Золото мертвых. Смута - Юрий Корчевский

Иностранцы, проживающие в Немецкой или Кукуевой слободе, попрятались по домам. Никакого отношения к полякам или самозванцу они не имели, но человек в иноземной одежде, появившийся в тот момент на улицах Москвы, вызывал ненависть. Несколько иноземцев было убито: они просто попали под горячую руку, оказавшись на пути разъярённой толпы.

Покончив с ляхами и козаками, которые были в городе, войска приступили к Кремлю. Гарнизон его был малочислен, только для караула и годен, потому оборонять все стены и двенадцать ворот защитники были просто не в состоянии. Охрану на стенах несли поляки, а внутри, в Теремном дворце, находился десяток верных самозванцу стрельцов.

Поднаторевшие в штурмах псковичи и новгородцы забросили на стены «кошки» и влезли по верёвкам. Причём штурмовали Кремль во многих местах сразу.

Сил отбиться у обороняющихся не было. Заметив чужого воина на стене, дозорные бежали к нему. Однако рядом с ним уже появлялся второй, третий пскович или новгородец. Поляки рубились, несли потери, а на подмогу русским лезли всё новые и новые воины. Раненых поляков сбрасывали со стены, и здесь с ними расправлялся простой люд.

Наконец одна из штурмующих групп добралась до ворот. Нападающие сбросили запоры и растворили их. Широким потоком в крепость хлынули воины, а за ними – народ, растекаясь по всему Кремлю. Они нещадно добивали ляхов и открывали другие ворота.

В первую очередь народ бросился по дворцам. Они хватали всё: ценности, подушки, одеяла, ткани – даже мебель – и тащили домой. Начались грабежи.

Андрей, услышав шум из храма, вбежал туда. Один из грабителей прятал под рубаху золотой потир.

– Ты что же это делаешь? – возмутился Андрей.

– Кому Бог дал, а я сам взял, – невозмутимо ответил грабитель.

Андрей хотел его зарубить – храм всё-таки, не царские покои, как в храм вбежали другие и стали срывать с икон драгоценные оклады и забирать чаши.

Андрей плюнул с досады и выбежал на площадь. Всех не перерубишь, не перевоспитаешь.

Оставаясь верным самозванцу, на Красном крыльце двора стоял Пётр Басманов. Он уговаривал народ успокоиться и разойтись.

– Царь разберётся в ваших обидах, дайте только срок! – увещевал он.

Продравшись сквозь толпу народа, сзади к Петру подобрался сын боярский Татищев и вонзил ему в спину кинжал. Обливаясь кровью, Басманов упал.

И тут с глаз людей как будто пелена спала. Радостно взвыв, они сбросили с крыльца мёртвого Басманова и стали ломать двери, ведущие во дворец.

Всеобщими усилиями двери были выломаны, и толпа ворвалась во дворец. Но на пути заговорщиков и народа встали верные Дмитрию стрельцы. За их спинами прятался самозванец.

– Дайте слово молвить! – взывал он.

Но толпа его не слушала.

– Убить его! – кричал народ.

На пути разъярённой толпы встали плечом к плечу стрельцы, выставив вперёд бердыши.

Не желая проливать кровь стрельцов, князь Куракин стал их уговаривать:

– Выдайте самозванца, и мы вас не тронем, уйдёте восвояси.

– Ни в коем разе, – отвечали стрельцы.

Князь пообещал разыскать, привести во дворец и отдать на растерзание народа жён и детей стрелецких. Но и такая угроза не сломила духа стрельцов.

Узкая дверь не давала возможности воинам войти во дворец. Почувствовав, что он может избежать смерти, Дмитрий приободрился.

Андрей, бывший рядом с князем, не видя иного выхода, решил переломить ситуацию. Он выхватил пистолет, шагнул вперёд и выстрелил Дмитрию в грудь, сказав при этом:

– Что толковать с еретиком – вот я благословлю польского свистуна!

Глаза у самозванца на мгновение расширились, он сделал шаг назад, неловко взмахнул руками и упал навзничь.

После выстрела наступила тишина. Стрельцы, увидев гибель самозванца, расступились. Народ кинулся к поверженному Дмитрию и сорвал с него царские одежды. Кто-то не удержался и дважды ударил остывающий труп кинжалом.

Тело самозванца под улюлюканье толпы выволокли из дворца и сбросили с крыльца в грязь, под ноги толпы. Князь громогласно объявил присутствующим, что это не царь, а беглый поп-расстрига Гришка Отрепьев. А восставшие уже отлавливали в Кремле прятавшихся поляков и нещадно убивали их.

Марину и её отца Юрия повелением князя оставили в живых, но дочиста ограбили. Их отправили под охраной в Ярославль.

