Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время - Исаак Розенталь

Ногин, только оказавшись летом 1912 г. в верхоянской ссылке, сумел узнать через местных полицейских, что его арестовали вовсе не за участие в «Тульской СДРП», как ему объясняли в Москве, а за формирование Русской коллегии ЦК. Как рассказывал впоследствии председатель парижской комиссии ЦК РСДРП по делам о провокации меньшевик Б.И.Горев, он получил из Сибири — то ли от Ногина, то ли от Дубровинского — письмо, в котором сообщалось, что московской охранке был известен «разговор в самом интимном кругу нескольких видных членов партии, среди которых был Малиновский», но Горев счел подозрение «слишком неопределенным»[152]. Сам он был в 1913 г. арестован и отправлен в Туруханский край. Тогда же Дубровинский в состоянии тяжелой депрессии покончил с собой. Ногин, много раз совершавший побеги из ссылки, на этот раз отбыл ее до конца и вернулся в европейскую Россию (в Саратов) только перед войной, в июле 1914 г. Вопрос о Малиновском он больше не поднимал.

В конце 1910 г. впервые пересеклись пути Малиновского и 22-летнего студента Московского университета большевика Николая Бухарина, который работал преимущественно в сфере легальной и полулегальной, в частности, стремился вместе с другими студентами — социал-демократами направить в революционное русло студенческое движение. Эту сторону его партийной работы Малиновский «освещать» не имел возможности. Зато в поле его зрения оказались легальные культурно-просветительные общества с участием рабочих, где также часто бывал Бухарин.

Одно из них возникло под прикрытием Дорогомиловского общества трезвости. При обществе действовала вечерняя школа для рабочих, запятых на фабриках Хамовнического района; в актив ее входили работавший секретарем союза текстильщиков В.Ф. Плетнев (после Октябрьской революции — председатель Пролеткульта), рабочий — серебренник В.С.Бронников (по сведениям охранки, «фанатически преданный делу РСДРП и верящий в возможность осуществления в ближайшем будущем конечных идеалов ее программы»[153]), столяр Д.И.Русин и Малиновский. Здесь он читал лекции о страхований, а иногда и революционные стихи, устраивал вечеринки. Учительница школы М.П.Розанова была секретарем нелегальной кассы помощи политзаключенным, она же организовала из учащихся социал-демократический кружок, объединявший до 80 человек, Бухарин занимался с ними политической экономией[154]. Приглашались и другие лекторы, например, Шер, но Малиновский, сообщая в одном из донесений в охранку о предстоящих лекциях Шера, не преминул подчеркнуть, что, «хотя при изложении и будет известного рода тенденциозность освещения фактов», все же «не будет того задора и приподнятой атмосферы, какими сопровождается чтение докладов «Николая» (Бухарина)»[155].

На следствии в 1918 г. Малиновский заявил, что Бухарина он «берег как мог» и, когда о нем спрашивали в охранке, «лез из кожи, чтобы оградить его…»[156] Впрочем, если верить показаниям Малиновского, он «берег» очень многих…

В изображении западных, а с недавних пор и отечественных историков молодой Бухарин на протяжении многих лет был едва ли не самым проницательным и упорным обвинителем Малиновского. Как полагает Стивен Коэн, отказ Ленина прислушаться к доводам Бухарина явился источником постоянных трений между ними, начиная. с первого приезда Бухарина в Краков осенью 1912 г. и вплоть до 1917 г.; это обстоятельство омрачало их отношения и в период первой мировой войны, способствуя усилению возникших в это время идейных разногласий[157]. Советский биограф Бухарина И.Е.Горелов также пишет 6 «довольно натянутых отношениях» между Лениным и неколебимо убежденным в «провокаторской сущности» Малиновского Бухариным[158].

По-видимому, эта точка зрения восходит к соответствующим страницам книги Давида Шуба о Ленине. Не ссылаясь на какие-либо источники, Шуб утверждал, что Бухарин с самого начала не доверял Малиновскому, несмотря на все попытки провокатора завоевать его доверие. Еще тогда, в Москве Бухарин заметил, что всякий раз, когда он организовывал встречи с товарищами, его поджидали агенты охранки; между тем места этих встреч были известны Малиновскому. Арест в декабре 1910 г., положивший конец революционной работе Бухарина в России, окончательно убедил его в том, что предал его Малиновский. Описывает Шуб и беседу в Кракове на эту тему с Лениным и особенно картинно — организованную там же очную ставку: Малиновский, увидев Бухарина, «был объят ужасом», но, когда в комнате появился Ленин, «пришел в себя, подошел к Бухарину с распростертыми объятиями и сказал: «Николай! Как ты сюда попал?», чем и развеял у Ленина всякие сомнения»[159].

В изложении самого Бухарина, в его письмах и показаниях нее выглядит совершенно иначе, да и другие достоверные свидетельства расходятся с мнением об исключительной его проницательности. Начать с того, что в Москве общение Бухарина с Малиновским было непродолжительным: имя Бухарина появилось в донесениях провокатора в ноябре 1910 г.[160], а в ночь с 19 на 20 декабря Бухарин был арестован на собрании актива московской большевистской организации. За это время они встречались несколько раз: впервые — на собрании сотрудников журнала союза пастильщиков «Голос жизни», затем в Дорогомиловской школе и еще, по словам Бухарина, «раза 2–3».

При первой же встрече (в присутствии Шера, который был хорошим знакомым и Бухарина еще с гимназических времен) между ними произошло столкновение на идейной почве: Бухарин выступал как большевик, Малиновский — как — «ликвидатор»[161]. Правда, из Петербурга Малиновский приехал нефракционным социал-демократом, но 25 мая 1910 г. агент охранки Ф.А. Кукушкин («Нина») называл его «убежденным сторонником ликвидаторского направления», а в сентябре точно так же писал о себе в одном из донесений он сам[162]. Все знали, что преимущественно ликвидаторским был и круг его общения. Бухарин, таким образом, не ошибся, определяя шесть с лишним лет спустя в показаниях Чрезвычайной следственной комиссии тогдашнюю политическую физиономию своего оппонента. Не напоминал Малиновский большевика и своей неконспиративностью: слишком о многом разговаривал по телефону и т. д. При всем том подозрений он у Бухарина не вызывал — не только до декабрьского ареста, но и довольно долго в период заключения в Сущевском полицейском доме, где, казалось бы, было время поразмыслить над причинами провалов (всего Бухарин провел там полгода).

Лишь во второй половине тюремного заключения Бухарина в беседах заключенных всплыло имя Малиновского. В.Ф.Плетнев, А.Г.Козлов, М.П.Быков и В.С.Бронников, рабочие-меньшевики, знавшие Малиновского дольше, чем Бухарин, рассказали ему о своих подозрениях. Арестовали их 4 апреля 1911 г., в ходе осуществления целой серии превентивных арестов рабочих, избранных профсоюзами на 2-й Всероссийский съезд фабрично-заводских врачей; полиция хотела помешать вторичному использованию трибуны съезда в революционных целях и установлению контактов между социал-демократами, приехавшими на съезд из разных городов. Собственно, делегатом был только Плетнев, остальных рабочих задержали вместе с ним для отвода глаз, якобы за нарушение общественной тишины и порядка. Уже потом дело раздули до неимоверной величины: арестованных обвинили в намерении «сорганизовать особый, исключительно законспирированный руководящий аппарат из делегатов всех вообще партийных как легальных, так равно и подпольных организаций».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});