Всё-всё-всё о Ёжике - Сергей Козлов

«Не может такого быть, — подумал Медвежонок, — чтобы не как в песне».

И запел:

Вот на прогулку я иду!За лапу Зайца я веду!И Поросёнок прибежит,А Ёжик уж за мной спешит!

— Тьфу! Опять этот Уж! — Медвежонок остановился. — Послушай, — обернулся он к Зайцу. — Ты ужей знаешь?

— А как же!

— А чего они теперь делают?

— Ужи? Эти — спят. А которые заречные — не знаю.

— Понимаешь, — сказал Медвежонок, — один Уж тычется в песню. Я его гоню, а он — лезет.

— Они такие, — сказал Заяц. — Где хошь пролезут.

Ёжик по кустам, по кустам незаметно бежал за Зайцем и Медвежонком и ждал, когда прибежит Поросёнок.

Ему нравилось, что вот не просто пошли гулять, а что сперва Заяц, потом Поросёнок, а уж потом он.

«Эх, скорей бы только прибежал Поросёнок! — думал Ёжик. — Выбежал бы сейчас, и тогда сразу бы выкатился я, и мы бы помчались вдоль реки и завопили на всю весну медвежью песню!..»

— Нет-нет, ты не жди, — говорил Заяц Медвежонку, когда они шли к реке. — Поросёнок не прибежит. Как прибежать, если он на базаре? И тут на реке показалась точка.

— Видишь? — крикнул Медвежонок. И запел-заплясал:

Ура! Ура!Гулять идём!За лапу Зайчика ведём!И Поросёнок прибежит,И Ёжик песню подхватит!

— Подхва́тит! — поправил Заяц.

— Я бегу! — крикнул Поросёнок из лодки.

Он грёб изо всех сил, выскочил на берег и побежал к Медвежонку. И Ёжик полетел птицей, и от радости у него перехватило в груди.

Ура! Ура!Весна пришла.И снова вместе,Все втроём,Мы песнюСолнышкуПоём! —

запели все.

— Видите? — сказал Медвежонок. — Всё, как в песне! Потому что иначе и не может быть!

А Уж во все глаза глядел на друзей с того берега и очень жалел, что не может переплыть реку.

Как Ёжик с Медвежонком спасли Волка

К старости у Волка стали отрастать уши. Каждый вечер он брал ножницы, садился на берегу пруда и потихонечку постригал их.

— А то неудобно, — бормотал Волк, — вырастут, как у Осла.

Была осень, стояли солнечные деньки, летели листья. Всё кругом, казалось, было из золота — столько насыпало этих свежих, шуршащих «кленовых лапок» — так Волк про себя называл листья клёна.

Волк вышел к синему-синему пруду в золотых берегах, достал ножницы и посмотрел в воду.

Из воды на Волка глянул хмурый седой Волк с пучками меха в ушах и странно торчащими, как у лошади, ушами.

«Вот если сегодня не постригу, — подумал Волк, — завтра будут, как у Осла».

Он сел на камень, свесил задние лапы и склонил голову набок.

Очень печальная это была картина — серый Волк на замшелом камне в синем пруду.

— Что ж, — вздохнул Волк, — начнём, пожалуй! — И отхватил кусочек от левого уха. Зажмурился, посидел немного с закрытыми глазами, снова глянул в воду и отстриг кусочек правого.

— Отдохну, — вслух подумал Волк и поглядел на небо. По синему осеннему небу на белом облаке ехал Медвежонок и пел уже известную песню про облака.

— А-аблака-а… — вопил Медвежонок, — белогривые лошадки!..

«Хорошо ему, — подумал Волк, — уши у него не растут, стыдиться нечего, сейчас приедет на облаке к другу своему, Ежу, сядут, чай из самовара пить будут. Эх!..»

— А-аблака-а, что вы мчитесь без оглядки? — не смолкал Медведь в небе.

— Не глядите вы, пожалуйста, свысока,

А по небу прокатите нас, облака, — аккуратно так, почти про себя, спел Волк, но не успел вымолвить последнего слова, как камень, на котором он сидел, вдруг выдернулся из земли — и поплыл ввысь.

— О-о-о-о-о! — завыл Волк. Но тут в замшелом боку у камня открылся иллюминатор — и выглянул первый марсианин.

— Сиди тихо, — сказал он. — Всё о’кей! — И иллюминатор захлопнулся, и даже следа от него не осталось, а со стороны это выглядело так: старый Волк на тяжёлом замшелом камне молча ехал по небу.

— Ты куда? — спросил у него Медвежонок. Волк молчал.

— Ты на чём едешь? — крикнул Медвежонок. Волк молча показал лапой на камень и посмотрел на Медвежонка печальными глазами.

— Волченька, — сказал Медвежонок, — мы же друзья. Садись ко мне! Это же нехорошо — ехать по небу на камне.

Но тут в замшелом боку открылся другой иллюминатор, и второй марсианин сказал Медвежонку:

— Отвали!

— Что? — не понял Медвежонок.

