Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов - Георгий Иванов

Ну Ваша статья о Цветаевой просто прекрасна. Не льщу. Лучше просто нельзя было написать. Я очень «уважал»  Вас за многое, не догадываясь, как Вы разбираетесь в поэзии и как можете о ней говорить. Так или иначе коснусь Вашей статьи в своей. Все верно, под всем подписываюсь. Пассаж о лунатиках – проснулась, петля – поразителен[266]. Мы оба прочли, каждый отдельно, восхитились, потом я прочел всю статью с расстановкой вслух. Ай да Гуль. И значит, я не спроста лезу к Вам с дружбой, не зная Вас почти, чувствую в Вас своего человека. На что Вы мне отвечаете: послал тебе чек, чего тебе еще от меня надо? Это шутка. Теперь сообразил, что в летнем виде <Вы> один, а в зимнем другой. Но отвечайте мне тогда хоть летом – тогда зимой не буду обижаться на молчание.

Так в ответ на это письмо жду как бы краткого подтверждения. Тогда напишу Вам разные разности и поставлю кое-какие вопросы с просьбой на них ответить.

Живется мне скорее тяжко.

Ну значит, «Камбала»  идет. Пусть идет, и уж тогда именно в этом «Дневнике» , и если Вам она нравится, то с удовольствием Вам ее посвящу – не от озорства, а в знак дружбы. Только как – Р. Б. Гулю или Роману Гулю?

В этом ли № будет рецензия Юрасова[267]? Поддайте ему малость жару, чтобы рецензия была лестной. Денежно это важно. Здесь был довольно триумфальный вечер, посвященный «Оставь надежду…»  и с «массой»  по нынешним временам публики. A Ваше – откровенное – мнение? Или все еще не читали?

Жму Вашу руку.

И. В. очень кланяется. Она Вам приватно выразится о Вашей – Цветаевской – статье.

Распыленный мильоном мельчайших частицВ ледяном, безвоздушном, бездушном эфире,Где ни солнца, ни звезд, ни деревьев, ни птиц,Я вернусь — отраженьем — в потерянном мире.

И опять, в романтическом Летнем Саду,В голубой белизне петербургского мая,По пустынным аллеям неслышно пройду,Драгоценные плечи твои обнимая.

( С «Камбалой» 16-е?) [268]

* «Metier» (фр.) - «ремесло».  

40. Роман Гуль - Георгию Иванову. 18 июля 1954. <Нью-Йорк>.

18 июля 1954

Дорогой Георгий Владимирович,

Ваше интересное письмо (и одно стихотворение — прелестное) получил в глуши Массачузетса. Большое спасибо. Стих ушел в набор вместе с «Камбалой».Поразмыслив, думаю, что не надо «Камб<алу>» мне посвящать я секретарь редакции, Вы писали обо мне отзыв, я писал о Вас — не стоит дразнить гусей. Повременим, так будет лучше.

Понимаю от души Вашу нелюбовь к «умственному труду». Я жене все твержу, что хотел бы «собак разводить» — чудесная промышленность и оч<ень> симпатичная, но ничего не поделаешь,надо «в общество втираться», хоть и тяжело. Статью Вашу жду к 10 авг. Напрягитесь уж. А то — опять опоздаем. Корректуру стихов пришлю из Н<ью> И<орка>, куда прибуду 26 июля.

О посылке, как получите, напишите совершенно просто и толком: то-то, мол, подошло, то-то, мол, нет — мало, велико, не годится, чтобы знать. Мы постараемся о второй посылке обязательно и обязательно хотим не забыть Ир. Вл. Кстати, сегодня в своем лесном «стюдьо» — взял «Оставь надежду» [269] и насмерть зачитался, оч. завлекательно построено и здорово написано. Прочту запоем. Рецензию устроим хорошую. Если Юрасов не напишет (он хотел), то сделаем иначе — м. б., «своей собственной рукой».[270] Простите, что не выслал еще Ледерплекс. Это потому, что все не были еще в нашем уездном городе — Атол.[271] А тут в глуши нет этих веществ. Но в первый же выезд — я куплю и вышлю.

О Набокове, даже и не конфиденциально. Я его не люблю. А Вашу рецензию (резковатую) не только помню, но и произносил ее (цитировал) жене, когда читал «Друг<ие> берега». Ну, конечно же, пошлятина — на мою ощупь, и не только пошлятина, но какая-то раздражающая пошлятина. У него — как всегда, бывают десять-пятнадцать прекраснейших страниц (читая кот<орые>, Вы думаете — как хорошо, если б вот все так шло — было бы прекрасно), но эти прекрасные страницы кончаются и начинаются снова — обезьяньи ужимки и прыжки [272] — желанье обязательно публично стать раком — и эпатировать кого-то — всем чем можно и чем нельзя. Не люблю. И знаете еще что. Конечно, марксисты-критики наворочали о литературе всяческую навозную кучу, но в приложении к Набокову — именно к нему — совершенно необходимо сказать: «буржуазное» искусство. Вот так, как Лаппо-Данилевская.[273] Все эти его «изыски» — именно буржуазные: мальчик из богатой гостиной. А я этого очень не люблю. И врет, конечно, — и бицепсы у него какие-то мощные (какие уж там, про таких пензенские мужики говорили — «соплей перешибешь» — простите столь не светское выражение). Вообще, я к этой прозе отношусь безо всякого восторга. И честно говорю: не мог читать его книги. Возьму, по­держу, прочту стр. десять — и с резолюцией — «мне это не нужно, ни для чего» — откладываю. Прочел только — с насилием над собой — две книги (обе в деревне, летом): «Дар» в прошлом году, «Приглашение на казнь» (в деревне во Франции). Не могу, не моя пища. Кстати, мелочь. Не люблю и его стиль. Заметьте, у него неимоверное количество в прозе — дамских эпитетов — обворожительный, волшебный, пронзительный, восхитительный, и дамских выражений — «меня всегда бесит» и пр. О нем можно было бы написать интересную «критическую» статью. Но это работа. А мы больше бы — «собак разводить». Спасибо за лестные слова (Ваши и И. В.) о статье о Цветаевой. Мне думается, что статья ничего себе. Еленева ей была растрогана, потому что — «в ней настоящая Марина» — а она ее оч<ень> любила. М. б., она и права. Ах, Марина — непутевая была покойница и бешеная... но тем и хороша. Хочу написать теперь об Эренбурге [274](за всю работу в НЖ — уже больше двух лет — о Цвет<аевой> написал первую статью; видите, неопровержимое подтверждение, что — «собак разводить»). Да и то меня друзья ругают, говорят, что стыд и позор — ничего не пишу. Дела, дела — загрызли... И все хочется дышать, а не писать» идти куда-нибудь (все равно куда), а не сидеть за письменным столом, молчать и не думать (а иногда и думать) - а не читать, вообще — быть, а не существовать. А быть трудно в наши дни и в нашем положении.

Ну, конец, крепко жму Вашу руку.

Цалую ручки Ир. Вл.

Ваш Роман Гуль

41. Роман Гуль - Ирине Одоевцевой. 31 июля 1954. <Нью-Йорк>.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});