Приключения Натаниэля Старбака - Бернард Корнуэлл

- Потому что все кроме меня ее отращивают, - ответил Старбак, хотя на самом деле тут была замешана девушка, как-то раз сказавшая ему, что бритым он выглядел лучше. Он принялся скоблить верхнюю губу. - Я собираюсь прибить чертова Медликотта.

- Нет, не собираешься.

- Медленно. Так, чтобы чувствовал.

Майор Хинтон вздохнул.

- Он запаниковал, Нат. Это может случиться с каждым. Может, в следующий раз на его месте окажусь я.

- Чертов ублюдок едва не прикончил меня своей паникой.

Майор Хинтон поднял украденную банку крема для бритья Рассела и повертел его крышку, наблюдая, как Старбак чистит лезвие.

- Ради меня, Нат, - наконец попросил он, - ты забудешь обо всем этом? Ребята и так расстроены из-за Дятла, им не нужны распри между капитанами. Пожалуйста, Нат! Ради меня!

Старбак вытер лицо чистым куском парусины.

- Угости меня сигарой, Пол, и я забуду о существовании этого облезлого, трусливого, подлого и кастрированного ублюдка.

Хинтон передал ему сигару.

- Дятел идет на поправку, - сказал он, его голос потеплел, стоило ему переменить тему разговора, - по крайней мере, он не так уж плох. Док Билли полагает, что он даже сможет перенести поездку в фургоне до железнодорожной станции, - Хинтон очень волновался из-за того, что сменил любимого всеми полковника, хотя и сам был не менее популярным офицером.

Он был легким в общении и крупного сложения мужчиной, фермером по профессии, человеком церкви по убеждениям и солдатом по прихоти истории. Хинтон надеялся прожить остаток своих дней в приятной, богатой сельской местности округа Фалконер, наслаждаясь обществом семьи, своими угодьями и охотой на лис, но война надвинулась и на Виргинию, поэтому Пол Хинтон взял в руки оружие, выполняя свой долг патриота.

Но всё же ему не очень нравилось военное дело, он полагал, что главной его обязанностью было вернуть как можно больше солдат Легиона домой. Для солдат Легиона это стремление не осталось незамеченным, и они его любили.

- Мы остаемся на своих позициях, - сказал Хинтон Старбаку. - Мне приказали выделить одну роту для сбора с поля битвы стрелкового оружия, а другую - для доставки раненых. Кстати, о раненых, - добавил он после секундного замешательства, - ты не видел вчера Свинерда? Он пропал.

Старбак тоже слегка смешался, но затем поведал правду.

- Мы с Траслоу видели его прошлой ночью, - он ткнул сигарой в сторону леса, где его рота сражалась с пенсильванцами. - Он лежал по эту сторону леса. Мы с Траслоу решили, что ему уже ничем не помочь, и просто оставили его там.

Хинтон был достаточно сообразителен, чтобы понять, что Старбак оставил Свинерда умирать.

- Я пошлю кого-нибудь позаботиться о нем, - заявил он. Следует предать его земле.

- Зачем? - воинственно спросил Старбак.

- Чтобы ободрить бригаду, конечно же, - ответил Хинтон, покраснев оттого, что произнес подобное. Он повернулся, чтобы взглянуть на большой столб дыма, поднимавшийся из-за леса от костров полевых кухонь северян. - Приглядывай за янки, Нат. Они еще не разбиты.

Но этим утром янки не проявляли враждебных намерений. Их пикеты пробовали продвигаться вперед, но послушно останавливались, стоило аванпостам мятежников открыть огонь, так что обе армии спокойно стояли в непосредственной близости друг от друга. Пошел дождь, сперва несильный, но после полудня зарядил не на шутку. Рота Старбака спряталась под деревьями на опушке леса под укрытием из покрытых дерном веток. Солдаты разлеглись под ним и смотрели на серую местность, по которой хлестал ливень.

В обеденное время, когда дождь перешел на моросящий, капрал Ваггонер попросил у Хинтона разрешения провести молитвенное собрание. После завершения сражения не предоставлялось возможности провести службу, а многие из легионеров хотели вознести благодарственные молитвы. Хинтон охотно дал свое согласие, и более пятидесяти солдат собрались возле побитых снарядами кедров.

Вскоре к ним присоединились и другие солдаты бригады, и к тому моменту когда дождь утих, под деревьями собралась почти сотня человек, слушая, как капрал Ваггонер читал Книгу Иова. Брат-близнец Ваггонера погиб в сражении у подступов к Ричмонду, и после его смерти Питер Ваггонер всё больше становился убежденным фаталистом.

