Главред: назад в СССР (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

Удовлетворившись своим внешним видом, я приготовил яичницу с любительской колбасой — той самой, которая вареная с кругляшками жира — и заварил крепкого чаю из коробочки с нарисованным слоном. Завтрак советского холостяка. Васька сидел рядом и урча, уплетал из миски вареную путассу, которая вчера воняла как целый протухший склад, и я думал, что не смогу проветрить квартиру от этого ужасного запаха. Но что поделать — до разнообразия продуктов для людей и животных пока еще далеко. Приходится довольствоваться тем, что имеем.

Затем, загрузив посуду в раковину, я еще раз почистил зубы, чтобы на приеме дышать свежестью, а не яйцами с колбасой. Накинул плащ, сунул ноги в ботинки и отправился в городскую поликлинику. В маршрутах автобусов я еще разбирался не очень, поэтому попросил помощи у таких же ожидающих на остановке. Как раз подошел нужный номер, я поблагодарил отзывчивых людей и… конечно же, пропустил автобус, потому что не подошла моя очередь. Уехал я только на четвертом по счету, так как маршрут оказался весьма популярным.

Поликлиника располагалась в том же здании, где и в будущем, но выглядело оно в этой эпохе гораздо величественнее и красивее. Его построили еще до революции, а при советской власти ремонтировали бережно, сохранив до восьмидесятых историческую атмосферу с круглыми светильниками, ромбовидной напольной плиткой и крошащейся побелкой.

— Товарищ! — меня окликнули, и я поймал на себе строгий взгляд гардеробщицы. — Верхнюю одежду снимаем, это вам поликлиника, а не автобус!

Извинившись, я подошел к массивной стойке, обшитой крашеными листами фанеры, и, раздевшись, протянул плащ. Взамен мне выдали неровный железный кругляш с выдавленными цифрами «24». Я поблагодарил и поднялся по небольшой, но очень широкой лестнице, и завис, не зная, куда идти дальше. В прошлой-то жизни я по больницам был не ходок.

Коридор был заполнен страждущими, но я не услышал стонов и жалоб. Наоборот, люди словно бы пришли на тусовку, только разговоры велись о сосудах, давлении и влиянии рыбьего жира с касторкой. Поинтересовавшись у пробегавшей мимо медсестры, где найти регистратуру, я выдвинулся в подсказанном мне направлении.

— Здравствуйте! — бодро поприветствовал я пожилую медработницу в очках на цепочке, когда подошла очередь. — Мне к Ямпольской.

— Доброе утро, — улыбнулась старушка. — Вы записаны? Фамилию назовите.

— Кашеваров Евгений Семенович, — сказал я, и медрегистратор, кивнув, отправилась искать мою карточку.

— Четырнадцатый кабинет, по коридору налево, — вернувшись, она протянула мне кипу подшитых листков. — Доктор вас ожидает.

Признаться, я опасался, что мне сейчас придется высиживать огромную очередь, и к Ямпольской я попаду часа через два. Однако мне повезло: едва я подошел к нужному кабинету, оттуда выкатился тучный мужчина, на ходу вытирающий пот платочком, и над дверью приглашающе замигала лампочка.

— Кашеваров есть? — следом за пациентом выглянула молоденькая медсестра с длинной русой косой.

— Это я!

— Проходите.

И я прошел. С замиранием сердца, как в студенческой юности, выискал глазами Аглаю Тарасовну и, улыбнувшись, поздоровался. Она безучастно глянула на меня, кивнула и указала жестом на стул.

— Карточку отдайте медсестре, — сказала Ямпольская, и на меня словно ушат холодной воды вылили.

Красивой докторше было абсолютно все равно, что к ней на прием заявился главный редактор районной газеты в костюме-тройке, источающий ароматы «Шипра». Это было обидно, потому что в своем прежнем теле я бы и чувствовал себя по-другому, и выглядел соответственно. Эх, Евгений Семенович, не следил ты за своей фигурой, а мне теперь расплачиваться! Вот как можно в сорок выглядеть на пятьдесят плюс?

— Как себя чувствуете? — Аглая Тарасовна внимательно смотрела на меня своими глазами цвета свежей травы.

— Прекрасно, — ответил я. — Никаких обмороков, хоть в космос лети.

