Святая Земля. Путешествие по библейским местам - Генри Мортон

История его преобразований кажется не слишком значительной, когда проходишь по этой территории и видишь то, что отвергал Эхнатон.

Если Карнак прекрасен, то прежде всего красотой золотых пилонов на фоне неба, которое здесь почти всегда фиолетовое. Это красота нелепого, навязчивого удода, встряхивающего хохлатой головой на статуе бога, красота навозного жука скарабея, изображенного на стенах дома, где в далекие времена первосвященник Амона менял церемониальные одежды.

7

Когда я был юным и полным энтузиазма репортером, присутствующим при вскрытии гробницы Тутанхамона, шли оживленные дискуссии о свободе прессы и моральном праве конкретного издания контролировать публикацию новостей об этом открытии. Контроль был реальностью; ведь сами новости находились в глубине запечатанной гробницы, а снаружи стоял батальон пехоты с заряженными ружьями.

Другие газеты, полные праведного негодования по поводу посягательств на прославленную свободу прессы, были встревожены; они считали, что только их собственные корреспонденты смогут обеспечить правильную подачу информации для читателей. В итоге из Англии направили трех человек с заданием нарушить монополию любыми средствами, которые покажутся им эффективными и допустимыми. Этими злодеями — они же поборники свободы, называйте как хотите — были покойный Артур Вейгалл, Валентайн Уильямс и я. Между нами, мы представляли далеко не три газеты. Например, у меня были полномочия от 96 изданий со всей Англии.

Если вам интересно, как удалось сломать монополию, можете прочитать прекрасно описанную историю в увлекательной автобиографии Валентайна Уильямса «Мир действия». Он, собственно, взял на себя основную работу; Вейгалл был в любой момент готов поделиться своими познаниями в области археологии; а я сделал только две вещи, которыми могу гордиться: предложил, чтобы мы трое не соперничали, а объединили усилия в достижении общей цели (что и было сделано), а еще однажды, в интересах дела, провел ночь на страже в Долине мертвых.

Это было очень глупо. Слухи о золоте, найденном в гробнице, привлекли в Ливийские горы немыслимое количество убийц, воров, бандитов и просто любопытствующих, которые оставались с наступлением темноты на западном берегу, рискуя быть убитыми и ограбленными. Одного туриста нашли мертвым в зарослях сахарного тростника возле Курны, другого выловили средь бела дня из Нила; эти события привели к появлению в Луксоре дополнительного подразделения полицейских на верблюдах под командованием жизнерадостного офицера, звали которого, кажется, Митчелл. Он категорически запретил кому бы то ни было пересекать реку после заката.

Я вбил себе в голову, что гробницу вскроют тайно посреди ночи, когда все благополучно окажутся на восточном берегу, и решил: кто-то должен остаться на страже и не упустить момент. Заявив своим коллегам, что если произойдут какие-либо важные события, я непременно поделюсь с ними информацией, я переправился на пароме около десяти часов вечера, взяв с собой осла и мальчика-погонщика. Ночь была темной и холодной. Помню ощущение опасности, сопровождавшее меня, когда я ехал в одиночестве верхом на недовольном животном, медленно удаляясь от возделанной земли в сторону Долины мертвых. Я с любопытством обнаружил, что холодный ночной воздух с реки остался далеко позади, когда мы проехали сквозь расщелину в горах: камни сохранили дневной жар и теперь его отдавали.

Поднимаясь в горы, вздымающиеся сразу за Дейр эль-Бахари, мы оказались на высоком хребте; над нами теперь были только звезды, направо лежало утонувшее в темных тенях ущелье. Мы спустились до гребня горы, склоны которой уходили в Долину, и оттуда я смог разглядеть сквозь ночной бинокль темный прямоугольник — вход в гробницу Рамсеса VI; ниже шли известняковые стены гробницы, за которой я наблюдал. Помню, как приказал погонщику осла лечь, чтобы его белое одеяние не заметили издалека. И мы остались в полной тишине.

Внезапно осел, испуганный таким необычным поведением людей, поднял голову и издал громкий крик, от которого застыла кровь в жилах: полагаю, его услышали даже в Луксоре — вероятно, это и было целью животного. Я вскочил на ноги. Но как можно остановить кричащего осла? Каждый раз, когда он издавал очередной вопль, я воображал, как сгущается темнота, обретая облик убийцы, привлеченного к нам шумом; и, наконец, отчаявшись, я взял ремень и туго стянул его на морде осла.

Проходили часы, время текло необычайно медленно. Эта ночь показалась мне вдвое длиннее любой другой. И ничего не случилось. Один раз я заметил движение в долине внизу, но это были только стражники. Снова и снова мальчик, гораздо более подвижный и нервный, чем я, тянул меня за рукав и спрашивал, не слышал ли я что-то, и мы вместе поворачивались и вслушивались, вглядывались в темноту, — к счастью, напрасно.

После трех часов ночи время ускорило темп, чувство разочарования достигло апогея. Когда пробило четыре, я был уверен, что уже ничего не произойдет, но продолжал лежать на прежнем месте, не желая его покидать. К пяти утра жемчужно-серый свет возвестил о наступлении нового дня, и я воспринимал себя уже не романтическим дозорным в темных горах, а абсурдной фигурой с биноклем на шее. Развязав морду осла, который немедленно вознаградил себя за долгое молчание, мы медленно двинулись вниз по склону.

Хотя мой поступок не имел никакого смысла, я часто вспоминаю о нем с немалым удовольствием. Никогда не забуду тишину Долины мертвых, мрачные гробницы фараонов, предстающие в ночи едва различимым скоплением теней.

Я взял осла и повторил прежний путь, чтобы взглянуть на то место, где четырнадцать лет назад провел целую ночь. Уверен, с тех пор никто здесь не прятался, и, вероятно, в будущем тоже никто не станет делать этого. После печальной встречи с прошлым — с возрастом их становится все больше — я спустился по пологому склону в направлении Дейр эль-Бахари, где в глаза сразу бросается дикая и яростная красота этих мест, расположенных к востоку, в стороне Нила.

Я ехал на осле по песчаным холмам, над камнями воздух дрожал от жара. Я приближался к великому храму царицы Хатшепсут. Это единственный храм в Египте, который производит впечатление не массивностью блоков, не повторением однотипных элементов, а изяществом и балансом частей, ощущением легкости и счастья, которые словно обещают создание Парфенона.

Дейр эль-Бахари означает «северный монастырь», это название раннехристианского поселения, все материальные следы которого утрачены. Первые христиане заняли громадные залы храма, выстроили внутри перегородки, прикрыли языческие фрески и надписи слоем белой штукатурки, на которой изобразили святых, и устроили внутри церковь. Так что новое поколение поклонялось Христу там, где их отцы приносили жертвы Осирису, они преклоняли колени перед Девой Марией в залах, посвященных Исиде.