Старбак не был уверен, что мрачная набожность Ваггонера пойдет на пользу Легиону, но многим из солдат нравилось слушать импровизированные молитвенные службы и библейские чтения капрала. Старбак не присоединился к их кругу, но отдыхал неподалеку, поглядывая на север, где между дальними лесами виднелась оборонительная линия янки - свежевырытые земляные укрепления, прерываемые поспешно установленными артиллерийскими батареями. Знакомые слова молитвы, хоть Старбак и признавал это с неохотой, действовали на него успокаивающе.

Эта идиллия была нарушена богохульственным возгласом сержанта Траслоу.

- Хрень Господня! - выругался сержант.

- В чем дело? - встрепенулся Старбак. Он было задремал, но теперь проснулся и вдруг увидел причину брани Траслоу. - О Господи, - произнес он и сплюнул.

Потому что полковник Свинерд не был мертв. Вообще-то, похоже, он даже не был ранен. На лице у него расцвел синяк, прикрытый широкополой шляпой, которую он, вероятно, подобрал среди брошенного на поле битвы хлама, и теперь полковник шагал сквозь строй бригады со свойственным ему волчьим оскалом.

- Он пьян, - сказал Траслоу. - Нам следовало вчера пристрелить засранца.

Голос Питера Ваггонера дрогнул, когда полковник подошел к импровизированному молитвенному собранию. Свинерд остановился у кружка присутствующих и безмолвно принялся разглядывать людей с раскрытыми библиями и непокрытыми головами, всех пугал его зловещий взгляд. Полковник всегда поднимал на смех эту посконную набожность, хотя до сих пор держал свое презрение на коротком поводке. Его зловещий вид убил молитвенное настроение, воцарилась мертвенная тишина. Ваггонер сделал пару храбрых попыток продолжить чтение, но затем умолк.

- Продолжай, - прохрипел Свинерд.

Вместо этого Питер захлопнул библию. Сержант Филлипс из постоянно уменьшавшегося арканзасского батальона майора Хаксалла встал, чтобы предотвратить неприятности.

- Может быть, хотите присоединиться к нашей молитве, полковник? - нервно предложил сержант.

Щека Свинерда подергивалась, пока он раздумывал над ответом. Сержант Филлипс беспокойно облизывал губы, а остальные закрыли глаза в безмолвной молитве. А потом, к удивлению всех присутствующих, полковник Свинерд снял шляпу и кивнул Филлипсу.

- С удовольствием, сержант, в самом деле.

Согласие полковника так удивило сержанта, что он не смог вымолвить ни слова. По рядам молящихся прошел шумок, но своего удивления вслух никто не высказал. Свинерд, на его лице теперь ясно выделялся синяк, был смущен внезапной тишиной.

- То есть, если вы примете меня, - добавил он неестественно робким тоном.

- Мы приветствуем любого, - сумел выговорить сержант Филлипс. Пара офицеров из кружка пробормотала свое согласие, но никто из них не обрадовался появлению Свинерда. Все в группе молящихся были убеждены, что полковник затеял тонкую игру, чтобы посмеяться над ними, но не могли понять суть этой игры и не знали, как ее остановить, поэтому неохотно поприветствовали его.

- Может, позволите мне произнести пару слов? - предложил Свинерд Филлипсу, судя по всему принявшему на себя бразды правления молитвенным собранием. Филлипс кивнул, и полковник, нервно теребя шляпу, окинул взглядом перепуганное собрание. Полковник попытался заговорить, но слова замерли у него на устах. Он откашлялся, сделал глубокий вздох и предпринял очередную попытку заговорить. - Я видел свет, - сказал он.

Очередная волна ропота пробежала по рядам сидящих.

- Аминь, - отозвался Филлипс.

Свинерд мял шляпу в дрожащих руках.

- Я был великим грешником, сержант, - продолжил он и умолк. Он по-прежнему улыбался ненавистной всем улыбкой, но сидящие ближе к Свинерду солдаты могли заметить, что в его улыбке было больше смущения, нежели сарказма. Они увидели и выступившие на глазах полковника слезы.

- Пьян, как шлюшка на Четвертого июля, - с удивлением заметил Траслоу.

- Не уверен, - ответил Старбак. - Думаю, он трезв.

- Значит, утратил последние остатки разума, - высказался Траслоу.

Сержант Филлипс был более великодушен:

- Мы все были грешниками, полковник, - заявил сержант, - и лишены славы Божьей.

- Я был грешником пострашнее других, - Свинерд, по-видимому, вознамерился публично покаяться в грехах и заявить о вновь обретенной вере. Он смахивал слезы и так исступленно мял шляпу, что она выпала у него из рук. Он не поднял ее. - Моя дорогая матушка растила меня в христианской вере, - продолжил он, - и в дни своей молодости я принял в сердце Христа на молитвенном собрании, но с того времени превратился в грешника. Великого грешника.