Амгунь — река светлая - Владимир Коренев

И вот в утро этого дня все началось очень обычно и ничто не предвещало каких-то крутых поворотов в жизни Дениски Еланцева. Он так думал.

Подстегнутый Лыкиным, Дениска наспех оделся и уже совсем было собрался оставить вагончик, как взгляд его упал на стол, где лежало полученное им накануне мамино письмо. Письмо Дениска знал почти наизусть, но почему-то не удержался и еще раз пробежал его глазами. Само письмо Дениске не нравилось, но, когда он читал его, чудился ему мамин голос. Может быть, и сейчас, перед началом рабочего дня, Дениске необходимо было услышать его, и он прочел:

«…Друг твой Андрей Рыбин ходит в институт. Студент, а держится будто уже два диплома имеет. Спрашивал про тебя, говорит, что свалял дурака и сейчас, мол, такое время, что человек без высшего образования — полчеловека и никому не нужен. Ну я ему, конечно, напомнила, что у тебя за десятый класс оценки намного лучше, чем у него. Не думай, что сказала со зла. Просто мне стало обидно за тебя, мой сыночек. Я знаю, ты у меня умница и упрямец и если что поставишь перед собой, то уж и не свернешь с дорожки, пока не будет по-твоему. И я бы не переживала за тебя и не беспокоилась, будь ты поздоровее и покрепче и не такой суматошный. Сорвешь себя работой сейчас — всю жизнь будешь маяться, а уж я не прощу себе, что послушно отпустила тебя…»

Дениска Еланцев — монтажник-верхолаз. Но то, чем он занят сейчас, далеко от того, к чему он готовил себя целых два месяца на курсах при мостоотряде.

Хоть и говорится, что группа базируется на станции Вели, Дениска до сих пор так и не удосужился побывать там — их сразу зашали в тупик в полутора километрах от станции. Из окна вагона при перегоне состава Дениска разглядел только просвечивающие сквозь березовые стволы серые шиферные крыши поселка да слышал краем уха, что там живут лесозаготовители, что поселок небольшой, но здесь будет город и у него уже есть имя — Березовый, а станция Вели из конечной превратится в большую узловую станцию и что это время не так уж и далеко.

По этому поводу начальник десанта Клюев высказался так, что Дениске сразу стало ясно то, что именно от них, мостовиков, зависит, как скоро превратится поселок лесозаготовителей в город. Эта мысль вызвала в Дениске прилив новых сил, а сознание личной ответственности сделало его непоседливым и покладистым к несправедливостям судьбы.

Впрочем, Дениска, еще до того как твердо решил ехать с мостостроителями, знал о трудностях, которые их ожидают, но не думал, что будет тяжело так, как он никогда себе и не представлял. Он знал, что здесь все придется начинать с нуля, но как это — с нуля, было темный лес, кроме того, конечно, что нуль — это пустое место. А Дениска готовился к преодолению трудностей и часто, еще задолго до отъезда, закрыв глаза, размечтавшись, видел себя работающим на высоченной высоте или бегущим по узкой консоли, раскачивающейся в воздухе: ветер свистит в ушах, рвет с плеч брезентовую куртку, срывает с головы монтажную каску, а он, Дениска Еланцев, бесстрашно, как циркач-канатоходец, делает свое дело, нужное, важное и чертовски опасное — на грани жизни и смерти.

На деле трудности оказались совсем другие, и ничего героического для их преодоления не требовалось. Это даже были не трудности, а какое-то недоразумение, нечто нудное, что-то вроде беспросветной осенней слякоти.

На пятиминутке Архипов дал им троим задание к обеду оборудовать столовую. Первым делом они сняли с платформы и принесли в вагончик толстые, в три пальца трехметровые доски, из которых предстояло сделать обеденный стол на двенадцать человек и лавки. Доски выбирал Федор Лыкин, и пришлось чуть ли не вверх колесами поставить платформу, пока нашли то, что нужно было Лыкину.

Свои верхонки, так называют монтажники брезентовые рукавицы, Дениска впопыхах забыл под кроватью, куда забросил их с вечера, в кровь иссаднил руки и сейчас старательно прятал их как от Лыкина, так и от всевидящего, острого на язык Лешки Шмыкова. Сбитины саднили, особенно мизинец на правой руке — Дениска не успел убрать палец из-под доски, на которую вздумалось вдруг наступить Федору Лыкину. Мизинец распух и посинел. В самом кончике мизинца огненно билась боль, но Дениска решил никому рук своих не показывать — попреков не оберешься. Про себя же подумал, что ногтю — каюк.

