Эхо минувшего - Илья Витальевич Карпов

во всяком случае, там мы будем в безопасности.

Дэйн надеялся, что им удастся скорее добраться туда. Явос советовал им отправиться в Высокий дом, однако командующего смутили слухи об армии мёртвых. Конечно, в Лейдеране ещё оставалась часть королевских войск, но Дэйн рассчитывал спрятаться в поселении близ замка, а после отправить весть отцу. Лорд Кавигер не выдаст королевским силам родного сына.

– Так странно, – проговорила Мерайя, жуя сушёное яблоко. – Ещё недавно я жила в замке в окружении слуг и придворных, что ловили каждое моё слово… А теперь здесь, на тракте, словно бродяга.

Сказав это, девушка смущённо улыбнулась.

– Ты находишь это забавным?

– Это могло быть забавным, если бы не печальные события, которые к этому привели. Нет, скорее, необычным. Моя прежняя жизнь не отличалась разнообразием, теперь же я будто чувствую себя… Свободной. Живой, – принцесса замолчала и вдруг с неожиданным жаром спросила: – А как обычно проходит день командующего гвардии?

– Неожиданный вопрос, – Дэйн почесал затылок. – Если не было ночного караула, то я просыпался в своих покоях в башне гвардии. Потом приносили завтрак и сообщали, что предстоит сделать сегодня, а после я надевал доспех и отправлялся на тренировку с мечом во внутренний двор. Дальше я либо нёс дежурство, либо же встречался с другими гвардейцами и командующим замковой стражей, выслушивал и решал их проблемы, коих всегда было не счесть. Иногда доводилось с рассвета до заката стоять подле короля в тронном зале, и такие дни тянулись дольше всех.

Дэйн вдруг понял, что эта скучная и однообразная жизнь ему даже нравилась. Во всяком случае, в ней была уверенность.

– Сложнее всего для командующего гвардией, – вздохнул рыцарь, – не потерять бдительность среди ежедневной рутины.

– Жизнь принцессы ненамного интереснее, – ответила Мерайя. – Сначала долго расчёсывают волосы, потом усаживают за книги. «Принцессе должно быть начитанной», – так мне говорил верховный книжник Илберн. Сам-то, должно быть, уже забыл всё, что написано в этих бесконечных пыльных трактатах. Он утверждал, что их авторы были исключительными людьми, и я не смела спорить: писать настолько неинтересно – действительно редкий дар. С пожелтевших страниц давно умершие люди учили меня истории и географии, но кроме них были многочисленные и пока ещё живые учителя танцев, музыки и этикета. Скучные и нудные старики. По сравнению с ними казались интересными даже книги. А порой мне приходилось часами сидеть подле трона отца или на тоскливейших приёмах. Или на пирах, где говорливые от вина лорды и их сыновья густо и неумело сыплют комплиментами, а воздух столь душный и вонючий, что хочется помыться.

– Мне тоже положено было присутствовать на таких приёмах, – вздохнул Дэйн и, усмехнувшись, добавил: – Неужели принцесса только и делает, что изучает книги и ждёт, пока ей причешут волосы?

– Нет. Помимо этого, если остаётся время, я вольна делать, что вздумается. Гулять по замку и дворам, вышивать и читать. Или смотреть, как командующий гвардии упражняется с мечом во внутреннем дворе, – сказала она, но тут же добавила, смутившись: – Меня всегда восхищало, как люди сражаются на мечах. Звон клинков, блеск стали… Это похоже на танец, но живой, настоящий, а не тот, где за поворотом обязательно следует поклон, а иначе «это будет дуг’ной тон для юной пг’инцессы».

Последнюю фразу Мерайя проговорила сильно картавя, с крепким неральским акцентом.

– Танец? А я вот никогда не находил в этом какой-то красоты, – задумчиво сказал Кавигер. – Да и ты, наверное, думала бы так же, если бы тебе хоть раз довелось побывать в настоящем сражении. Там звон сливается с предсмертными воплями, да и сталь не блестит из-за запёкшейся крови и грязи. И весь этот «танец» там имеет лишь одну цель: убить, пока не убили тебя.

Губы принцессы едва заметно дрогнули.

– Авторы, что описывают великие битвы прошлого, о таком не пишут, – сказала она.

– Потому что они никогда не были на поле брани. Итог любого сражения, истинный итог, – это не пир в честь победы, а поле, усеянное изувеченными трупами. Если кто и вправе пировать после такого, так это вороны. Хотел бы я, чтобы в книгах для юных отпрысков благородных домов писали, что такое битва на самом деле. Тогда, глядишь, и войн стало бы меньше. Быть может, и тебе бы тогда не пришло в голову сравнивать бой на мечах с танцем.

Дэйн осёкся. Всё-таки он разговаривает с принцессой, а последние слова прозвучали довольно резко. Впрочем, Мерайя этому ничуть не смутилась.

– Хотелось бы мне жить в мире, где оружие обнажают только на тренировках, – вздохнула она.

– Но мы, к сожалению, живём не в таком мире. Молю богов, чтобы в нашем пути мне не довелось достать меч из ножен.

– Уверена, что такой искусный мечник, как ты, сумеет защитить нас, если потребуется.

– Ты так говоришь об этом… – смущённо сказал на это Кавигер. – Если бы я не знал истинной причины, то решил бы, что ты просто решила сбежать со мной ради приключений.

– Как ты смеешь, рыцарь! – с притворным негодованием воскликнула Мерайя. – Во всяком случае, я не знаю другого человека во всём замке, с кем я бы пошла на такое. Кому могла бы доверить свою жизнь в таком путешествии.

– Мне это льстит, но, к сожалению, меч не сможет защитить от всех опасностей, которые могут подстерегать в пути. Единственное, что надёжно убережёт нас от беды – это осторожность и скрытность… Дьявол! Кто-то идёт, нам лучше замолчать.

Дэйн увидел, как со стороны трактира неровной походкой приближаются четверо. Он мысленно молил всех богов, чтобы на них не обратили внимание, но надежды рассыпались, стоило ему услышать голос.

– Эй! Погодите!

Незнакомцы приближались и вскоре остановились совсем недалеко от Дэйна с Мерайей.

– Глянь! Вот они! – проговорил один из них. – Я ж говорил, туда пошли.

– Точно они?

– А мне почём знать? Это ж монахи, они все друг на друга похожи. Да и не всё ли равно? Эй! Как к ним обращаются-то? Святые братья что ли?

Дэйн решил вести себя как можно более мирно и обратил лицо к говорившим. Их действительно оказалось четверо: пара крепких молодых детин с могучими руками, босой черноволосый коротышка в коротких штанах и долговязый в заляпанной чем-то рубахе на голое тело.

– Да, точно они!