настоящих пистолетов даже в трезвом виде даже с трех шагов невозможно попасть даже в начальника продовольственного снабжения гарнизона. Дежурный по гарнизону предупредил патрули сегодня не придираться к летчикам во избежание таких трагикомических последствий, какие имели место в прошлый раз. Тогда подвыпивший пилотяга обезоружил трех патрульных, раздел их донага, загнал в сарай, а обмундирование унес и пропил. Стреляют, стервецы, сказал Начальник Школы. Шестьдесят пять… Шестьдесят шесть… Пока все патроны не расстреляют, не кончат. Шестьдесят семь…

Под утро все новоиспеченные офицеры ВВС частично своим собственным ходом, частично с помощью товарищей и аборигенов вернулись в казарму в целости и сохранности, если не считать того, что Лопух в темноте потерял шинель, а УКЛОНИСТ принес огромный фонарь под левым глазом. Ого, сказал Мерин, можно подумать, что ты попытался изнасиловать молотобойца.

Вот и пойми их, говорил Уклонист по дороге на аэродром. Сама зазвала. Сама выпивку устроила. Представь себе, денег за водку не взяла. Даже обиделась. Сама свет потушила. Разделась. В кровать легла. И меня затащила. А когда я сделал было попытку, заявила, что она честная, и залепила мне прямо в глаз. А когда я оделся и собрался уходить, заплакала. Умоляла остаться. А ты что, неужели ушел несолоно хлебавши? — спросил Учитель. Конечно, сказал Уклонист. Ну и болван, сказал Учитель. Она, может, на последние гроши водку покупала. Надеялась. А ты! Женщина, брат, тонкая штука! Ее понимать надо.

Эти пистолеты, говорил Мерин, только для очистки совести. Мы с Уклонистом решили пристрелять их. Пошли на пустырь. Видим — шагах в десяти кошка сидит. Взглянула на нас и отвернулась с полнейшим презрением. Видать, не впервой. Привыкла, сволочь. Так мы в нее высадили все тридцать два патрона. И ни одного попадания. Жалко шинель, говорит Лопух. Куда она могла деться, ума не приложу. Подстелил. Ну, мы побарахтались чуть-чуть. Может на метр-два сползли в сторону. А я все потом кругом обшарил. Неужели, сука, с собой унесла? Разумеется, унесла, сказал Интеллигент. Скажи спасибо, что штаны и сапоги оставила. Так я же их не снимал, сказал Лопух. Это не имеет значения, сказал Интеллигент. Имея дело с женщиной, будь готов к неожиданностям. Женщина — это, брат, тонкая штучка. Ничего себе, тонкая, подумал Лопух, вспомнив, с каким грохотом его возлюбленная опрокинулась на землю. Ах, идиот! Она же своим десятипудовым задом вбила мою новенькую шинельку в грязь!!…

На взлете у одной машины отказал мотор, и она врезалась в железнодорожную насыпь. Когда сели на первом промежуточном аэродроме, выяснилось, что это — Лопух. Во всем есть свой плюс, сказал Мерин. Теперь ему во всяком случае из-за шинели волноваться не нужно,

ОЧЕРЕДЬ

Уже к вечеру очередь сама собой разбилась на десятки, сотни и тысячи. Во главе каждой десятки был поставлен десятник. Был выбран руководящий актив — браторг (братийный организатор), профорг, молодорг, культорг, физорг, страхделегат, инспектор по содействию армии и ООН, представитель кассы взаимопомощи и т. д., в общем — более сорока должностных лиц в каждой десятке. Во главе каждой сотни стал сотник с двумя заместителями по политической части и по линии ООН. В каждой сотне было избрано братийное бюро из сорока человек, профсоюзное бюро из семидесяти человек и прочие общественные организации, в которые вошло более пятисот человек в каждой сотне. Были созданы также советы молодых специалистов, по опеке пенсионеров, помощи борющимся народам, помощи развивающимся странам и надзора над международной шахматной организацией. Во главе каждой тысячи… Впрочем, прекрасное