Люди и учреждения Петровской эпохи. Сборник статей, приуроченный к 350-летнему юбилею со дня рождения Петра I - Дмитрий Олегович Серов

не обратить внимание на примерно одинаковую в обоих составах долю сенаторов, носивших родовые титулы.

Более того: складывается впечатление, что Петр I установил своего рода квоту присутствия в Сенате представителей двух аристократических родов — Голицыных и Долгоруковых. Выведя в 1713 г. из рядов сенаторов П. А. Голицына (вся дальнейшая карьера которого прошла на губернаторских должностях), в 1718 г. царь включил в число сенаторов Д. М. Голицына, приходившегося Петру Голицыну двоюродным братом. Соответственно, после смерти Я. Ф. Долгорукова (последовавшей, как уже отмечалось, 20 июня 1720 г.) в Сенат в 1721 г. был назначен его младший брат Г. Ф. Долгоруков. В свою очередь, перед самой кончиной Григория Долгорукова (15 августа 1723 г.[236]) в Сенат 10 августа 1723 г. был определен его племянник В. Л. Долгоруков[237]. Наконец, не стоит забывать о присутствии в Сенате на всем протяжении 1711–1724 гг. небольшой группы лиц, связанных с царствующим домом родственными узами, — что отражало, думается, некую психологическую установку Петра I (вероятно, подсознательную).

В чем же возможно усмотреть различие между сенаторами «первого призыва» и «второго состава»? Главное различие, как представляется, заключалось в степени личной известности будущих сенаторов Петру I. Общепонятно, что при решении вопроса о назначении высших должностных лиц любой прагматически настроенный правитель государства будет исходить, с одной стороны, из деловых и моральных качеств претендента на должность, а с другой — из его политической лояльности. Однако все эти качества могут быть в полной мере оценены только в условиях сколько-нибудь регулярного личного соприкосновения правителя с претендентом.

В этом смысле состав Сената 1711–1718 гг. состоял более чем наполовину из лиц, заведомо малоизвестных будущему императору. Ни В. А. Апухтин, ни Г. И. Волконский, ни М. В. Долгоруков, ни Н. П. Мельницкий, ни Г. А. Племянников, ни М. М. Самарин никогда не входили до 1711 г. в окружение царя и являлись скорее представителями в Сенате могущественных Ф. М. Апраксина, А. Д. Меншикова, Б. П. Шереметева[238], а также клана Долгоруковых. Неудивительно, что при подобном подходе к формированию сенатского присутствия дело дошло до того, что в Сенат попал не владевший грамотой М. В. Долгоруков[239].

Объяснить таковой кадровый выбор возможно единственно тем, что в момент учреждения Сената Петр I не решился назначить туда ряд доверенных лиц, находившихся (в отличие от И. А. Мусина-Пушкина и Т. Н. Стрешнева) на руководящих должностях вне Москвы: либо в действующей армии (Я. В. Брюс, А. А. Вейде, М. М. Голицын, В. В. Долгоруков, Б. П. Шереметев), либо в таких стратегически важных административных центрах, как Азов и Санкт-Петербург (Ф. М. Апраксин, А. Д. Меншиков), либо в ответственных посольствах за рубежом (Б. И. Куракин, Г. Ф. Долгоруков, А. А. Матвеев). В разгар Северной войны, в месяц начала Прутского похода царь опасался, по всей вероятности, ослабить соответствующие звенья государственного аппарата и военного командования. Наконец, не стоит забывать, что группа правительственных и военных деятелей находилась в феврале 1711 г. еще в шведском плену (здесь достаточно вспомнить Я. Ф. Долгорукова и И. Ю. Трубецкого).

Принципиально иная ситуация сложилась с комплектованием Сената в 1718–1724 гг. В 1718 г., в преддверии победоносного завершения Северной войны Петр I решился образовать Сенат исключительно из могущественных «господ вышних командиров». В итоге в корпус сенаторов «второго состава» поголовно вошли деятели, длительно лично известные царю и позитивно зарекомендовавшие себя как политической лояльностью (что было окончательно проверено по ходу драматического процесса Алексея Петровича), так и успешной деятельностью в административной, военной и дипломатической сферах в годы Северной войны[240].

Вместе с тем до самого 1722 г. Петр I по инерции продолжал линию «кадровой экономии», так и не решался нарушить установленное в 1718 г. совмещение должностей сенатора и президента коллегии. Как бы то ни было, итоговым кадровым выбором Петра I в деле формирования сенатского присутствия следует признать выбор в пользу преданных ему, опытных профессионалов, часть из которых имела аристократическое происхождение. Благодаря таковому выбору царя и императора в конце 1710‐х — первой половине 1720‐х гг. Сенат стал подлинно Правительствующим, а сенаторы окончательно образовали собой верхушечный сегмент правящей элиты России.

В КАКОМ ВОЗРАСТЕ НАЧИНАЛИ СЛУЖБУ ПОДЬЯЧИЕ В КОНЦЕ XVII — НАЧАЛЕ XVIII В.?[241]

Вопрос о возрасте, в котором поступали на государственную гражданскую службу, представляется на первый взгляд узким, вряд ли заслуживающим исследовательского внимания. Однако узость этого вопроса обманчива.

Во-первых, без сведений о возрасте начала службы невозможно составить целостного представления о корпусе государственных служащих в соответствующий исторический период и подготовить надлежаще подробный коллективный портрет той или иной группы этих служащих.

Во-вторых, в России до начала XIX в., когда к государственным служащим, независимо от занимаемой должности, не предъявлялось никаких квалификационных требований, возраст поступления на гражданскую службу следует признать весомым (хотя и косвенным) показателем квалификации чиновников. Ведь при крайне слабом в те времена развитии отечественной системы школьного образования профессиональную подготовку гражданские служащие получали главным образом непосредственно на рабочем месте, путем практического обучения. В подобных условиях очевидно, что чем раньше человек вступал в службу, тем он оказывался более обучаем, восприимчив к усвоению профессиональных навыков, что было существенной предпосылкой формирования у него в дальнейшем высокого квалификационного уровня.

Между тем вопрос о времени начала трудовой деятельности государственными гражданскими служащими XVII–XVIII вв. доныне не рассматривался в литературе — ни в обобщающих исследованиях по истории российской бюрократии того времени[242], ни в работах, в которых специально характеризовался персональный состав тех или иных правительственных учреждений[243]. Не приведено ни единого упоминания о чьем-либо возрасте начала службы и в новейшем фундаментальном справочнике Н. Ф. Демидовой о корпусе дьяков и подьячих XVII в.[244]

Такая ситуация вполне объяснима. Дело в том, что до введения в 1764 г. формулярных списков чиновников сведения об их возрасте крайне редко фиксировались в делопроизводственной документации. Еще реже в одном документе совмещались данные и о возрасте, и о времени поступления соответствующего лица на гражданскую службу.

Применительно к периоду до 1760‐х гг. к настоящему времени удалось выявить всего три подборки документов, в которых оказались систематически отражены сведения как о возрасте государственных служащих, так и о времени определения их к «статским делам». Исходя из массива данных, содержащихся в этих подборках, а также из стремления уяснить те традиции комплектования правительственных учреждений канцелярским персоналом, которые существовали в нашей стране до административных преобразований 1710‐х — начала 1720‐х гг., хронологическими рамками настоящей работы были определены 1689–1710 гг.

Первая из упомянутых подборок документов состоит из составленных в августе — сентябре 1722 г. списков канцелярских служащих ряда местных учреждений Северо-Запада — Ревельской губернской и гарнизонной канцелярий, Нарвской провинциальной канцелярии,