Доски легли от стенки до стенки вагончика, Федор походил по ним складнем, отмерил, отчеркнул карандашом по отметинам и попросил Лешку подать двуручную пилу, а Дениску — держать верхнюю доску. Доска кедровая, широкая, сырая и потому тяжелая. От мизинца дрожала вся Денискина рука, когда он приподнимал доску, чтобы не зажало в резе пилу. Дениска взопрел от боли и от усердия и, стиснув зубы, молчал, с нетерпением ожидая, когда наконец объявит Федор перекур.

Федор Лыкин — кожа да кости, а выдержки и силы — бывает же так! — у одного на троих. Однажды Дениска опросил у Лешки Шмыкова:

— А что, Федор Степанович болеет?

— Сам ты болеешь. У него здоровья — самый здоровый позавидует, — с гордостью сказал Лешка Шмыков. — Ручищи видал какие?

Но Дениска не во всем еще разобрался:

— А что же он такой худой?

— Он заводной, понимаешь? — растолковывал терпеливо Лешка. — У него сгорает весь жир, так и не отложившись. У тебя вон небось соцнакоплений — лопнешь скоро. А у него кожа да кости.

Лешке, конечно, лишь бы посмеяться над кем-нибудь, но была в его словах и правда. Дениска сам уже не один раз дивился силе и выносливости Федора Лыкина, не умеющего и минуты прожить без дела. В дороге, пока гоняли их по запасным путям да в тупики ставили на отстой, Федор изнывал от безделья, мучился и другим покоя не давал. Как-то поднял Дениску и Лешку Шмыкова среди ночи и повел их по составу проверять растяжки и крепления техники на платформах и не отпустил до тех пор, пока не убедился, что все до одной растяжки надежны.

Клюев, начальник десанта, несколько раз брался его журить, но Лыкин остался Лыкиным, и из всего этого Дениска сделал вывод, что уж если что взбредет в голову знаменитого монтажника, то войдет крепенько. И что греха таить, Дениске Федор Лыкин нравился, и очень хотелось хоть немного на него походить.

Федор Лыкин никакой не начальник, а такой же монтажник, как и Дениска или Лешка Шмыков, но Архипов назначил его бригадиром. Если бы Дениска был на месте Архипова, он, конечно же, поступил точно так же. Все-таки у Федора пятый разряд монтажника, а когда он работал на строительстве моста через Амур, о нем много раз писали в газетах и показывали по телевидению. И вообще, Федор — мастер на все руки, в этом Дениска успел убедиться. Когда дорогой у одного из вагончиков загорелась букса и все на какое-то время растерялись, Федор взобрался на крышу вагона, на ходу поезда поверху пробежал к месту аварии и разъединил сцепку. В других условиях за такое награждают. И Федора надо было бы как-то отметить, потому что он предотвратил серьезную аварию. Если бы загорелся от буксы вагон и огонь дошел бы до баллонов с кислородом — весь состав могло разнести в щепки. Но в десанте об этом случае почему-то сразу забыли. А когда Дениска оказал Федору, что ему полагается медаль за героизм, проявленный на пожаре, то Федор лениво отмахнулся на такие Денискины слова и сказал, что «только этого ему и не хватает». И сморщился, будто хлебнул перекисшего капустного рассола. Да и на что ему медаль, когда он всегда может заработать орден — трудом.

«Конечно, — размышлял Дениска под чириканье пилы, — что ему медаль, когда орден есть, а тут…» Дениска вздохнул и принялся мечтать о том, возможно, недалеком времени, когда и он заработает орден или медаль, отличившись на стройке.

Дениска так размечтался, что не заметил, как Лыкин отпилил доску и язвительно уставился на него.

— Балдеет, — услышал он голос Лешки Шмыкова, — аж глаза закатил.

— Ну вот, — играя желваками, проговорил Лыкин и сурово заглянул в Денискины глаза. — Работать так работать. А балдеть иди в другое место. Внял?

У Дениски вспыхнули щеки, он пролепетал чуть слышно:

— Я работаю.

— Работничек, — скривился Шмыков.

— Пусть за гвоздями хиляет, а мы тут без него оправимся, — сказал Лыкин. — Под ногами только путается.

— Его только за смертью и посылать. Я-то быстро бы обернулся, — предложил свои услуги Лешка.

Но Лыкин не послушал его совета.

— Дуй! — сказал он Дениске. — Одна нога там, другая — здесь.

Дениска бросился к двери, но Лыкин вспомнил вдруг:

— Стой! Гвозди-то знаешь какие взять?

— Здоровые такие — рельсы к шпалам прибивать, знаешь? — спросил Шмыков.

— Костыли?

— Во-во, штук сто…

— Не трещи ты, — досадливо оборвал его Лыкин. — На сто шестьдесят. Ирине скажи, она знает. Дуй!

И Дениска дунул, скатился с высокой лесенки и попал в руки мастера Черноиванова. Черноиванов ростом невелик, но плотен, и хватка у него железная.