Благодаря войскам, погромы удалось остановить в этот же день к вечеру. Труп самозванца, всё ещё валявшийся у крыльца, Шуйский распорядился убрать. Его привязали к лошади, выволокли в поле и закопали у обочины дороги. Тело Басманова похоронили у церкви Николы Мокрого. Однако злоключения убитых на этом не закончились.

По Москве пошли слухи, что над могилой самозванца творятся чудеса. Кто-то видел сияние ночью, другие слышали голоса у могилы. Тогда труп вырыли, сожгли на Котлах и, смешав пепел с порохом, выстрелили из пушки в сторону Польши. Патриарха Игнатия, как наставника Дмитрия, тут же свергли.

19 мая в шесть часов утра народ, чины придворные, боярство и духовенство собрались на Красной площади. Представители духовенства предложили избрать нового патриарха и разослать грамоты по городам российским для созыва совета. В толпе закричали, что царь нужнее патриарха и что царём должен быть Шуйский. В ответ на эти выкрики никто не осмелился возразить.

Князь сделался царём, будучи не избранным, а выкрикнутым, без согласия всей Русской земли. По уму, энергии и знатности рода он был виднее многих бояр, но хорошо его знали только в Москве, и мало – в окрестностях её. К тому же Шуйскому было страшно избрание патриарха – ведь им мог быть священник, абсолютно к нему не расположенный. Не исключено, что выкрикнули Шуйского на царство люди, им подкупленные. Тогда выходило, что Шуйский переиграл всех.

Глава 5

Шуйского – в цари!

Шуйский, после того как он был выкрикнут, с целью успокоения дворянства целовал крест в Успенском соборе, что без боярского суда никого из дворян не приговорит к смерти. 1 июня 1606 года князь венчался на царство, но сделал церемонию нарочито скромной, без полагающейся пышности.

Однако же 17 мая, когда народ ещё громил поляков и грабил Кремль, из Китай-города, из столицы, в сопровождении двух поляков вышел Михайла Молчанов, один из убийц Фёдора Годунова. Он направился в Литву, распространяя по дороге слухи о том, что он и есть настоящий Дмитрий, а в Москве убили другого человека.

Слухи быстро долетели до Москвы. Во избежание сплетен и кривотолков Шуйский повелел доставить из Углича тело убиенного царевича Дмитрия, что и было исполнено.

Ещё тело убиенного самозванца не успело остыть, как уже появился другой самозванец, пока ещё не обладавший реальной силой.

Во время же штурма Кремля москвичами, тверцами и новгородцами князь Григорий Петрович Шаховской под шумок, пользуясь неразберихой, выкрал из дворца и унёс государственную печать.

Заняв престол, Шуйский за поддержку самозванца сослал Шаховского воеводой в Путивль, совершив непростительную ошибку. Новоявленный воевода тут же собрал жителей и объявил, что царевич Дмитрий жив. Путивльцы восстали против Шуйского. Их примеру последовали северные города, и в первую очередь Чернигов, где был воеводой князь Андрей Телятевский. Он не поддерживал Лжедмитрия, но решил примкнуть к Шаховскому. Юг страны начал охватывать новый бунт.

Но у бунтовщиков не было идейного вождя, своего рода символа, знамени.

Шаховской позвал из Сомбора Михайлу Молчанова, но тот убоялся и вместо себя послал Болотникова. Тот в свои молодые годы был холопом Телятевского, был взят в плен татарами, продан в рабство на галеры, бежал, пробирался с европейского юга через Польшу домой.

Шаховской принял его, обласкал, дал войско. Он же кинул клич, и под знамёна Болотникова пошёл разный сброд: воры, грабители, беглые холопы, к которым примкнули стрельцы и козаки. Начались грабежи, разбои, поджоги дворянских усадеб. Россия, не успев оправиться от одной усобицы, вступала в полосу другой. Казна была пуста, войско в разброде.

Андрей был рад, что самозванца свергли, и даже горд, что именно он убил Лжедмитрия. Но он вовсе не способствовал, не хотел, чтобы к власти пришёл Шуйский. Маленький, пожилой, умный и очень скупой, любивший, ко всему прочему, доносчиков, он был полон противоречий и не пользовался большой поддержкой народа и бояр. Если Москва его приняла, то только потому, что он был меньшим злом, чем самозванец; и то многие города российские были против. И не столько против самого князя, сколько против выборов. Шуйского выкрикнули на площади, а не избрали выборщики от всех земель, как это было принято на Руси. При Шуйском патриархом был Гермоген, бывший митрополит Казанский. С твёрдым характером, жёстким нравом, неумеренной страстью, он не отличал истинного от ложного. Этой его слабостью и воспользовались враги Шуйского – они наговаривали на царя, стараясь поссорить его с митрополитом. Особенно преуспели бояре: Михаил Глебович Салтыков, позднее сосланный в Иван-город, князь Рубец-Мосальский, сосланный воеводой в Корелу, Богдан Бельский, отправленный в Казань. У них отняли поместья.