Смутные годы - Валерий Игнатьевич Туринов

бою…

Роты гусар походным порядком выступили из монастыря и двинулись на запад. За ними заскрипели повозки, гружённые полковым и личным имуществом, и телеги с дворовым барахлом русских, настроенных уйти под Смоленск, к королю. Следом примкнули донские казаки и ещё рота гусар.

Солнце медленно подкатилось к горизонту, густо покраснело и скрылось. Наступили долгие светлые майские сумерки.

Колонна гусар вышла на дорогу, что вела к плотине. И тут ей в тыл, громко крича, ударили стрельцы, чтобы отсечь путь назад к монастырю. Роты отбили нападение и тронулись дальше. Не прошла колонна и версты, как стрельцы снова ударили ей в тыл.

Рудской подозвал к себе Мархотского: «Москва хочет задержать нас здесь до утра! Надо оторваться! Отступаем к реке! Но без паники!»

Отбиваясь от мелких наскоков пехоты Валуева, колонна подошла к реке.

Стало светать. С рассветом упал густой туман. Неширокая река, с узкими бродами и глубокими ямами, в которых весеннее половодье крутило водовороты, казалось, появилась в тумане внезапно.

Гусары и пехотинцы с ходу врубились в леденящую весеннюю воду. И тут всё смешалось. Торопясь переправиться, и вместе с повозками, они проскакивали мимо бродов. Несильное, но коварное течение подхватывало их и сносило куда-то вниз, за сплошную пелену тумана. Оттуда слышались негромкие всплески, крики о помощи и ржание коней…

Мархотский переправился со своими гусарами и подскакал к Рудскому:

– Надо задержать здесь москву!

– Нет времени! Уводи людей от реки: через плотину, на дорогу к Царёву Займищу! Быстрее, быстрее, ротмистр! В этом наше спасение!

Роты спешно направились к плотине, что разделяла надвое обширную болотистую низину. И там, у плотины, головной отряд напоролся на залп пехотинцев Валуева. Сильный огонь стрельцов густо посёк ряды гусар и остановил колонну.

– Вперёд, только вперёд! – завопил Рудской и первым пустил своего скакуна на плотину.

Роты ощетинились копьями и понеслись на стрельцов. Они смяли тех, что стояли у них на пути, ворвались на плотину и под огнём русских пробились на другую сторону плотины. За ними покатились, загромыхали колёсами повозки. Над плотиной поднялся неимоверный шум, брань, выстрелы и вопли.

За плотиной Рудской собрал всех своих воинов. Когда он построил колонну, то увидел перед собой не более трети от полуторатысячного отряда, с которым выступил из монастыря. И он невольно растерялся, со слезами на глазах обвёл взглядом жалкие остатки своего полка.

– Панове, друзья мои, не забудем этот день!.. Припомним всё москве!..

Сильно поредевшее его войско спешно двинулось на запад, чтобы подальше отойти от плотины, пока ещё не совсем рассвело и русские не успели ввести в дело конных. Впереди отряда из предосторожности пустили донских казаков, и те маскировали его под войско Шуйского. Через два дня его полк добрался до Зборовского и соединился с ним.

А Валуев, разгромив поляков, занял Иосифов монастырь и захватил там тушинских бояр вместе с Филаретом. Ростовского митрополита он сразу отправил в Москву. Послал туда же, к государю, от себя с сеунчем князя Тимофея Оболенского-Чернова, который служил у него полковым головой.

Глава 6

Авраамий Палицын

Семён Самсонов уверенно вошёл в переднюю палату царского дворца вместе с Авраамием Палицыным и монастырскими приказчиками. У дверей, ведущих во внутренние покои терема, они остановились перед немецкими алебардщиками. И тут же из боковой клетушки выскочил комнатный дьяк царя Никита и замахал было руками, мол, туда нельзя…

Но Самсонов, ухмыльнувшись, подошёл к нему, похлопал по плечу: «А-а! Никита, здорово!»

И Никита!.. Тот Никита, который не боялся и самого чёрта, – кроме царя, разумеется, – странно заюлил…

Да, и на самом деле было так: над ним Семейка, его друг детства, верховодил когда-то и покровительственный тон взял сейчас тоже.

– Никита, а ну, поди, скажи там!.. Доложи! Как – сам знаешь!

И Никита, грозный царский дьяк Никита, что-то промямлил в ответ своему бывшему дружку, сейчас дьяку Челобитного приказа, и быстренько сбежал от него в государеву палату.

А там, в палате, за письменным столом сидел Василий Шуйский. Тут же были его брат Дмитрий и князь Иван Буйносов-Ростовский.

Перед Шуйским же стоял думный дьяк Василий Янов и зачитывал ему отписки: «Государь, вот вести, что пришли с разных сторон: земля Рязанская снова отложилась. Ляпунов возмутил там всех…»

– Опять Прокопий! – вспылил Шуйский. – Доколь же можно!

– Болотникова ты ему простил, вот он и за старое опять, – с укором в голосе произнёс Буйносов-Ростовский.

Он, стольник, князь Иван Петрович Буйносов-Ростовский, был на много лет младше своего царственного зятя. Пожалуй, был годен ему в сыновья, но говорил и вёл себя с ним вольно. На что Василий Шуйский смотрел снисходительно, как и на капризы своей юной жены, похожей на брата, вот на него, на князя Ивана. Шуйский с удовольствием сносил капризы милой жены, всячески ублажал её и предавался уже давно забытым семейным радостям после долгого вдовствования во время опалы Годунова, а затем тревожного царствования Расстриги. Да и большие Буйносовы, из ростовских князей, которые уступали по лествице лишь Катырёвым и отдавали им между собой первенство, считали князя Ивана Петровича выше всех. А уж тем паче Пужбольских, самой младшей ветви из тех же самых ростовских князей, из которых был и вот этот дьяк Васька Янов. Да, он, Васька Янов, думный дьяк Разрядного приказа, был Шуйскому Василию по жене родственником. К тому же Шуйский доверял ему и благоволил из-за того, что он участвовал с ним в заговоре против самозванца, Отрепьева Юшки. Когда же Шуйский надумал обзавестись женой и подобрал себе родовитую невесту, в чём не последнее слово сказал и дьяк Васька Янов, собрался он вернуть своего будущего тестя, боярина Петра Ивановича Буйносова-Ростовского, из Белгородской крепости. Туда же Петра Ивановича перевели из Ливен ещё при Расстриге, когда тот готовился к походу на султана. Расстриге не давал покоя титул непобедимого цесаря и императора, присвоенного им самому себе. И он посылал на южные рубежи государства припасы, оружие и опытных городовых воевод. Но в украинных городах, уже после смерти Расстриги, вспыхнул мятеж во время похода Болотникова. И князь Пётр Иванович был убит там. И на свадьбе дружкой у царицы был её дядя Василий Иванович, младший брат Петра Ивановича. Вскоре тот получил боярство по-родственному, от царя. Но и он пожил недолго. Поэтому Шуйский, чтобы рассеять печали своей любимой жены, приблизил к себе её брата: вот его, князя Ивана. И тот стал частенько околачиваться в думной комнатке царя. Но, в общем-то, он оказался бесполезным, так как советчиком, по малости лет, был никуда не годным…

– Один Зарайск остался тебе