Тайны Парижа - Понсон Террайль

Майор поклонился графине и подошел к раненому. Граф д'Асти находился со вчерашнего дня в самом печальном состоянии. Он то впадал в страшный бред, то им овладевало какое-то физическое оцепенение и он закрывал глаза. С тех пор, как между Арманом и графиней возникли новые отношения, сознание к нему не возвращалось.

Увидав майора, он, по-видимому, начал понемногу связывать нить событий и припоминать происшедшее. Одно мгновение он проявил даже как бы ужас и начал искать глазами лицо, которое он привык видеть являющимся вместе с майором.

Потом этот ужас исчез, когда он убедился, что этого лица нет.

Граф Арлев долго и с сосредоточенным вниманием смотрел на больного.

– Сударыня, – сказал он наконец тихо графине, – я долго колебался, сказать ли вам свое искреннее мнение о печальном положении, в котором находится граф.

– Говорите, – ответила графиня дрожащим и глухим голосом.

– Но при настоящем положении вещей, – продолжал майор, – я уже не могу молчать.

– Я ко всему приготовилась, граф.

Графиня произнесла это с волнением, которое показало майору, что она все простила своему мужу. Майор продолжал:

– Граф д'Асти ранен серьезно, может быть, даже смертельно, сударыня.

Слезы покатились по щекам Маргариты де Пон.

– Но, может быть, есть еще средство спасти его.

– О, говорите, говорите! – вскричала графиня порывисто. – Он столько выстрадал!

– Это средство состоит в том, – продолжал майор, – чтобы привести к нему нового врача.

– Который его спасет, не правда ли?

– Может быть…

– О, скорее, скорее! Где он? Не нужно ли за ним сходить?

– Этот врач женщина…

– Женщина?

– Молодая русская дама, историю которой я должен вам рассказать для того, чтобы объяснить вам, как я познакомился с нею…

Графиня д'Асти впилась глазами в лицо майора.

– Говорите, граф, говорите! – вскричала она.

– Около двух лет назад, – начал майор, – я служил на Кавказе. Под моим начальством находился молодой офицер, граф***, женатый на молодой женщине, родившейся в южной России, около Одессы. У молодой графини служила кормилица-цыганка. Эта цыганка была посвящена в некоторые тайны восточной медицины, которая, как вам, вероятно, известно, основывается отчасти на применении разных простых и ароматических растений. Она оставила своей госпоже несколько рецептов, в особенности против всевозможных застарелых повреждений и самых тяжелых ран.

– Ах! – воскликнула графиня. – Она спасет моего мужа, не правда ли?

– Я надеюсь…

– Но где же она?

– Подождите немного, – сказал майор, улыбаясь, – последняя кампания на Кавказе, в которой я участвовал, была чрезвычайно кровопролитна. Черкесы нападали на нас под прикрытием разных окопов и засек, и при каждой стычке мы теряли много людей. Молодая графиня захотела последовать за своим мужем и сопровождала его всюду, леча его раны своими таинственными средствами.

– И они… помогали?

– Почти всегда, причем в трех или четырех таких случаях, когда наши врачи отказались от лечения.

– И… эта дама?

– Она со вчерашнего дня находится в Бадене. Если вы желаете, я приглашу ее сюда немедленно.

– Если я пожелаю?.. Я молю вас об этом! – воскликнула графиня. – О, пойдите, упросите ее прийти!

Майор встал, поцеловал руку графине д'Асти и вышел. В эту минуту в спальню вошла Фульмен. Графиня бросилась к ней на грудь, передала ей свой разговор с майором и прибавила:

– Ах, по крайней мере, я одна только буду страдать!

«Бедная женщина, – прошептала про себя Фульмен, – если бы ты знала, какая судьба ожидает тебя!».

Около часу спустя у ворот дома графа д'Асти остановилась карета, и из нее вышли майор и молодая женщина. Как читатель уже, конечно, догадался, это была Дама в черной перчатке.

Она твердыми шагами вошла в дом под руку с майором. Графиня спустилась почти до конца лестницы, чтобы встретить ее. Фульмен была вместе с нею и ничем не выдала себя при встрече с Дамой в черной перчатке. Она только слегка опустила глаза, не выразив ни малейшего удивления. Воля мстительницы тяготела над нею так же, как и над Арманом.

Что же касается графини, то она никогда не видала Дамы в черной перчатке и заметила только, что предполагаемая русская дама обладала жестокой, почти роковой красотой. И ей представилось, что высокомерная строгость Дамы в черной перчатке свидетельствует о возвышенной душе и разуме и что она принесет ее мужу выздоровление.

После обмена обычными приветствиями Дама в черной перчатке просила провести ее к больному. Затем она потребовала оставить ее с ним наедине. Майор и обе женщины, повинуясь ее приказанию, вышли в соседнюю комнату.

И вот в течение целой минуты Дама в черной перчатке с какой-то дикой радостью смотрела на это лицо, измученное лихорадкой и искаженное перенесенными страданиями, на болезненно блестевшие глаза и преждевременно поседевшие и поредевшие волосы.

– Я думаю, – прошептала она, – что ты достаточно настрадался… убийца!

И она вынула из своего кармана маленький флакон с темной жидкостью и со зловещей медлительностью откупорила его. Графиня д'Асти пришла бы в ужас, если бы увидала в эту минуту страшное выражение лица Дамы в черной перчатке.

XIII

Дама в черной перчатке открыла флакон и налила несколько капель содержавшейся в нем коричневой жидкости на чайную ложку. Затем она раздвинула губы больного, заставила его раскрыть рот и влила ему жидкость. Был это яд или целебное средство?

Едва раненый проглотил лекарство, как странная перемена совершилась в его лице. Из багрового, каким он был до тех пор, он внезапно стал бледным, морщины на его лице разгладились, он издал несколько невнятных звуков, затем глаза его закрылись, и через несколько секунд лицо его помертвело.

Дама в черной перчатке открыла дверь комнаты, куда вышли графиня, Фульмен и майор.

– Вы можете войти, – сказала она.

Они вошли. Графиня вдруг вскрикнула. Фульмен задрожала. «Она убила его», – подумала она.

Но губы Дамы в черной перчатке улыбались.

– Не бойтесь, – сказала она графине, – это обморок, который вызван мною нарочно.

– Ах, – прошептала молодая женщина, – как мне страшно!

– Теперь он впал в летаргию, которая продолжится около двух часов, – сказала Дама в черной перчатке. – В течение этих двух часов он не проявит ни одного признака жизни, он будет лежать, как мертвый.

– А… потом?

– Потом он придет в себя и у него уже не будет ни лихорадки, ни бреда.

– И он будет спасен?

– Нет еще, но я буду, по крайней мере, в состоянии судить о его болезни.

И Дама в черной перчатке прибавила:

– Однако, сударыня, вам придется посвятить меня в некоторые обстоятельства, которые дадут мне понятие о сущности его болезни, и только тогда я могу назначить ему подходящее лечение.