Год Черной Лошади - Марина Дяченко

— Господин мой, — начал Санчо со смущенной улыбкой. — Вы позволите, я уже буду вас так называть? С тех пор как семейство Панса переехало под Барселону… об истории странствующих рыцарей приходилось судить со слов тех Панса, что возвращались из похода. Признаться… мой дядюшка Андрес, который сопровождал в походе вашего батюшку… он понарассказывал всякой ерунды, но ведь его у нас на хуторе каждая собака знает как, простите, брехуна. Мой отец не таков, иначе не назвал бы меня Санчо. Но вы все-таки скажите, сеньор Алонсо, что, ваш батюшка преуспел в походе? Защитил кого-нибудь? Спас?

Алонсо посмотрел Санчо в глаза; кажется, он был искренен. Он был простодушен, как и положено, и спрашивал без тайного умысла, без подковырки.

— Мой отец Диего Кихано, — сказал Алонсо медленно, — был образцом рыцарской доблести и подлинного милосердия… К сожалению, пространствовал он недолго. Мой отец вступился за работников, над которыми издевался хозяин… а хозяин пообещал работникам денег, если они изобьют отца. И они избили его, и он умер…

Алонсо замолчал. Посмотрел на Альдонсу; та сидела прямая, невозмутимая, и он проклял себя — зачем понадобилось говорить об этом как раз перед выездом? После всех этих ночных сцен? И кто знает, что она скажет сегодня ночью… Или о чем промолчит, закусив зубами край подушки…

— Правда, говорят, лысая, а кривда чубатая, — кашлянул Санчо. — Бог им судья… Только вот я смотрю… такая куча, простите на слове, благородных господ здесь на портретах… Может, вы расскажете мне, оруженосцу, какую-нибудь… историю с хорошим концом? Кто вдову защитил, кто за обездоленного заступился… да?

Молчание.

Альдонса невозмутимо пила воду. Маленькими аккуратными глоточками.

— Друг мой Санчо, вот история рода Кихано, — Алонсо обвел рукой портреты. — Все эти господа были наследниками Дон-Кихота, и каждый из них, достигнув зрелых лет, надевал доспехи и отправлялся в странствия. О каждом из них слагались легенды…

Алонсо сделал паузу. Как бы для значительности, а на самом деле затем, чтобы из множества деяний своих славных предков выбрать самую что ни на есть убедительную «историю с хорошим концом»…

— Вот, друг мой Санчо, слева от лестницы вы видите портрет Алонсо Кихано-четвертого. Этот человек был требователен к себе и к другим; некоторые называли его фанатиком. Но неправда, что он призывал сжигать на кострах всех, кто не разделяет его убеждения; это домыслы, каких много вокруг семейства Кихано… Алонсо-четвертый знаменит тем, что спас ребенка от чудовищной бешеной собаки!

Санчо странно улыбнулся — и почему-то взглянул на Фелису.

Задребезжал дверной колокольчик.

* * *

Альдонса пила, хоть ее уже мутило от этой воды; Диего Кихано, несчастливый отец Алонсо, смотрел на нее с портрета.

Так надо, молча говорил дон Диего. (Альдонса отлично помнила его — они с Алонсо уже были мужем и женой, когда однажды двадцать восьмого июля Диего Кихано ушел в свое странствие). Так надо, терпи. Будь достойной подставкой для статуи прекрасной Дульсинеи…

— Сеньор Карраско, — сообщила Фелиса.

Альдонса нахмурилась. Сказаться больной? Уйти к себе?

Это была бы слабость, в Альдонсином роду не водилось слабачек. А как ее свекровь, мать Алонсо, шла за гробом своего замученного мужа? Прямая, как гвадаррамское веретено, с невозмутимым, будто высеченным из мрамора лицом…

И той же ночью умерла от сердечного приступа.

— Добрый день, милейший Алонсо, — юнец Карраско уже стоял в дверях. — Добрый день, дорогая Альдонса… О-о-о, так это и есть наш оруженосец?

— Это не вполне ваш оруженосец, — отозвался Алонсо с недоброй улыбкой. — Это наш оруженосец, любезный Самсон… Присаживайтесь. Фелиса, еще один прибор… Санчо, это Самсон Карраско, друг семьи.

Карраско переминался с ноги на ногу:

— Нет-нет, Алонсо, я не хотел бы… у вас домашний, в некотором роде семейный ужин… Я всего на минутку, Алонсо, можно вас на пару слов?

— Я слушаю, — Алонсо пожал плечами. — Здесь все свои.

— Алонсо, — гость замялся, — вы жаловались на бессонницу, так я добыл для вас великолепное снотворное! Куда лучше обыкновенной цикорной воды!

И торжественно замолчал, очевидно, дожидаясь похвалы.

— Он прекрасно спит, — холодно сообщила Альдонса. — Можете мне поверить, он спит, как ребенок.

Карраско не смутился:

— Очень хорошо, дорогая Альдонса, это просто прекрасно… Но волнения, но магнитные бури, изменение атмосферного давления — это все очень влияет на людей, подобных нашему Алонсо. Я сам в такие дни плохо сплю, что уж говорить о…

Он запнулся. Вздохнул; обернулся к Пансе:

— Санчо, любезный Санчо! С вами мне надо тоже переговорить… Потом, конечно. Потом. Вы ведь будете сопровождать нашего идальго в походе, а странствия рыцаря — это не прогулка за грибами, здесь может быть много непредвиденных случаев, ситуаций, травм как физических, так и моральных… А я чувствую ответственность за здоровье Алонсо. За его душевное здоровье.

Алонсо весело подмигнул:

— Самсон, за последнюю неделю ты похудел и плохо выглядишь. Нельзя, чтобы доктор, переживая за пациента, сам угодил на больничную койку…

— Я успокоюсь только тогда, когда ваш поход благополучно завершится, — отрезал Карраско, взгромождаясь за стол прямо напротив Санчо. Чуть поспешно кивнул Фелисе, предлагая наполнить его бокал. Выпил; промокнул салфеткой губы:

— Санчо… На вас ложится большая ответственность. Я научу вас некоторым тестам.

— Отправлялся бы ты с нами, — предложил Алонсо, отхлебывая от своего бокала.

— Я рад, что ты еще способен шутить, Алонсо… — кисло улыбнулся Карраско. — Санчо, запомните: вы с вашим хозяином должны видеть одно и то же. Если вы увидите мельницы — Дон-Кихот смело может с ними сражаться. Но если вы будете видеть мельницы, а сеньор Кихано — великанов, тогда срочно надо возвращаться назад, это я вам как доктор говорю…

Санчо перевел наивный взгляд с гостя на хозяина и обратно, вздохнул, развел руками:

— Сеньор Алонсо, не понимаю, чего от меня хочет этот господин…

Карраско нахмурился.

— Видите ли, Санчо, — Алонсо примиряюще улыбнулся. — Семейство Карраско — друзья семьи Кихано… Эта дружба длится вот уже несколько столетий.

Альдонса хмыкнула.

— Я психиатр, — сварливо сообщил Карраско. — То есть я начинающий психиатр, но мой отец, тоже Самсон Карраско, он был светилом психиатрии. Он наблюдал еще дедушку нашего Алонсо, и уж конечно, он наблюдал его отца… У меня есть архивы двухсотлетней давности! Для психиатрии очень важны наследственные связи, и, зная историю семьи Кихано, я могу многое предсказать… — тут он сжал губы и скорбно покачал головой. — Наследственность… Вы понимаете? У семьи Кихано такая наследственность, что…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});