— В космос я вас точно не отпущу, — дежурно отмахнулась она. — Расстегните рукав, давление вам померяю.

От докторши приятно пахло фиалками или чем-то таким похожим. Ее движения были точны, а голос уверенный. Обстучав меня молоточком и проверив рефлексы в позе Ромберга, Ямпольская прописала каких-то таблеток и предложила вновь появиться через две недели. Я почувствовал, что вот он, момент истины.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Предлагаю встретиться раньше, — уверенно заявил я, хотя внутри бушевал настоящий торнадо. — Наша газета готовит цикл статей о профессиях, и работники советской медицины у нас тоже в планах.

— Лучше напишите о профессоре Василии Васильевиче Королевиче, — тут же отсекла мою казавшуюся эффектной попытку Ямпольская. — Это мой учитель, так что правильнее будет рассказать читателям о нем, а не обо мне.

— Тогда кофе? — я включил все свое мужское обаяния.

— Не болейте, — Аглая Тарасовна словно меня не услышала, а медсестра тихонько хихикнула. — И жду вас на приеме через две недели. Не забудьте записаться.

— До свидания, — я вежливо поклонился и с достоинством удалился.

Вот так, значит? Что ж, нет таких крепостей, которые не взяли бы коммунисты. Особенно знающие о будущем.

Глава 16.

На утреннюю планерку я успел заранее, даже застал выходящего из приемной Бульбаша. Он улыбнулся, пожал мне руку и удалился к себе — как пояснил, дописывать с Зоей статью, пока оставалось время. А я вспомнил, что вчера наказал ему прийти за полчаса и отметиться у секретарши. Что ж, Виталий Николаевич, мое тебе искреннее уважение. Выполнил обещание.

— Валечка, планерку я переношу на десять, — сообщил я девушке. — Мне нужны все журналисты и фотографы. И свяжитесь, пожалуйста, с Федором Даниловичем, пригласите его тоже.

— Это который внештатник? — уточнила Валя.

— Он самый.

Трунова я тоже решил озадачить созданием фотобанка — с учетом особенностей работы без «цифры» любая лишняя пара рук придется к месту. А чтобы мне потом не объяснять каждому по отдельности, пусть все вместе слушают вводные на планерке и задают вопросы.

Пока я разбирал письма читателей, на которые по традиции отвечала газета, стрелки часов вплотную подобрались к десяти, и за дверью в приемной начал расти многоголосый шум. Я нажал кнопку на коммутаторе и сказал Вале, что сотрудники могут войти. И тут же дверь раскрылась, пропуская людской поток.

Журналисты здоровались, вежливо кивали и улыбались — всего третий день, а я уже отучил их относиться ко мне с почтительной осторожностью. И это прекрасно, потому что мне нужны не запуганные, а раскрепощенные сотрудники.

— Итак, уважаемые коллеги, начинаем собрание, — проговорил я, и все голоса замолкли. — На повестке дня у нас подведение промежуточных итогов и дополнительные задания.

На этих моих словах послышался легкий ропот, и я заметил, что шум производили двое: толстяк Бродов и старичок Шикин с набрякшими веками. Это меня не порадовало, потому что как раз на последнего у меня были планы — пожилой журналист с интересным сочетанием имени и отчества Пантелеймон Ермолаевич писал длинные скучные тексты о промышленности и сельском хозяйстве с кучей цифр. Однако за нагромождением суконных оборотов вроде «в рамках реализации» прятался острый аналитический ум. Шикин, выдавая гору статистических данных, очень четко улавливал тренды и даже пытался давать прогнозы. И если выправить ему стиль, то получится крутой экономический обозреватель. Такой, имя которого будет напрямую ассоциироваться с качеством текста. Вот только, похоже, ему нужно сепарироваться от интригана Бродова. Бог мой, как в школе — отсади умного мальчика от болтуна, и тот спокойно горы свернет.

— Перед нами, товарищи, стоит ответственная задача, — игнорируя бурчание этой парочки, продолжал я, — вывести «Андроповские известия» на всесоюзный уровень качества. И одновременно сделать это так, чтобы нас читали. Не потому что надо или приходится, а потому что интересно. И среди прочего нам в этом поможет новая рубрика «Человек труда».