— Сгинь! — сказал марсианин.

И Медвежонок — испарился.

А Волк летел в бесконечное синее пространство, строго сидя на камне с каменной мордой и выпученными глазами.

У Ёжика как раз вскипел самовар, когда прямо на поляну перед его домом с неба шмякнулся Медвежонок.

Некоторое время он полежал плашмя, потом повернул голову и сказал:

— Вот слушай: Волк улетел на камне!

— Мишенька! — закричал Ёжик. — Ты живой?

— Живой, живой, — сказал Медвежонок. — Волк улетел на камне, слышишь?

Ёжик подбежал к Медвежонку, ощупал его, потрогал голову.

— А в боках — дверцы! — захлёбываясь, говорил Медвежонок. — А в них — человечки такие, как картошка в мае, — в отросточках!

— Где дверцы? — спросил Ёжик.

— В камне. Волк летел — печальный такой… — Медвежонок всхлипнул. Ёжик погладил его по голове.

— И молчал… — задумчиво сказал Медвежонок. — А этот дверь открыл и говорит…

— Ты подумай, что ты говоришь? — сказал Ёжик. — Какую дверь?

— Да вот такую!!! — завопил Медвежонок и так стукнул лапой по траве, что… земля треснула, и половина всей Земли стала медленно отъезжать, и между Ёжиком и Медвежонком образовалась… пропасть.

— А-а-а!.. — закричал Ёжик.

Медвежонок прыгнул к Ёжику, они обхватили друг друга и так несколько мгновений стояли, трясясь. А вторая половина Земли, убегая всё дальше и дальше трещиной, отъезжала с тяжким кряхтением, как, лопнув, разваливается перезрелый арбуз.

Ёжик метнулся к дому, выскочил с верёвкой, накинул петлю на сучок отъезжающего дуба, обежал свой дуб у крыльца и стал изо всех сил тянуть, соединять Землю.

Медвежонок бросился помогать, и они вдвоём еле-еле стянули две половинки Земли и завязали верёвку крепким узлом. Все деревья по сторонам убегавшей трещины были связаны верёвками, когда Ёжик с Медвежонком возвращались к дому и Ёжик говорил:

— Теперь я верю. Если Земля разваливается, он вполне мог улететь на камне.

— Надо спасать Волка, — сказал Медвежонок. И они подошли к дубу возле Ёжикиного крыльца.

Волк летел на камне в вечереющем небе, марсиане открыли иллюминаторы, и камень светился, как звезда.

«Куда я лечу? — тоскливо подумал Волк. — Сперва стали отрастать уши, потом…»

— Эй! Как себя чувствуем? — крикнул первый марсианин. — О’кей?

— Кей, кей, — сказал Волк. — Куда вы меня везёте?

— Не твоя забота, — вылез второй марсианин. — Приедешь — поглядишь.

— Да зачем я вам нужен, старый такой? — спросил Волк.

— Старость не радость, хе-хе-хе! — захихикали марсиане.

Но тут в небесах появился тяжело гудящий дуб. Это был старый Ёжикин дуб у крыльца с мощной кроной, только корни его языками пламени били по синеве.

В дубе, в хорошем крепком дупле, сидел Ёжик с Медвежонком.

— Эй, вы! — закричал Ёжик. — Эй, вы, картофелины, отдавайте зверя!

— Сгинь! — высунувшись, крикнул марсианин, но дуб защитил друзей крепкими ветвями, и злое слово пролетело мимо.

— Волченька, лезь к нам! — крикнул Медвежонок.

Седой Волк на старом камне, как памятник, улетал в небеса.

— Волченька, прыгай! — крикнул Ёжик.

Тогда Волк покосился на нечистую силу, беззвучно пошамкал губами — и сиганул в самые ветви.

— Домой! — крикнул Ёжик, подхватил Волка, и дуб повернул к Земле.

Камень с погашенными огнями понёсся следом.

Уж как он свистел, как хохотали марсиане — передать трудно.

Волк, не шевелясь, с выпученными глазами сидел в дупле, Ёжик гладил его по голове лапой, а Медвежонок швырял в тёмный камень желудями и приговаривал:

— Вот вам, картошки! Вот вам за Волченьку! Запомните нас!

Один жёлудь попал марсианину в ухо, марсианин ойкнул, пропал в своём иллюминаторе, и подбитый камень со свистом пронёсся мимо и упал в пруд на прежнее место.

А Ёжик, Волк и Медвежонок сделали на своём дубе круг над прудом и полетели восвояси.

Дуб пламенными корнями вниз садился на своё место. Он весь дрожал, трясся и гудел, как сто колоколов, пока окончательно не влез в землю.

Друзья спустились по лесенке.

— Спасибо, дуб! — поклонился до земли Ёжик.

— Спасибо за Волченьку, — сказал Медвежонок.

— Не за что, — прохрипел дуб. И уставился в небо.

— Где же ты был, Волк? — спросил Ёжик, когда они тут же, под дубом, сели за стол и разлили по кружкам чай из самовара. — Тебя целых три дня не было!